С лица оберштурмбаннфюрера СС Грейфе сошла кровь — его лицо сделалось светло-серым, словно восковым.
— Ах да, все забываю. Вы ведь, кажется, сами русский и можете без меня прочитать, что тут написано.
— Я прибалтийский немец, господин бригадефюрер, — глухо возразил Грейфе.
Да, действительно — Таврин, Маврин, он же Герасимов стоял рядом со Сталиным, на груди у него поблескивал орден Ленина. Уже настоящий. Таким счастливым Грейфе никогда не видел своего бывшего воспитанника.
— Да, конечно… Так вот, я вам хочу сказать, что вся наша агентура в Москве провалена! Засвечены и лагеря, в которых Маврин, или как его там… Герасимов проходил подготовку. Нам не удалось осуществить ни один из запланированных вариантов операции «Возмездие». А ведь вы заверяли меня, что все находится под вашим личным контролем…
— Господин бригадефюрер…
— …Фюрер лично интересовался ходом операции. Так что ее срыв стал для него весьма существенным ударом. Теперь он ставит под сомнение всю информацию, исходящую от наших агентов. Провал операции очень сильно аукнулся не только нам с вами, но и всей разведке в целом.
Грейфе положил газету на стол и нервно сглотнул:
— Он провел не только меня.
Шелленберг и в лучшие времена не отличался улыбчивостью, а сейчас и вовсе выглядел воплощением суровости.
— Я не спрашиваю у вас, кого он еще обманул, оберштурмбаннфюрер. Сейчас речь идет о вас! Кажется, это именно вы рекомендовали этого… Маврина? А он оказался профессиональным русским контрразведчиком. Вы должны были его разглядеть! Вы хотели сделать из него «козла отпущения», а он вас провел, как школьника. Я бы вам не доверил не только «Предприятие „Цеппелин“, но даже самого захудалого агента. У вас есть что сказать в свое оправдание?
Грейфе поднялся:
— Никак нет, господин бригадефюрер.
— Вы свободны, оберштурмбаннфюрер. Вы меня очень разочаровали.
Взяв со стола папку с документами, Грейфе мимоходом подумал о том, что Шелленберг не пожелал даже выслушать его отчет. А это означает только одно — его ожидает новое место службы. Расставаться с «Предприятием „Цеппелин“, конечно же, очень жаль. Слишком много было вложено труда в его создание. Человек, что его заменит, придет на все готовое.
Распахнув дверь, Грейфе вышел в коридор и зашагал по ковровым дорожкам коридоров. Он знал, что в эту минуту его лицо выглядит необыкновенно напряженным, а весь его вид излучает подавленность. Что делать… У лестницы он встретил своего старинного приятеля. Они вместе пришли в зарубежную службу СД. Тот сделал вид, что не заметил его. В разведке работают очень информированные люди, так что слух о его отставке уже разошелся по управлению.
А вот еще один неприятный сюрприз: в салоне автомобиля его ожидал генерал-лейтенант РОА Жиленков. Кого ему не хотелось сейчас видеть, так это его. В какой-то степени именно этот русский являлся причиной его нынешних злоключений.
— И куда вы собрались ехать в моей машине? — стараясь скрыть раздражение, спросил Грейфе.
— А разве вам не сказали? — удивленно спросил в ответ Жиленков.
— А что мне такого должны были сказать? — раздраженно бросил Грейфе.
— Вы ведь направляетесь в штаб-квартиру?
— И что с того?
— Я еду туда же. «Предприятие „Цеппелин“ поручено возглавить мне.
— Ах, вот оно что… Мои поздравления… Хотя приказа еще не было.
— Приказ будет сегодня. Кальтенбруннер уже вызывал меня по этому вопросу.
— Разумеется. Курт, ты что, уснул, что ли? — обратился Грейфе к водителю.
— Никак нет, господин оберштурмбаннфюрер! — бодро отозвался водитель.
— Поехали! Тебе выпадает редкая возможность прокатить одновременно своего бывшего начальника и своего будущего шефа. Так что не оплошай.
* * *
Едва за Грейфе захлопнулась дверь, как Шелленберг поднял трубку телефона:
— Да, господин группенфюрер. Оба в машине. Доложу сразу же по выполнении.
И аккуратно положил трубку.
* * *
«Мерседес-Бенц», набрав скорость, выехал на шоссе. Штаб «Предприятия „Цеппелин“ находился за городом в большом особняке, огороженном высоким кирпичным забором.
Едва городские постройки остались позади, как машина зачихала, потом остановилась, дважды неприятно дернувшись.
— Что такое, Курт? — недовольно произнес оберштурмбаннфюрер Грейфе. — Непорядок. Что о тебе подумает твой новый начальник?
— Извините, господин оберштурмбаннфюрер, мне нужно посмотреть двигатель.
— Ну иди, взгляни. Только давай побыстрее.
Курт вышел, открыл капот.
— Это ненадолго, господин оберштурмбаннфюрер. В багажнике у меня ключи, я сейчас быстро устраню неисправность.
Он подошел к багажнику. Вытащил из кармана «вальтер» и передернул затвор. После чего, открыв дверцу автомобиля, сказал:
— Господин Шелленберг велел передать вам вот это, — и, подняв пистолет, выстрелил в голову Грейфе.
Вторая пуля досталась Жиленкову, пробив ему сердце.
Сунув пистолет в кобуру, Курт осмотрел трупы. Работа сделана. Оберштурмбаннфюрер Грейфе завалился на дверцу, забрызгав осколками черепа кресла, а Жиленков, свесив голову на грудь, не выглядел мертвым. Его скорее можно было бы принять за спящего. Вот только на левой стороне груди расплывалось красное пятно.
Теперь осталось самое простое.
Курт завел двигатель, машина медленно тронулась. Повернув руль, он направил автомобиль в глубокий овраг, а когда до обрыва оставалось несколько метров, выпрыгнул из салона.
Машина, набрав скорость, грохнулась с высоты вниз. А еще через несколько секунд на дне оврага ахнул мощный хлопок, резко ударив по перепонкам. Языки пламени взметнулись вверх. Постояв немного на краю оврага и понаблюдав за тем, как огонь пожирает автомобиль, Курт направился в город. Нужно будет доложить начальству о том, что все прошло благополучно.
Уже завтра в газетах появится некролог о том, что начальник «Предприятия „Цеппелин“ господин оберштурмбаннфюрер Грейфе и его друг, генерал-лейтенант РОА, господин Жиленков, стали жертвами автомобильной катастрофы.
