Милдред вышла под предлогом неотложных дел, Эндрю тоже вспомнил, что ему надо отдать какие-то распоряжения на скотном дворе.
– Ты хорошо провел время в землях сенеков, Джефри. – Адриана налила ему горячего чая, опасаясь, что он тоже может уйти.
– Да, мне там очень понравилось, и я справился с заданием отца.
– Я так рада.
Джефри хотел обнять ее, но сдержался.
– Ты загорел, – продолжала Адриана. – И тебе это очень идет.
– У меня не было выбора. Целыми днями я находился на солнце. – Он внимательно посмотрел на девушку.– А ты выглядишь, так же как и раньше. Нет, неверно. Ты изменилась.
– Похорошела или подурнела? – кокетливо спросила Адриана.
– Ты… стала другой. – Джефри не сообразил, что дело тут в отсутствии косметики и в другом стиле одежды.
– Не знаю, что это: комплимент или нет? – Джефри было не до игр.
– Выглядишь ты потрясающе.
– Твой отец говорил, что Ренно успешно справился с заданием, но сэр Филиппп, к сожалению, погиб. Как это случилось?
– Боюсь, я не имею права рассказывать, хотя Ренно поведал мне все подробности как раз перед моим отъездом.
– А как он сам?
– Непоколебим. Он только что стал военным вождем. – И Джефри объяснил значение этого звания.
– Ренно, – заметила Адриана, – на роду написана великая судьба.
Джефри почувствовал, что начинает ревновать.
– У него много талантов, – ответил он.
– Самое главное, он предан долгу. Долг для него превыше всего, и в этом ключ к его успехам, но из-за преданности долгу он может остаться одиноким. Только исключительная женщина способна стать его спутницей, и неважно, какого цвета ее кожа: белая или красная.
Ну, наконец-то Адриана потеряла интерес к Ренно.
– Если бы он жил в Массачусетсе, то в один прекрасный день стал бы главнокомандующим, – сказала Адриана.
– Я уверен, что он займет место отца и станет лидером сенеков, а может, и всех ирокезских племен. – Но Джефри вовсе не был склонен дальше обсуждать с Адрианой судьбу Ренно, и не знал, как сменить предмет разговора.
Адриана есть не хотела и потому налила себе еще чашку чая.
– Вчера вечером мама сообщила мне последние здешние новости, – начал Джефри и тут же спросил: – Как поживает Рене?
– Замечательно.– Адриана обеими руками держала чашку перед лицом, чтобы не показывать Джефри, что смущена.– Нетти присматривает за его детьми, но тебе ведь это известно, а вчера он мне рассказал, что успешно провел посевную.
Джефри совершенно не интересовался хозяйством Рене.
– Мы вместе с ним помогали обустроиться тут французским иммигрантам. Я принимала их в маленькой конторе, которую предоставил мне Леверет. Там я теперь провожу каждый день или часть дня. Скоро мне нужно уже идти туда.
– Позволь, я отвезу тебя в город, – предложил Джефри. – У меня свои дела в форте. И если ты скажешь, когда заканчиваешь, я встречу тебя и привезу домой.
– Очень мило с твоей стороны, – поблагодарила Адриана.
И тут Джефри не сдержался:
– Адриана, я не хочу быть просто милым в отношениях с тобой. Я хочу большего.
Она очень осторожно поставила чашку с чаем на блюдце, потом посмотрела на него и сказала:
– Я знаю.
Джефри затаил дыхание.
– Я не могу ходить вокруг да около. Каков твой ответ? – спросил он.
– Не знаю, – ответила Адриана. – Вчера, когда я услышала, что ты вернулся в город, я прямо-таки запаниковала, потому что я все еще не решила. То мне кажется, что да, я знаю, чего хочу, а на следующий день я уже начинаю сомневаться. Я знаю, что так нельзя, что нельзя мучить ни тебя, ни Рене. Я просто в отчаянии, что не могу ничего вам сказать. Наверное, я неисправимо романтична, но я все жду какого-то особого знака. Простишь ли ты меня, Джефри, и готов ли потерпеть еще немного?
– Мне не за что прощать тебя, и тебе прекрасно известно, что ждать я готов ровно столько, сколько понадобится. Я говорил тебе еще перед отъездом, что могу ждать бесконечно. Я знаю, что хочу, чтобы ты стала моей женой, Адриана, и никогда не передумаю.
Глава тринадцатая
Основу флотилии адмирала Маркема составляли теперь два огромных линейных корабля, «Герцог Йоркский» и «Герцог Норфолкский», каждый был оснащен семьюдесятью четырьмя орудиями. Кроме этого, в состав флотилии вошло три мощных фрегата, четыре военных шлюпа и два вместительных кеча[35] для перевозки снарядов. Таким образом, всего военных кораблей насчитывалось одиннадцать; к ним присоединилась еще дюжина гражданских судов, которые предоставили колонисты, – в основном бриги или барки[36]. Гражданским судам было предписано сопровождать транспортные конвои; а боевые корабли, таким образом, могли целиком и полностью посвятить себя военным задачам.
В Бостонской гавани скопилось столько кораблей, что торговым судам приходилось не так-то просто при заходе в порт и выходе из него. Конечно, любой французский шпион сразу бы заметил, что намечается серьезная военная кампания. Невозможно было скрывать такую флотилию, но цель кампании была известна только высшему командованию и держалась в строгой тайне.
Самое любопытное обстоятельство в надвигающейся войне заключалось в том, что в Европе Великобритания и Франция все еще поддерживали мирные отношения. Обе державы готовились к тому, что рассматривалось как ограниченные военные действия в Новом Свете, но ни та, ни другая еще не были готовы к открытой конфронтации в Европе. В Америке, где решается судьба колоний, будут погибать люди, но в Европе обе монархии вели себя крайне осторожно. Пройдет еще, по меньшей мере, лет десять, пока они соберутся помериться силами.
В Бостоне, наоборот, все ощущали неотвратимость войны, и напряжение возрастало с каждым днем. В Кембридже стояли лагерем тысяча четыреста «красных мундиров» регулярной армии под командованием лорда Данмора. В состав входили несколько батальонов пехоты и кавалерии, кроме того, отряд подрывников, которые помимо основной специальности умели еще и наводить мосты, и девять артиллерийских дивизионов. Солидное число среднекалиберных и несколько крупнокалиберных пушек все еще находилось на борту судов, которые доставили их из Старого Света.
Расчеты англичан были нарушены в начале мая, когда в Нью-Йорке разразилась эпидемия странного заболевания, чем-то похожего на малярию. Эпидемия быстро охватила все английские колонии. Жертвы страдали от высокой температуры, и хотя они не умирали, но были так ослаблены после перенесенной болезни, что для полного выздоровления требовалось несколько месяцев. От эпидемии сильно пострадали ополченцы колониальной милиции, в результате чего Массачусетс, Нью-Йорк и Коннектикут смогли выставить всего две с половиной тысячи человек.