– Я и сейчас так считаю, – запротестовал отец.
– Но, очевидно, я все же не такая особенная, как твоя кайенская принцесса. Ну ладно, а что ты теперь думаешь по поводу сегодняшнего происшествия, о котором я тебе рассказала?
– Я, конечно, разочарован, – ответил отец. – И чрезвычайно удивлен.
Мое сердце разрывалось, когда я слышала его голос, до такой степени наполненный разочарованием, но улыбка Жизель стала еще шире и веселей.
– Ну а я – нет, – подчеркнула Дафна. – Я предупреждала тебя, не так ли?
– Жизель, – прошептала я. – Я должна рассказать…
– Пошли, – быстро проговорила она и потянула меня вперед. Мы вошли в кабинет. Дафна и отец тут же повернулись к нам. Мне хотелось расплакаться при виде печального и разочарованного вида моего отца. Он глубоко вздохнул.
– Садитесь, девочки, – сказал он и кивнул в сторону одного из кожаных диванов. Жизель моментально заняла место, а я последовала за ней, но села подальше от сестры, практически на другом конце дивана. Отец некоторое время смотрел на нас, держа руки за спиной, а потом взглянул на Дафну, которая выпрямила шею и сложила руки под грудью, изображая ожидание. Отец повернулся ко мне.
– Дафна рассказала мне, что произошло здесь вчера вечером и что она нашла в твоей комнате. Я не возражаю против того, что вы пьете вино за обедом, но тайком брать крепкие напитки и распивать их с мальчиками…
Я сверкнула взглядом на Жизель, которая смотрела вниз, на свои руки, сложенные на коленях.
– Так не ведут себя молодые, хорошо воспитанные женщины, Жизель, – сказал отец, поворачиваясь к ней. – Ты не должна была допустить, чтобы это случилось.
Девушка сняла свои солнечные очки и начала плакать, выжимая из глаз настоящие слезы, будто прямо за веками у нее был наготове какой-то резервуар слез и его можно было при необходимости немедленно использовать.
– Я не хотела этого делать, особенно здесь, в нашем доме, но она настаивала, я хотела сделать, как ты велел: дать ей поскорее понять, что ее приняли и полюбили. А теперь у меня неприятности, – причитала Жизель.
Пораженная тем, что сказала сестра, я пыталась встретиться с ней глазами, но она отказывалась смотреть на меня, наверное, боялась не выдержать моего взгляда.
Дафна подняла брови и кивнула отцу, тот покачал головой.
– Я не сказал, что у тебя неприятности, я просто сказал, что разочарован в вас обеих, вот и все, – ответил он. – Руби, – обратился он ко мне, – я знаю, что алкогольные напитки были привычны в вашем доме.
Я замотала головой.
– Но здесь мы на это смотрим совсем по-другому. Существуют определенное время и место для того, чтобы выпить алкоголь, и молодые девушки никогда не должны делать это самостоятельно. За этим может последовать что угодно. Один из ваших молодых людей напьется, все сядут с ним в машину и… Я просто не хочу думать о том, что может произойти.
– Или на что можно уговорить молодых девушек после того, как они выпили, – добавила Дафна. – Не забывай и эту сторону, – посоветовала она отцу. Он поспешно кивнул головой.
– Ваша мать права, девочки. Это нехорошо. Теперь я готов простить вас обеих, оставить позади это неприятное происшествие, если вы дадите торжественное обещание, что ничего подобного больше не произойдет.
– Я обещаю, – быстро сказала Жизель. – Я, во всяком случае, и не хотела делать этого. Кто-то, может, и привык пить много алкоголя, а некоторые – нет, – добавила она, бросая взгляд на меня.
– Это очень верно, – подтвердила Дафна, сверкая на меня глазами. Я посмотрела в сторону, чтобы никто не заметил, как сильно во мне кипела злость. Жар, который накопился у меня в груди, ощущался так сильно, будто был готов прожечь отверстие в моем теле.
– Руби? – спросил отец.
Я сделала глоток, чтобы помешать слезам задушить меня, и выдавила из себя слова:
– Я обещаю.
– Хорошо. А теперь, – начал отец, но, прежде чем он смог продолжить, мы услышали перезвон колокольчика у входной двери. Отец взглянул на часы.
– Предполагаю, что это учитель Руби, – сказал он.
– При таких обстоятельствах, – начала Дафна, – не думаешь ли ты, что следует отложить это?
– Отложить? Но… – Отец посмотрел на меня, я быстро опустила глаза. – Мы не можем просто отослать его прочь. Он тратил время, ехал сюда…
– Тебе не следовало быть таким импульсивным, – заметила Дафна. – В следующий раз я хочу, чтобы ты обсудил это со мной, прежде чем дать девочкам какое-то задание или сделать что-нибудь для них. В конце концов, я их мать.
Отец сжал губы будто для того, чтобы удержать во рту какие-то слова, но лишь кивнул головой.
– Конечно. Больше этого не случится, – заверил он жену.
– Простите, месье, – сказал Эдгар, подходя к двери, – но прибыл профессор Эшбери. Вот его визитная карточка, – доложил он, передавая карточку отцу.
– Проводи его в дом, Эдгар.
– Хорошо, месье.
– Не думаю, что понадоблюсь для этого дела, – сказала Дафна. – Мне нужно ответить на несколько телефонных звонков. Как ты и предсказывал, все наши знакомые хотят услышать историю исчезновения и возвращения Руби. И этот рассказ меня уже утомил. Нам бы следовало напечатать его и раздавать друзьям, – добавила она, поворачиваясь на каблуках и выходя из кабинета.
– Пойду и приму пару таблеток аспирина, – сказала Жизель, быстро выпрямляясь. – Ты расскажешь мне о твоем учителе позже, Руби, – сказала она с улыбкой. Я не стала улыбаться в ответ. Когда она вышла из кабинета, Эдгар привел профессора Эшбери, а у меня не было времени, чтобы рассказать отцу правду о том, что случилось накануне вечером.
– Здравствуйте, профессор Эшбери, – сказал отец, протягивая руку вошедшему.
Герберт Эшбери выглядел на пятьдесят с небольшим лет, был ростом в пять футов и девять дюймов, одет в серую спортивную куртку, светло-голубую сорочку, темно-синий галстук и темно-синие джинсы. У него было худое лицо, все черты которого резко выделялись. Костлявый и немного длинный нос, рот с тонкими и гладкими, как у женщины, губами.
– Как поживаете, месье Дюма? – Голос профессора я сочла довольно мягким. Мужчина протянул длинную руку, пальцы которой полностью обхватили кисть отца. На мизинце профессора было красивое, ручной работы серебряное кольцо с бирюзой.
– Прекрасно, спасибо, и спасибо за то, что приехали и согласились заняться с моей дочерью. Разрешите представить вам мою дочь Руби, – гордо сказал папа, поворачиваясь ко мне.
Из-за узкого лица и резко скошенного к границе волос лба глаза профессора Эшбери казались больше, чем были на самом деле. Темно-карие, с серыми крапинками, они цеплялись за все, на что он смотрел, и держались так крепко, что профессор казался загипнотизированным. В данный момент его глаза сосредоточились на моем лице, так что я невольно почувствовала себя неловко.
