— Но вот нефтяная кладовая оскудела. Нужны были новые решения…
— Освоение нефтяных и газовых месторождений Западной Сибири — проект глобальный и по затратам, и по эффекту в экономике. Нужна была поддержка на самом высоком уровне, в то время — Генерального секретаря ЦК КПСС. До поры до времени все шло на полумерах, а полумеры снижают и эффект.
Ясно было: надо что-то делать. Или в разы увеличивать капиталовложения в добычу нефти, на что экономика страны уже не была способна. Или браться за газ. Здесь тоже требовались большие капиталовложения, огромное количество труб, которых мы не производили, надо было покупать за рубежом. Много вопросов возникало, но и эффект ожидался огромный. Поэтому, естественно, надо было всей мощью и авторитетом государства браться, чтобы все дудели в одну дуду. А Брежнев на это не реагировал. Председатель Госплана Байбаков, министры Оруджев (газовая промышленность), Щербина (строительство предприятий нефтяной и газовой промышленности) постоянно собирались, обсуждали проблемы и настойчиво предлагали: принять решение ЦК и Совета Министров об ускоренном развитии газовой промышленности. И вот тогда Борис Евдокимович Щербина, преемник Кортунова, новый министр строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности, используя свои связи в ЦК, предложил подготовить лично для Брежнева записку о развитии добычи газа в Западной Сибири. Рабочий вариант этой записки Щербина поручил подготовить мне: в какие сроки мы могли бы выйти на добычу в год триллиона кубометров газа, что для этого надо и т. д. Три обстоятельства были решающими: ресурсная база, капиталовложения и возможности строителей.
Месяца полтора мы готовили расчеты и пришли к выводу: Советский Союз может выйти на триллион кубометров добычи газа примерно в 1992–1993 годах. Естественно, соображали, что Брежневу длинных записок нельзя давать. Надо сжато и емко обозначить горизонты, масштабы, в то же время польстить его самолюбию, что он, вроде, у истоков этого процесса находится. Сказать, когда можно начать добычу и что это стране даст.
Я составил первый вариант этой бумаги, она заняла две странички машинописного текста. Постарался дать мотивировку, определить масштабы капиталовложений, какой эффект получит народное хозяйство, сколько надо труб. Он все-таки металлург и это понимал. Словом, в документе была цельность, логическая стройность, определены ресурсы. Щербина посмотрел: в принципе годится. Сжал этот вариант в страницу и от руки написал записку. Почему от руки, понятно: доверительная записка, никто, мол, кроме адресата, в дело не посвящен.
А дело действительно государственного масштаба: экономика испытывает сложнейшие проблемы, а необходимые ресурсы для ее развития, в том числе и для социальной сферы, можно получить только за счет развития газовой промышленности — это наиболее эффективная отдача. В той записке мы привели пример: новые комплексы, включая промыслы и газопроводы от объектов в центр страны, окупались за полтора-два года.
Особо подчеркну: окупались внутри страны, без учета экспорта.
Словом, в те годы у страны не было более эффективной программы: Советский Союз обеспечивал себя топливными ресурсами, мог резко увеличить поставки газа в Европу, укрепить деловые связи.
Записку, которую подписал Щербина, близкий его товарищ из аппарата ЦК КПСС отвез Брежневу в Крым. Там ее отпечатали и без подписи передали Леониду Ильичу — как справку. И на этой справке на следующий день появилось поручение Брежнева: поддержать и т. д.
И действительно, вскоре вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров об ускоренном развитии газовой промышленности. Эти положения вошли в пятилетний план 1981–1986 годов, который принимался уже без Косыгина. Это была пятилетка ускоренного развития газовой промышленности. За пять лет прирост добычи газа составил 220 млрд. кубометров. Один из годов дал максимальный прирост — 54 млрд. кубометров!
— Юрий Петрович, выходит, вы со своей запиской обошли Косыгина?
— Я бы так не сказан. Алексей Николаевич был в курсе всех наших шагов. Его информировал Байбаков: «Алексей Николаевич, как вы смотрите, чтобы записку Брежневу передать?» Председателя правительства и в самом деле обходить нельзя. После этого Щербина действовал смело. А потом Оруджев все время просил его вывести на такой же контакт с Брежневым. Но Щербина свои каналы не открывал. А выполнение постановления ЦК и Совмина, конечно, возглавил Косыгин.
Тогда же для меня стал проясняться весь трагизм положения А. Н. Косыгина в брежневском руководстве… Алексей Николаевич, являющийся для меня и сегодня образцом государственного деятеля, был намного квалифицированней, опытней и умней всех остальных членов Политбюро. Он с начала 60-х годов остро ощущал надвигающийся экономический кризис и предпринимал все возможные меры для его предотвращения. К сожалению, даже глава правительства не все мог сделать.
— Иногда Косыгина осуждают за то, что он не ушел со своего поста.
— Но как можно было хлопнуть дверью, когда только его авторитет еще кое-как сдерживал маразм брежневского клана? Для Алексея Николаевича на первом месте всегда были государственные интересы.
— Юрий Петрович, вспомним о крупных проектах, которые вызывали конфликты. Скажем, северный и южный варианты магистрального газопровода от Медвежьего газового месторождения в центр страны.
— Это месторождение было открыто в 1967 году и по сей день служит России. Начальные запасы — полтора триллиона кубометров. При обсуждении маршрута будущего магистрального газопровода столкнулись два альтернативных варианта. Первый — идти вдоль «мертвой» железной дороги до Салехарда через Урал, по территории Коми, дальше на Торжок и в центр страны — в Белоруссию и на Москву; второй — пустить газопровод с южным отклонением. Выходить к «живой» железной дороге, вдоль нее в северные районы Свердловской области, через Урал, затем по территории Удмуртии и Татарстана в центр страны.
Это действительно был серьезный конфликт. Тем более что на северном варианте настаивал Кортунов, наш министр, человек, к которому я относился и отношусь с огромным уважением.
Он, увлекающийся человек, буквально каждой клеткой был настроен на северный вариант. Я к тому времени серьезные трассы газопроводов еще не строил, но как строитель представление о них имел. И представлял, что это очень уязвимая, с точки зрения эксплуатации, штука. Построить можно, а эксплуатировать потом будет сложно. Я пытался приводить доводы не столько по части строительства, потому что сразу меня обвинили бы: личные интересы отстаиваю; сколько с точки зрения эксплуатации: надежна ли она? Мне отвечали: если строители не будут гнать брак, все пройдет нормально. Я возражал, но в общем старался не лезть вперед, тем более что этой стройкой занимался другой заместитель министра. Я занимался наземным строительством, но инженерная совесть не позволяла молчать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
