– Я получил твое письмо, – сказал Маати. – Пришел, как только смог. Его здесь нет?
– Нет, – ответила Лиат. – Я думала, раз он жил у тебя после путешествия, может, и на этот раз…
– Так и было, – произнес Маати и сел. – Позавчера от тебя он ходил ночевать к морякам, а вчера был у меня.
– Но не ночевал?
Маати сжал губы и отвернулся. Он выглядел таким пристыженным, что Лиат стало наплевать на то, что подумает островитянка, которая следила за ними из своего закутка. Маати мягким движением высвободил ладонь. Рука Лиат повисла вдоль тела, как плеть.
– Он узнал? – тихо спросила она. – О том, что случилось?
– Я рассказал, – ответил Маати. – Я должен был рассказать. Думал, он вернется к тебе.
– Нет. Не вернулся.
– Думаешь… Вилсин нашел его?
– Амат сомневается, что Вилсин на него нападет. Ему это невыгодно. Скорее Итани не хочет нас видеть.
Маати рухнул на скамью и схватился за голову. Лиат села рядом и обняла его за плечи невредимой рукой. Итани ушел. Она его потеряла. Это было ясно, как день. Лиат положила голову на плечо Маати и закрыла глаза, отчаянно страшась того, что и он ее покинет.
– Дай ему время, – прошептала она. – Ему нужно время подумать. Все будет хорошо.
– Не будет, – ответил Маати. Не сердито, не горько, а самым обычным тоном. – Все будет плохо, и я ничего не могу с этим поделать.
Лиат закрыла глаза, чувствуя подъемы и спады его дыхания, точно волны, накатывающие на берег. Он повернулся и сжал ее в объятиях. Плечу стало больно, но Лиат скорее прокусила бы язык, чем пожаловалась. Она гладила Маати по голове и плакала.
– Не бросай меня! Я не перенесу, если потеряю вас обоих.
– Я скорее перестану дышать, – ответил Маати. – Клянусь, я скорее умру, чем тебя брошу. Но мне нужно разыскать Оту-кво.
Мучительные, но чудесные объятья раскрылись, и Маати встал. Его лицо было серьезно, почти мрачно. Он взял ее за руку.
– Если Ота-кво… если вы не помиритесь… Лиат, без тебя я буду не я. Моя жизнь не принадлежит мне одному – у меня долг перед Хайемом и даем-кво, – но ту часть, где я вправе решать, я хочу разделить с тобой.
Лиат сморгнула слезы.
– Ты останешься со мной? Не с ним?
Маати пораженно замер. В этот миг Лиат отчаянно захотелось отменить свои слова, заставить его забыть их, но время неумолимо текло вперед. Маати снова встретил ее взгляд.
– Я не могу потерять ни тебя, ни его, – сказал он. – К какому бы миру мы с ним ни придем, если такое вообще случится, это будет касаться только нас двоих. А то, что я чувствую к тебе… за это я жизнь отдам – так ты стала для меня важна. Если ты решишь выбрать его, я навсегда буду твоим другом.
Словно холодной водой полили на ожог. Лиат немного успокоилась.
– Так ступай же. Найди его и передай, как я сожалею о том, что случилось. А потом, даже если его не разыщешь, возвращайся ко мне. Обещай, что вернешься!
Лишь через несколько минут Маати оторвался от нее и вышел на улицу. После его ухода Лиат села на лавку и закрыла глаза, прислушиваясь к себе, пытаясь различить отдельные чувства в том, что ее переполняло. Вина и радость. Страх и вместе с тем облегчение. Она любит Маати – теперь это ясно. Так же, как раньше любила Итани, когда они только начинали встречаться. Лиат подняла глаза и увидела, что за ней наблюдают. В замешательстве она совсем об этом забыла.
Мадж смотрела на нее, прижав руку ко рту. В ее глазах стояли слезы. Лиат медленно поднялась и приняла вопросительную позу. Мадж прошла к ней через всю комнату, положила ей руки на плечи и поцеловала прямо в губы, чем немного смутила Лиат.
– Бедный зайчонок! Бедный глупый зайчонок. Моя очень жаль. Ты и этот мальчик… Я глядеть на вас и вспоминать о человек, который… об отце. Я называть тебя глупой и слабой потому, что забыть, какова юность. И я когда-то была такая же, а сейчас не в уме. То, что я сказала обидное, забираю назад.
Лиат кивнула. Она уловила извинение, хотя и не весь его смысл. Мадж ответила длинной фразой на ниппуанском. Слух Лиат выхватил только слова «опыт» и «боль». Мадж ласково погладила ее по щеке и ушла.
19
– Вас это беспокоит, бабушка? – спросила Митат по пути.
Она говорила тихо, чтобы их никто больше не слышал, даже наемники, которые шли по два впереди и сзади.
– Объяснись, а то я сейчас вспомню дюжину поводов для беспокойства, – сказала Амат.
– Выступление против Вилсина.
– Конечно. Но тут уж ничего не поделаешь.
– Просто… Дом Вилсинов был к вам добр столько лет… как вторая семья, правда? Порвать с ними сейчас…
Амат сощурилась. Митат вспыхнула и приняла позу извинения. Амат сделала вид, что не заметила.
– Речь, кажется, не обо мне?
– Не совсем, – ответила Митат.
С моря подул зябкий ветер, а солнце, клонящееся к закату, только удлинило тени и окрасило все оранжевым. Флаги над домом охраны затрепетали, зашуршали, как чей-то голос из-за стены. Стражники открыли дверь, кивнули караульным внутри и пригласили Амат с помощницей, подругой и первой настоящей союзницей во всем этом неприятном деле, войти.
– Если ты думаешь об уходе – ты и твой друг, – у меня две просьбы. Во-первых, дождемся слушания. Во-вторых, дай мне предложить свои условия. Если не договоримся, отпущу тебя с благословением.
– Моя кабала была довольно суровой, так что…
– Ой, не будь дурочкой! – перебила Амат. – Ты ведь заключала договор с Ови Ниитом? А между моими условиями и его – большая разница.
Митат улыбнулась – немного печально, как Амат показалось – и жестом подтвердила соглашение. В караульном помещении Амат заплатила за охрану, подписала и заверила документы, взяла копию для отчетности. На следующий лунный цикл она и ее подопечные получали все привилегии честных обитателей веселого квартала. Она отправилась обратно со своими пятью попутчиками, но все такая же одинокая.
У лотка старого лавочника ее пленил запах чесночных колбасок. Амат отчаянно пожелала остановиться, отослать прочь охрану и устроиться где-нибудь рядом с Митат, поболтать по душам, как подруги. Она бы выяснила, за какую цену та согласилась бы остаться, и заплатила бы, сколько бы это ни стоило. Но стражники не давали им ни сбавить шаг, ни поговорить наедине. Да и Митат не согласилась бы. Амат сама понимала, как это неразумно: Марчат Вилсин, наверное, сейчас бьется в отчаянии, а его, как оказалось, нельзя недооценивать. Опасно было даже выходить из заведения. И все же хоть сколько-нибудь простая жизнь соблазняла, манила сильнее любой продажной женщины.
Амат шаг за шагом двигалась вперед. Придет время и для покоя, говорила она себе. Потом, когда раскроется гальтский заговор и расследование переложат на кого-то другого. Когда смерть ребенка будет отомщена, ее город избавится от угрозы, а душа – от мук совести. Когда она снова станет собой, если от прошлой нее еще что-то осталось, или создаст себя заново.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
