С рычанием он вознес ее на облака, от чего ее тело охватила сильная дрожь и оно изогнулось, требуя большего - требуя его проникновения, требуя, чтобы его тело заполнило ее. Упав на колени, она начала сдергивать с него брюки, стаскивая их вниз, пока они не достигли его бедер, пока он не оказался на свободе, напряженно направленный в ее сторону. Ногти Рейвен царапали его ягодицы, ее язык ласкал твердые мускулы его груди.
Ее заманчивый смех - низкий, соблазнительный, - эхом отозвался в его сознании. А скольжение ее шелковистых волос по его бедрам было почти невыносимым. Настал его черед, и он сообщил ей об этом рычащей мольбой, властным требованием. Когда она подчинилась, то горячий атлас ее рта, влажный и эротичный, почти свел его с ума. Если до этого ситуацию контролировал он, то теперь власть перешла к Рейвен, и она была в полном восторге от этого - от того, что могла сделать это с ним.
Рычание пророкотало в его горле, становясь почти животным, невероятно пугающим. Его бедра двигались в безумном ритме. Неожиданно Михаил понял, что больше не может этого выносить, и, отдернув ее от себя, опустил на пол и раздвинул ее колени в стороны, готовясь овладеть ею. Прижав ее к полу, он овладел ею одним сильным мощным толчком, заполняя собой ее узкий бархатный канал так глубоко, как это только было возможно.
Рейвен вновь вскрикнула, когда он с силой вошел в нее; каждый его толчок был яростным и энергичным, каждый последующий был более диким и исступленным, чем предыдущий. Ее же язык ласкал его горло.
- Накорми меня, Михаил. Накорми сейчас, когда овладеваешь мною, а потом я дам тебе все, что ты захочешь. - Шепча это, она напоминала колдунью; сам ее голос словно добавлял восторга.
Она никогда до этого не просила его крови, его дающей жизнь жидкости, и сама мысль об этом, была также сексуальна, как и ощущение ее рта на своем теле. Его тело напряглось, становясь невыносимо твердым, но, тем не менее, ее просьба предоставила ему возможность двигаться медленнее, так что он смог ощутить ее предвкушение, когда ее язык поглаживал место, где бился его пульс. И когда он погрузился в ее огненно-горячие ножны, ее зубы в ответ глубоко проникли в него. Раскаленное добела тепло и голубые молнии пронеслись через его тело. От утонченного, граничащего с болью, наслаждения он откинул голову назад.
Горячий, сладостный запах его древней крови смешался с их мускусным запахом; сильное посасывание ее рта перекликалось с крепкой хваткой ее тела, окружившего его. Его движения сознательно соответствовали ее, он хотел, чтобы она приняла его кровь, его семя - саму сущность жизни - в свое тело. Тело Рейвен вздымалось навстречу его; настойчиво, в сладостной пытке, сжимая его в бархатных тисках, выдаивая с тем же самым темным огнем, что и ее шелковистый рот.
От поглаживания ее языка по их телам прокатывались отголоски пережитого удовольствия, когда они лежали соединенные вместе. Его тело прикрывало ее, его руки удерживали ее на месте, каждая его мышца была твердой, как камень, и он все еще отчаянно нуждался в ней, словно никогда и не дотрагивался до нее. Его голод был невыносимым, значительно превосходя страстное желание, значительно превосходя что-либо когда-либо испытанное им.
Пальцы Рейвен поглаживали его волосы, затем прошлись по его челюсти. Улыбнувшись ему с чистым соблазном, она намеренно приподняла бедра, прижимаясь ими к нему, а ее внутренние мышцы сжались, обхватывая его. Притянув к себе его голову, она впилась ртом в его, делясь сладостным вкусом его крови, поддразнивая, соблазняя, продлевая его жажду, подводя его к дикой несдержанности.
Он вернул контроль себе, с силой впиваясь в глубину ее рта. Затем его язык ласково скользну по линии ее горла, задержался на бившемся там пульсе. Его зубы царапали, мучая, пока его тело агрессивно овладевало ею, погружаясь глубоко и мощно.
Рейвен пробормотала его имя, притягивая его голову к своей груди, приподнимаясь в умоляющем приглашении. Его щека потерлась об ее кремовую возвышенность, он уткнулся в ложбинку между ее грудями, его темная от щетины челюсть царапала ее чувствительную кожу. Обхватив рукою ее грудь, он прикоснулся к ней своим ртом, горячим и влажным, сильно посасывающим. Она прижимала его к себе, в то время как ее тело взорвалось от удовольствия, подчиняясь ритму и темпу, который установил он.
Михаил поднял голову, его глаза были сонными, сексуальными, гипнотическими, затягивающими ее в самые глубины его сознания, его души. Он потерся носом об ее грудь, погладил языком, приласкал. Жадным ртом он проложил дорожку из горячих влажных поцелуев по ее чувствительной коже. Его бедра подались вперед. Его глаза еще раз встретились с ее, в явном требовании.
- Да, пожалуйста, да, - требовательно прошептала она, притягивая его голову обратно к теплу своего тела. - Я хочу этого, Михаил.
Его зубы царапнули и пронзили кожу над ее грудью, огненно-белая боль охватила ее, но, не смотря на это, ее тело содрогнулось, разлетелось на части от иссушающего экстаза. Клыки проникли глубоко - таким ненасытным был в нем голод. Он погрузился в нее, желая большего, нуждаясь в совершенном трении огня и бархата, обволакивающих его. Он выпивал ее, втягивая саму жизнь в свое тело, его сознание слилось с ее, его тело заявляло на нее свои права в чистом господстве.
Опасность. Сладостная опасность. Огненно-страстный секс переплелся с чистейшей любовью и полным слиянием их душ. Он хотел, чтобы это длилось вечность - этот момент, когда они делят одно тело, одну кожу, одно сознание. Быстрый и сильный, медленный и глубокий, - каждый удар был изысканным мучением. Ее кровь наполняла каждую клеточку, как раздувая его силу, так и иссушая ее, как ее тело иссушало его. Он чувствовал себя невыносимо напряженным, набухшим, вытянутым, безжалостно входя как можно дальше, доставляя обоих их ввысь, перенося за облака, где они взорвались в вихре огненных фрагментов и, растворившись, упали на землю.
Рейвен лежала под ним, вслушиваясь в их смешанное сердцебиение; ее пальцы скользили в его темных волосах цвета эспрессо. Ее тело принадлежало ему - вся она принадлежала ему. Его язык ласково прошелся по ее коже, слизнув капельку крови, стекающую по возвышенности ее груди. Обрушив дождь поцелуев на ее груди, Михаил прошелся губами вверх по ее горлу и нашел ее рот в нежном и мягком поцелуе. Его рука скользнула по ее горлу, погладив его подушечками пальцев, упиваясь мягкой структурой ее бархатистой кожи.
Он был поражен тем, что она выбрала именно этот момент, чтобы полностью принять свою жизнь как Карпатки. Он не сомневался, что она любит его и связана с ним, но он также знал и то, что она отвергает саму мысль о том, что будет вынуждена делать, чтобы жить. Его восхищало то, что после ужасающего травмирующего опыта она нашла в себе силы принять новую жизнь без всяких оговорок. За все то время, что они провели вместе, Михаил понял, что она всегда будет удивлять его.
