class="p1">— Товарищ Бродов, вам пока придётся поработать одному.
И как это понимать? Между прочим, до перехода в НКВД Бродов успешно руководил подразделением и имел безупречные характеристики. Теперь он понижен в статусе? Или работа в одиночку тут считается знаком особого доверия?
— С чем это связано? — спросил он прямо.
— Николай Иванович, мы не знаем, что там за материалы и кому их можно доверить. Для начала ждём от вас подробного обзора.
«Не знаем»?! С одной стороны, понятно, к чему могла привести масштабная смена штатов, произошедшая трижды в три года. С другой стороны, трудно осмыслить всю глубину получившейся неразберихи.
— Понимаете, тут уникальный случай. — Собеседник доверительно подался вперёд. — Лаборатория состояла из людей творческих. Знаете ли, есть такое понятие: творческий беспорядок? И в головах, и в бумагах — всё одно…
Николай чуточку приободрился: творческие люди? Любопытно!
Замначальника Отдела лабораторий будто спохватился и добавил с полагающейся к случаю строгостью:
— Впрочем, намеренного вредительства тоже не исключаем. Особенно если учесть, что лаборатория подчинялась непосредственно Глебу Бокию.
— Сотрудники остались? Непричастные… к заговору?
Последнее слово Николай выдавил через силу: перебор заговоров за истекшие пару лет. То, что рыло у многих в пуху, — он вполне допускал. Но считал вредительство намеренное и спланированное каплей в море по сравнению с настоящими бедами: чиновностью, разгильдяйством, работой спустя рукава, не говоря о взяточничестве и растрате, допускаемых даже партийными руководителями, особенно кто подальше от Москвы да на селе. Назовёшь вора и растратчика шпионом и вредителем — вроде и не так стыдно, что тот затесался в ряды ВКП(б), что много лет вещал с различных трибун от её имени. Получается, что враг коварен и умело маскировался. А всё лежало на поверхности, и люди видели — не слепые!
В армии — вообще другой коленкор. В армии самые страшные грехи — самомнение и своеволие. Тут — тонкая грань: инициатива-то нужна. Но своеволие губительно. В сражении армия должна действовать как единый кулак. Ещё со времён Русско-японской и Первой мировой известны печальные, катастрофические последствия, к которым приводила разобщённость царских генералов. Те и указания главнокомандующего с лёгкостью игнорировали, и друг с другом не желали согласовывать действия. Пример тому — Брусиловский прорыв — героический, успешный, но не поддержанный соседями по фронту и оказавшийся в результате полностью бесполезным…
Теперь зазнаек из Красной армии пощёлкали. Но первый вопрос: сколько младенцев выплеснули с грязной водой? И второй: сколько можно талдычить «заговор, заговор»? В конце концов, выйдет как с тем мальчишкой, что орал для забавы: «Волки, волки!» Притупится бдительность, которую нынче искусственно распаляют. Изнурённые борьбой с призраками, люди коллективно прошляпят реальную угрозу…
— Остались… Но они временно отстранены от работы… Вот что, товарищ Бродов. — Собеседник взял себя в руки и закончил твёрдо: — Вам пока придётся разбираться самостоятельно. Всю документацию лаборатории мы изъяли. Вам сутки на ознакомление. Завтра в это же время доложите ваши впечатления, соображения по объёмам работ, срокам исполнения. Кроме того, обзор содержания требуется хотя бы поверхностный: что есть, чего недостаёт. Пробелы. Возможно, что-то изъято, уничтожено. Ну, хотя бы на первый взгляд.
— Есть!
Вот как! «Сутки». Не «день». Что ж, всякие случаются авралы. Или это местный норматив рабочего времени?
Папки с тесёмками, а также стопки бумаг, исписанных разными почерками, покрытых машинописным текстом, исчерченных таблицами и графиками, были аккуратно сложены в одном помещении с голыми стенами: лежали на столах, на полу. В помещении не было окон и горел электрический свет. Было бы неприглядно, но комната полнилась знакомым с юности приятным ароматом писчей бумаги, успокоительным и уютным.
Угораздило их «изъять документацию»! Ведь наверняка всё перемешали. Насколько проще было бы разбираться на месте, где в самой расстановке папок, даже самой небрежной, прослеживается логика тех, кто создавал и накапливал материалы. И ещё такой вот вопрос. Доложит Бродов прикидочно, не разобравшись, лишь по итогам поверхностного обследования, что в фонде имеются такие-то пробелы, материалы, мол, отсутствуют — и сотрудники ведомства получат команду выяснить у подследственных, куда делась «недостача». На людей падут лишние, быть может, беспочвенные подозрения. Надо с этими предварительными соображениями предельно аккуратно!
Николай открыл старательно оформленную, но, по сути, довольно сумбурно составленную опись изъятой документации, накопившейся за десять лет работы лаборатории, стал потихоньку отыскивать соответствующие папки и стопки, сверять. Для начала изучил штатное расписание и состав подразделения, характеристики сотрудников. Вчитываясь в бумаги, не раз растерянно покачал головой и с усмешкой припомнил слова заместителя начальника Отдела лабораторий: «уникальный случай, люди творческие». Вот оно что, оказывается!
Не литераторы, не артисты, не художники, не музыканты, которых успел перебрать в голове, прежде чем приступил к делу. В штате лаборатории, носившей длинное название, связанное с изучением «ряда психических феноменов», состояли в разные годы «медиумы», «астрологи», «гипнологи», «оккультисты», «гадатели», «ведунья» — она же «целительница», «теософ», и даже «специалист по меречению». Некоторых принимали на короткое время, затем увольняли, другие прижились надолго. Сфера деятельности этого пёстрого контингента называлась «нейроэнергетикой». Кроме того, к работе лаборатории привлекали в разные периоды учёных-антропологов — специалистов по восточным культам, по верованиям и обрядам первобытных народов, медиков, одного физика, двоих химиков, геолога.
Список научного оборудования, которое находилось на балансе лаборатории, впечатлял размерами и сложностью терминологии.
В то время как кадровый состав подразделения менялся, возглавлял его бессменно некий товарищ Барченко. Лаборатория была создана ещё в двадцатые. Её деятельность отнюдь не замыкалась в четырёх стенах: обнаружились весьма внушительные папки с материалами исследовательских экспедиций в районы Крайнего Севера.
Сама по себе тематика была Николаю отчасти знакома с молодых лет. Спасибо Алексею Извольскому, его увлечению «эзотеризмом» и герметическими знаниями! Спасибо Музею изящных искусств и Музею восточных культур с их обширными коллекциями по истории древних цивилизаций и культур!
Смутно вспоминались статьи, читанные в журналах «Русский паломник», «Природа и люди», о жестоких и загадочных обрядах первобытных племён, которые антропологи находят и в африканской саванне, и в австралийском буше, и в диких дебрях тихоокеанских островов, а также об «энергополях» и «мозговых излучениях». Кстати, те же самые термины были в ходу и в документах лаборатории, особенно в ранний период её деятельности. Впоследствии больше стал применяться термин «нейроэнергетика». Кстати, использовались и кое-какие приёмы исследования, что были описаны ещё в дореволюционных статьях: «мозговые излучения» определяли посредством фосфоресцирующего экрана, измеряли свечение сернистого кальция.
Тот факт, что сверхспособности человеческой психики изучаются на базе НКВД, не слишком шокировал Бродова. В РККА тоже проводились эксперименты по передаче мыслей на расстоянии и блокированию подобной передачи. Что поделать? Мракобесие не мракобесие, а весь мир ведёт
