Как во сне Китти шла по темным улицам. Возле магазина, превращенного в казармы, было привязано много лошадей. Китти взяла двух и темными переулками пробралась обратно к складу. В словах Дэвида заключался определенный смысл: вдвоем, да еще с одноруким ветераном, она сможет путешествовать где угодно. Тогда как отряд беглых конфедератов станет слишком заметной мишенью.
Не доставило большого труда отыскать и парочку булыжников, которые она передала пленным. А потом прижалась спиной к зданию напротив и принялась ждать.
Внезапно раздались глухие удары, стоны, а затем… о Боже, только этого не хватало… дикие вопли ошалелых от счастья беглецов, которые, толкая друг друга, старались побыстрее вырваться за ворота! Вот они принялись драться за привязанных на улице лошадей, и из дверей домов и салунов высыпало множество янки – такой поднялся шум.
Загремели выстрелы. Конфедераты падали один за другим. Кое-кто успел раздобыть винтовки и стрелял в ответ. Китти зажала руками рот, в кровь кусая пальцы. Все завершилось крахом, еще не успев начаться. От ужаса она застыла на месте. Ее сейчас пристрелят, как и прочих несчастных. Ну что заставило их вот так ошалело нестись по городу, вопя во все горло?!
На ее плечо вдруг легла чья-то рука: сзади подошел Дэвид.
– Я с самого начала опасался чего-то подобного, – торопливо шепнул он. – Китти, где ты привязала лошадей? Ведь мы все еще можем попытаться бежать!
Однако она словно приросла к месту, завороженно глядя на конфедерата, корчившегося в грязи, зажав руками рану в животе. Янки ответили жестоко. Это была настоящая резня!
Дэвиду пришлось с силой тряхнуть ее за плечо, чтобы привести в чувство:
– Китти, нам надо убираться отсюда!
Они направились вдоль железной дороги. Там, у станции, нетерпеливо били копытами привязанные лошади. Здоровой рукой Дэвид подсадил Китти, а потом вскочил в седло сам.
– Китти, езжай как можно тише, – резко приказал он, – а когда я дам сигнал, погоняй лошадь, словно за тобой гонятся черти в аду. Я знаю, ты справишься. И не вздумай останавливаться, даже если меня ранят.
– Но куда мне ехать, Дэвид? Я ведь не знаю дороги!
– Разыщи Пембертона, генерал-лейтенанта Пембертона, и тогда ты легко найдешь Натана. Поезжай в сторону Ричмонда.
Они осторожно двинулись вперед. А там, на улице, все еще продолжалась резня. Почти все конфедераты погибли, и лишь немногим посчастливилось захватить лошадей и скрыться в ночной тьме.
Китти, а следом за ней Дэвид все так же осторожно двигались дальше, как вдруг навстречу им выскочили люди с горящими факелами в руках.
– Вперед! – взревел Дэвид, пришпорил лошадь, перескочил через железную дорогу и скрылся в ночи.
Однако Китти застыла, не в силах шевельнуть пальцем.
– Скачи, Китти! – слышался голос Дэвида вместе с Удалявшимся топотом копыт. – Скачи же!
Но на нее смотрело дуло винтовки, и держал винтовку Тревис Колтрейн.
– Ты все-таки пошла на это, Китти? – негромко спросил он.
Там, позади, грохотали выстрелы, кричали люди, ржали лошади, нещадно погоняемые седоками, ринувшимися в погоню за беглыми мятежниками.
Китти беспомощно шевельнула губами, не в силах вымолвить ни слова.
– И все, что ты делала, было частью плана, не так ли?
В неверном, мерцающем свете факела его лицо вдруг показалось безумным лицом маньяка. Вот оно, дуло винтовки, и в любой момент из него может вылететь пуля, которая оборвет ее несчастную жизнь.
– Я никогда не клялась в верности твоему делу, Тревис, – наконец пробормотала она, испугавшись, что вот-вот зарыдает. И что будет причиной ее слез – страх близкой смерти или ненависть и отвращение, горевшие в неподвижных глазах Тревиса?
– Да стреляй же в нее, Колтрейн! – выкрикнул солдат, державший факел, когда Китти наконец послала лошадь в галоп, туда, где скрылся Дэвид.
Из глаз брызнули слезы. Пусть, пусть в нее вонзается пуля! Обратный путь для нее отрезан.
– Черт бы тебя побрал, Колтрейн, стреляй! Из-за нее началась вся заваруха!
– Китти, стой! – В его охрипшем голосе слышалась чуть ли не мольба.
Обернувшись, Китти увидела, что стоявший рядом с Тревисом солдат пытается вырвать у него винтовку.
– Китти, вперед, скорее! – послышался из темноты голос Дэвида.
Китти вонзила пятки в бока лошади и поскакала вперед. Ее ждет Дэвид, он поможет добраться до Ричмонда и отыскать Натана.
Внезапно ее словно окатило ледяной водой, и она так резко рванула поводья, что едва удержалась в седле. В следующую секунду она развернула лошадь и помчалась назад, туда, где в этот миг Тревис сцепился с солдатом, не давая ему выстрелить в беглую пленницу.
И тут прогремел выстрел. Один из дерущихся рухнул, зажимая руками живот.
– О Боже, капитан… – услышала она чей-то отчаянный крик. – Я не хотел…
Китти снова развернула лошадь и полетела вперед, в непроглядную тьму; ее лицо было залито горючими, безудержными слезами, рыдания душили ее. На полном галопе она пролетела мимо все еще ждавшего Дэвида, и тому пришлось нагонять ее.
Китти не могла сказать, долго ли еще они мчались очертя голову в этой кромешной тьме. Наконец, когда лошадь под ней начала спотыкаться, всадница натянула поводья, но не удержалась в седле, прежде чем животное остановилось, упала на землю. И только теперь Китти дала волю горестным рыданиям, от которых сотрясалось все ее тело.
– Китти, Китти, ради Бога… – Дэвид был тут как тут. – Что там еще случилось? Почему ты остановилась? Почему ты так странно себя ведешь? И почему дрались те двое?
– Пожалуйста… – прошептала она, морщась от резкой боли в ободранных при падении руках. – Я… я не хочу об этом говорить… пока не хочу…
Дэвид ласково погладил Китти по голове, а потом привлек к себе здоровой рукой.
– Теперь все будет хорошо. Мы найдем приют, передохнем и отправимся в Ричмонд. А там наверняка найдем армию Пембертона, а затем и Натана. Он считает тебя давно погибшей, Китти, и будет несказанно рад и благодарен Господу, увидев тебя.
– А я считала его давно погибшим, – глотая слезы проговорила Китти. – И не надеялась, что когда-нибудь увижу кого-то из родных.
Беглецы углубились в лес, Дэвид отыскал подходящее место для отдыха, и оба рухнули на землю без сил. Прошло немало времени, прежде чем Китти спросила:
– Как по-твоему, сколько человек сумело сбежать?
– Примерно двадцать. Трудно сказать. Было слишком темно. А они вдруг запаниковали. Я все время боялся чего-то такого. Ведь все только и думали, что о побеге, и, когда ворота наконец-то распахнулись, началось полное безумие. Я даже не могу их винить. Ужасно, что все так кончилось! Спастись могли все.