Он стал подниматься, опираясь на руку и колено. Икота сотрясала его грудь, билась в подвздошной впадине. Странная душевыматывающая икота. И он вдруг понял, что это подступают рыдания. Словно в тумане, он встал, думая о том, как хорошо еще, что маска скрывает слезы, которые текли под ней по щекам. Он поспешил вытереть их, сдирая с себя душившую черную ткань маски, обнажая лицо, подставляя его позору уже в открытую. И сквозь низвергавшийся на него со всех кругов циркового амфитеатра рев смутно услышал, как арбитр-австриец объявил:
— Под черной маской боролся бывший пятикратный чемпион мира, непобедимый чемпион чемпионов, кампиониссимо, известный русский борец Артем Незабудный. Это — первое его поражение в жизни. По условиям сегодняшнего поединка он отдает господину Зепу Гегенхаммеру свой памятный уникальный приз «Могила гладиатора», в чем сейчас на ваших глазах и распишется в дарственном акте, скрепив своей подписью этот исторический момент.
Неистово колотили в мясистые ладони эсэсовцы, заполнившие добрую половину цирка, орали что-то, раззявив под маленькими усиками свои хайла. Но сверху, с галерки, из проходов амфитеатра, где сгрудились зрители, прорывавшиеся к арене, ринулся оглушительный свист, обрушились крики:
— Блеф! Лавочка! Сговор! Подкладка! На конюшню его!..
— Это все штуки!.. Сколько тебе заплатили, ты, непобедимый? Под кого лег? Подстилка!..
— Продажная шкура, почем тебя купили? За сколько теперь с требухой пойдешь, кампиониссимо?..
С трудом удалось полиции унять возмущенную публику. Незабудного на этот раз вывели через служебный ход. Теперь его надо было спасать от тех, кто вчера стеной вставал на его защиту. Нельзя было оставлять его с толпой возмущенных людей, которые считали, что русский борец лег под фашистского чемпиона по условиям определенного сговора. Публика была уверена, что и вчерашнее все было просто-напросто трюком.
— А может быть, не так что? — Гость исподлобья, поверх очков, глянул на Незабудного.
— Да вот в том-то и дело, что все так! — поспешил заверить его Артем Иванович. — Вы это понять должны…
— А мы и поняли, как надо, — отвечал гость.
— Ведь я и по сей день не знаю, как обратно добрался, просто не помню. Очнулся утром, а гляжу — уже вокруг меня больничные стены. Как меня туда отправили, до сих пор не ведаю. Нашлись-таки добрые люди. И ведь понимал я уже тогда, что все думают, будто это я нарочно лег, подкладку сделал под фашиста. А у меня, верьте слову, и правда не хватило сил. Сердце меня подкузьмило. Он меня чисто тушировал, чистый был «бур». Молодой, двадцать лет разницы. Да разве бы я испугался? Да я бы его, будь я в форме, с первого приема бросил!
Он опять разволновался и хотел встать, но сел тяжело на стул.
— Да сейчас-то уж к чему волноваться? — успокоил его гость. — Об этом мало кто, собственно, и знает. Вы же к тому времени, извините, с манежа уже ушли. Ну кое-что, правда, было в газетах, особенно в гитлеровских. Пытались они раздуть шум. Так ведь не тем люди тогда жили, Артем Иванович. Не на ковре шла борьба, а на доброй половине всего земного шара. Смертная борьба. До того ли было большинству людей, что в каком-то итальянском городишке прижали лопатками к ковру бывшего чемпиона мира. Да и кто читал, не все верили, что это был доподлинно сам знаменитый Незабудный. Ведь о вас столько всегда слухов ходило, столько врак всяких! И хоронили вас, и воскрешали, и снова обратно в землю зарывали. И под вашей маркой другие борцы работали. Такое тоже бывало. Верно? А вы придумали себе сами такую муку, навалили еще лишнего груза на свою жизнь и не решались вызволить себя из-под нее. Не очень-то умно! Так ведь, Артем Иванович?
Конечно, все так и было, как говорил гость. Именно так. Но тогда, в те горькие, темные годы, простодушный Артем — человек чести и рыцарского отношения к спорту — принял происшествие с ним как страшную, непоправимую катастрофу, безнадежно опозорившую его под старость. Он, конечно, не помянул о ней в своих мемуарах, которые, правда, за него целиком написал один ловкий французский журналист, хорошо на этом заработавший и купивший права на переиздание у очень нуждавшегося в то время Незабудного. И не раз убеждался Артем Иванович, что подробности того происшествия в Болонье мало кому стали известны. Откуда же так детально все вызнал человек, бывший сейчас его неожиданным гостем? Как он узнал все? И как он поверил?
— Дорогой вы мой человек! И как же вы все это раскопали, вызнали до точности? — спросил Незабудный и. помаргивая от охватившего его чувства благодарной преданности, впервые взглянул прямо в глаза собеседнику. — И можно мне, коли уж так у нас с вами разговор пошел, еще один вопросик вам задать?
— Хоть десять.
— Скажите по совести, уважаемый… Это вы, что же, просто так сразу поверили, что я тогда не по сговору, не по принуждению?..
Гость с немножко виноватым видом улыбнулся, почесал мизинцем висок, поправил очки, постучал ногтем по их дужке.
— Да откровенно говоря, Артем Иванович, дело наше такое, что верить мы должны, а проверять обязаны. — Он развел руками и с лукавинкой, вполглаза подмигнул хозяину. — Дело это было, честно вам сказать, не совсем нам понятное. Хотя, конечно, никто не сомневался, что на сговор с фашистами вы не пойдете. Мы же вашу биографию, я уже вам говорил, давно изучили. Биография сложная. Но грязи на ней нет. Однако, что таить, были вот в этой истории с Гегенхаммером кое-какие неясности. И, конечно, сами вы знаете, писали потом в газетах союзников, будто победа немца не внушает доверия. Дескать, русского великана принудили лечь под угрозой смерти. Пришлось-де пойти в этот раз Незабудному на сговор.
— Да ведь чистое же было туше!
— Да вот смотрите, бывает, оказывается, что настоящему честному спортсмену надо добиваться, чтобы все поверили в его истинное поражение.
— Ну, а вы-то как сами поверили?
Гость достал из своего чемоданчика пачку каких-то бумаг. Перебрав несколько, вынул конверт, вытащил из него листок. Он был очень серьезен. Чувствовалось, что он сам сейчас взволнован чем-то.
— У вас, Артем Иванович, — проговорил он медленно, — свидетель нашелся один. Чрезвычайного авторитета свидетель. Такой человек вам справку выдал, что сомневаться уже никто никогда не посмеет.
— То кто ж будет?
— Тулубей Григорий Богданович, Герой Советского Союза. Вот кто.
— Это как же так?! — Незабудный совсем растерялся. Голос у него стал сиплым.
— А вот как… Когда вы вернулись и сведения драгоценнейшие дали о Григории Тулубее, это все, разумеется, сразу попало в итальянские газеты. Наши товарищи из Комитета ветеранов войны списались с друзьями из АНПИ Национальной ассоциации партизан Италии. Много интересного и нового узнали о том, какие подвиги совершал ваш Богритули, то есть Григорий Тулубей. Необыкновенной он отваги человек был!.. Установили, что в отряде у него в последнее время находился один врач, итальянский патриот. Этого врача будто бы вы приводили к раненому Тулубею перевязывать… Когда вы на себе из-под носа патрулей Тулубея унесли.
