Спикер долго и упорно выкручивал руки депутатам, с ними велись закулисные переговоры и, наконец, кого-то запугав, кого-то подкупив, Иса Гамбаров провел закон, отрицающий существование азербайджанского языка. Фронтисты, отрицая нигилистическое отрицание большевиками прошлого, сами блестяще повторили гегелевский постулат об отрицании отрицания.
Социал-демократы устроили пикет с плакатами перед зданием парламента, однако полиция (милиция также была переименована) быстренько арестовала пикетчиков. 20 эсдеков 11 часов провели в здании управления полиции Сабаильского района (район 26-ти Бакинских Комисаров был переименован в географический Сабаил). За это время эсдеками была проведена такая разъяснительная работа с личным составом, что полицейские были готовы взбунтоваться против этого необольшевистского закона. Власти сочли за благо отпустить эсдеков, приговорив нескольких из них к символическим штрафам. Практику покрывать свои антинациональные и незаконные действия приговорами продажных судов фронтисты переняли у советской власти. Эту практику более масштабно и обильно использовал позднее Гейдар Алиев против своих оппонентов и противников, прежде всего против активистов НФА.
При Муталлибове любое повышение цен на хлеб и другое продовольствие вызывало шквал критики со стороны лидеров и прессы НФА. Но, придя к власти и столкнувшись с такими понятиями, как спрос и предложение, бюджет, хозрасчет, баланс и прочее, они вынуждены были поднять цены и на хлеб, и на все остальное. И тут их точно такими же методами начала позорить и обвинять оппозиция, работающая на Гейдара Алиева, прежде всего партия Национальной независимости Этибара Мамедова, куда вошли, с подачи нахичеванского лидера, многие видные ученые и деятели культуры республики.
Наличие прозрачных границ с Россией при полной либерализации цен правительством Егора Гайдара и относительной стабильности цен в Азербайджане, удерживаемых правительством Рагима Гусейнова, привело к всевозрастающему вывозу товаров в Россию для спекулятивной перепродажи. Внутренний рынок Азербайджана катастрофически пустел, бюджет маленькой республики финансировал быстрое обогащение кучки спекулянтов. В правительстве обсуждались два варианта выхода из создавшегося положения: предложение министра финансов Салеха Мамедова полностью отпустить цены и, для смягчения удара по бюджету людей наемного труда, в два раза повысить оклады и зарплаты. Вахид Ахундов, ссылаясь на относительно стабильный баланс между расходной и доходной частями бюджета, предлагал не копировать гайдаровскую шоковую терапию, а ввести таможенные барьеры на границе с Россией и пошлинами уравновесить разницу между внутренними и внешними ценами. Вахида Ахундова в этом вопросе поддерживал один из немногих разбирающихся в экономике фронтистских лидеров Сабит Багиров. Салеха Мамедова поддерживал Панах Гусейнов. Так как ни одна из сторон не могла убедить другую, вернее, дуэт Панах Гусейнов — Салех Мамедов не хотел принимать доводы госсоветника по экономике, Панах Гусейнов поздно ночью повел всех в резиденцию президента для вынесения окончательного вердикта.
Разбуженный президент спустился к незваным гостям в спортивном костюме и спросил о цели визита? Стороны изложили свои доводы. Эльчибей, ничего не понимавший в экономике, никогда не управлявший даже семейным бюджетом, немного помолчал, будто думая, и изрек:
— Панах, делай, как ты хочешь.
Естественно, госсекретарь ждал от него именно такого ответа, и сделал так, как хотел. Правительство перестало контролировать ситуацию и экономика пошла вразнос.
Армянская армия, как я и предсказывал, после ноября 1992-го года перешла в контрнаступление, выбила азербайджанскую армию из Мардакертского района и начала подготовку к захвату Кельбаджарского района. По мере роста потерь на фронте к Арзу Абдуллаевой обращались все больше безутешных родителей, жен и сестер, которых грубо выгоняли из министерства обороны, даже не желая им объяснить участь их близких.
Рагим Газиев отвечал им как сталинский особист: «Сами они виноваты, пусть не сдаются в плен, пусть пускают пулю в голову! Пленных мы освободим, когда освободим Степанакерт!»
Кроме того, все чаще поступала информация о зверских пытках и издевательствах над военнопленными и заложниками, как со стороны армянских боевиков, так и наших регулярных частей и ополченцев.
Арзу решила устроить перед парламентом пикет родственников без вести пропавших и заложников. Полиция начала грубо разгонять несчастных. Арзу сумела попасть на прием Исы Гамбарова и объяснить ему важность ратификации Азербайджаном Женевских конвенций, касающихся гуманитарных аспектов войн и конфликтов. Иса согласился с ней и достаточно оперативно провел в ММ необходимые процедуры. Эльчибей принял Арзу и даже предложил ей возглавить создаваемую комиссию по делам заложников и военнопленных. Арзу отклонила предложение, сказав, что как общественный деятель она приносит больше пользы.
Комиссию, созданную на основании указа Эльчибея, возглавил министр национальной безопасности. Работа этой комиссии, как и любой вновь создаваемой государственной организации, была очень слабой. Однако события на фронте, судьбы людей не ждали. У Арзу наладилось сотрудничество с Кареном Оганджаняном, лидером группы «Хельсинки — 92» из Степанакерта. Карен открыто выступал против пыток и заложничество, имел смелость требовать освобождения заложников. Благодаря сотрудничеству Арзу и Карена десятки заложников были освобождены еще на этапе военных действий. Эта ее деятельность раздражала Министерство обороны. В одной из ее поездок в зону Карабахского фронта с целью вызволить из плена еще нескольких человек с ней поехали чета квакеров с Америки — Питер Джармен с супругой — и молодые эсдеки Ульви Тагиров и Мамед Сулейманов. В Физулинском районе их арестовала военная полиция и повезла обратно в Баку с намерением посадить их в гарнизонную гауптвахту. Офицеры при этом ссылались на приказы Лейлы Юнусовой и Рагима Газиева. С большими трудностями нам удалось отстоять своих друзей от ареста, однако, отношение к делу бывших наших соратников, дорвавшихся до власти, все больше убеждало нас в том, что они все меньше думают о нравственности.
Недееспособность армии и министра обороны стала очевидной большинству. Залихватские обещания Рагима Газиева уже никого не убеждали. В декабре 1992-го года он попытался расширить театр боевых действий, организовать удар по Армении со стороны Нахичевани. Гейдар Алиев этого не позволил, за что его обвинили в пособничестве армянским агрессорам. Я в своей газете поддержал позицию Гейдара Алиева, объясняя, что удар непосредственно по территории Армении может негативно сказаться на Азербайджане. Во-первых, армия, которая не способна вести успешные боевые действия на сравнительно узкой полосе карабахского фронта, при расширении театра военных действий окажется в худшем положении. Во-вторых, Азербайджан, даже ведя боевые действия на своей территории, не в состоянии защитить свое правое дело из-за ограниченности и неэффективности дипломатических и информационных ведомств. Перенос войны на территории Армении дал бы прекрасный шанс Армении получить весомые доказательства «агрессии Азербайджана против многострадальной Армении». Естественно, меня в очередной раз причислили к лагерю предателей.
В декабре я предложил лидерам НФА, для спасения ситуации, сформировать правительство народного единства. Предложение не было воспринято всерьез. Раз за разом я говорил и писал, что НФА находится на грани поражения, что страну от очередного переворота может спасти только формирование коалиционного правительства. Наконец, в январе на пресс-конференции президента один из журналистов задал ему вопрос о перспективе формирования коалиционного правительства. Президент, как всегда, ответил лицемерно:
— Разве нынешнее правительство не коалиционное? В его составе и фронтисты, и коммунисты, и представители партии Отчизны Фазаиля Агамалиева…
И он рукой указал на клеветника, лжеца и взяточника, своего близкого друга и клеврета Гейдара Алиева Фазаиля Агамалиева, назначенного им на должность министра труда и социального обеспечения.
В начале февраля прошел второй съезд НФА. Мне все было уже ясно, наша партия по предложению Араза Ализаде объявила о переходе в непримиримую оппозицию. Юркая и пронырливая журналистка из моей газеты, вернулась со съезда сама не своя. Она сообщила, что ей удалось пробиться за кулисы съезда, и там она стала свидетелем безобразной сцены, когда министр обороны крыл президента отборным матом. К тому времени среди населения циркулировали упорные слухи о частых запоях президента, о его ночном бегстве в Гяндже из-под опеки охраны и поисках некой Тамары, с которой он учился в молодые годы, о его неспособности управлять, о грызне и раздрае в рядах властной команды.
