— Иди спать, Стойкий Оловянный Солдатик.
Не смог больше. Мои слова — чужие слова чужого мира… Прибежища изнеженных, привыкших продаваться организмов. Где тело и душа на манер разменной монеты и понятия вместо чести и совести…
Не ожидавшая ласки Гретта судорожно сжала мои ноги и вдруг, вопреки всем правилам подняла лицо. В меня упёрлись широко распахнутые от удивления, мокрые глаза. Я впервые так ее назвал вслух, более того, слова вырвались на русском. Впрочем, такое и не переводится. На Аренге прямой перевод терял внутренний истинный смысл.
— Тебе надо выспаться. Завтра опять длинный день и очень много дел. А потом я тебе расскажу кто такой Стойкий Оловянный Солдатик. Ты уж поверь, это не просто длинное нелепое и смешное имя… А сейчас беги, Рьянга тебя проводит, а я еще посижу. Устал, тесно мне что-то в комнате.
Замолчал, сам не понимая зачем и кому говорил эти пустые и порядком подзатёртые словеса. Гретта было вскинулась, но вновь обессиленно вжалась мокрым от слёз лицом в мои многострадальные берцы. Строжайший запрет целовать и лизать обувь женщина помнила, но… она потерялась, не могла больше сдерживать накопившееся смятение и непроизвольно искала спасения в привычных поступках. Совершенно непроизвольно я вновь зарылся пальцами в мягкие, едва начавшие отрастать волосы. Гретта замерла настороженной птицей, но не ощутив агрессии расслабилась и замерла. Ещё через пару минут она отпустила мои ноги и почти неслышно встала. Вскоре нечаянный рабовладелец остался один.
На хутор вернулся уже в сумерках. Вечернее омовение и дойку коров заканчивали Рина и Шадди, а мама Лиза доводила до слёз несчастных пастушек, застигнутых ею на пастбище при попытке подоить бедное животное грязными руками. В свое время Старших к чистоте особо и приучать-то не пришлось, скорее наоборот. Как только бабский триумвират уверился, что по делу тёплую воду и щёлок можно безнаказанно тратить в любых около разумных количествах, хутор накрыло безумие чистоты. Дни напролёт терли и скребли все, что можно тереть и скрести. Что тереть не получалось, пытались замочить в щелоке, чтоб простирнуть на следующий день. Едва успел выставить команду с шайками и щетками из оружейно-инструментальной кладовки. Глубоко любимые Лизой коровы шокировано мычали во время утреннего обтирания перед дойкой и ежевечерней влажной чистки специально изготовленными щетками по возвращению с пастбища. Доить неимоверно перепачкавшихся за день коров Сырная Фея запретила под страхом вечного отлучения от молока, простокваши и прочих вкусняшек. Для дойки, буквально из воздуха, возник специальный закрытый загончик, откуда невменяемую маму Лизу приходилось, по-первости, чуть ли не пинками гнать. Чуток опамятовав, ввела драконовские санитарные правила. Ребятня взвыла, но мама Лиза осталась непреклонна и глуха к народным страданиям, тем более, что грозный и ужасный я ходил и посмеивался.
Так, пора прикрутить фонтан. Прихватил маму Лизу и прогулялся вместе с ней по обновленному коровнику. Едва так и недовоспитанная ребятня порскунула в разные стороны, попытался загнать ее пыл в полезное русло.
— Плохо, — я уселся на тюк прошлогодней соломы, приготовленной для свежей подстилки, и насмешливо посмотрел на привычно опустившуюся передо мной на колени женщину, — ты словно взбесившаяся малолетка, что впервые вырвалась из-под родительской опеки.
Лиза сникла. Она и не думала о похвалах, просто впервые с удовольствием занималась тем, что любила и знала. Что ж, за удовольствие приходится платить.
— Не стыдно взрослой бабе в куклы играться?
— …? — удивление прорвалось сквозь тоску от обиды и непонимания и даже приглушило страх наказания.
— Сколько у нас ртов? На сыр, считай ничего и не остается. Да и его съедаем его больше, чем ты нового делаешь… Месяц, другой и закончим подъедать ярмарочные запасы.
— Но, коровы…
— Цыц, рабыня, — я хлестко врезал по плечу тонкой палочкой длинной в полтора локтя которую прихватил путешествуя по коровьему раю, — ты мне об этом должна была сразу сказать. Понравилось вкусненькое жрать, а все заботы хозяину?! Забыла как с мясом навертела…
Плечо почти не болело, так, ныло слегка, синяк будет, но с ударом розгой смешно сравнивать, не говоря уж о плети, потому сразу забыв о боли, Лиза напряженно пыталась проследить за прихотливыми извивами моих мыслей.
— Молчишь, ленивое животное. Привыкла хозяйскими мозгами жить. Посудой звенеть, коров доить, да на пастбище бегать и твои малолетки смогут. Долго ещё от настоящей работы ныкаться собираешься? Смотри, сыром-то можно и с поротой задницей заниматься.
Ловите челюсть…
Лиза оторопела. Дурой она не была, знала и умела гораздо больше, чем коров обихаживать да на кухне шуршать. Сыроварня, вообще, шла по разряду отдыха, что называется, для души. И к тупым закидонам самцов рода человеческого давно привыкла, и настоящую опасность, что называется, нутром чуяла… Не было сейчас в хозяйских нападках тупой злобы взбесившегося на пустом месте самца. Да и не особо она боялась мужицкого гнева. Так, неизбежное зло. Перетерпеть и забыть. И будь на месте малопонятного Чужака Рэй или Григ, она бы даже не взволновалась. Упасть в ноги, привычно стерпеть привычное избиение. Сколько раз это уже было… сколько раз ещё будет. Жизнь течет…
— Все щенков под юбками прячете… Не боитесь, что в задницу вцепятся?
Конец палочки больно уперся снизу в подбородок, заставил поднять голову и взглянуть в рассерженные глаза страшного меня.
«Рассерженные?»
Вымороженные до жестокости сильнейшим напряжением ожидания.
Лизины мысли засбоили словно ноги у лошади перед нежданным препятствием и порскнули вспугнутыми зайцами в разные стороны.
«Ну! Включай же мозги, Сырная фея. Сколько мне еще Карабаса Барабаса изображать?! А Карлсона даже не предлагайте, лучше уж буду Чудищем из «Аленького цветочка».
Шевели мозгами, женщина! Это у Грига они давно превратились в кусок промаринованного винным уксусом мяса. Бравый ополченец после переселения в Хуторской всего раз попытался поступить по-хозяйски — добыл Рьянгу. Да и то ему просто сказочно повезло, хотя баран сделал всё, чтобы облажаться. Кота в мешке покупал. Ещё и заплатил самым идиотским способом, а такое сокровище отхватил. Узнал бы заводчик, так сам себя бы загрыз от злости и зависти. Вот и не верь, после такого, что дуракам везёт. Удача прёт буром. По дурному, иначе не скажешь…
А хутор с самого начала его постройки тащили вы, бабоньки. Горбатились, да еще и козлов этих ублажали. Думай Лизка! Ты сейчас самая адекватная в вашей совсем не святой троице.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
