вежливым. — Как я буду ловить носорогов, если ваш треклятый бульдозер тарахтит так, что хоть уши затыкай?
— Но мой бульдозер работает в двадцати пяти — тридцати километрах отсюда! — Гость обиженно указал куда-то вдаль над костром.
— Дважды тридцать, и то было бы близко, — сказал Томпсон. — Звук отдается в холмах и распугивает носорогов, которых мы ищем.
— Ну и что, — оптимистически заметил гость с претензией на остроумие, — шум моего бульдозера заглушит ваши шаги.
Томпсон пронзил его взглядом. Мы все пронзили его взглядом.
— Сдается мне, старина, вы чего-то недопонимаете, — сказал Томпсон, изо всех сил стараясь быть вежливым.
— Я выполняю то, что мне велено. — Хозяин бульдозера прищурился. — Дороги необходимы, чтобы местные жители могли освоить свой край. Это дело Национальной Важности.
Все явственно услышали прописные буквы.
— А спасти от истребления носорогов — дело Интернациональной Важности, — ответил Томпсон, тоже с прописными буквами. — Вам известно, что вытворяет человек? Известно, что такие, как вы и ваши треклятые бульдозеры, вытворяют с природой и дикой фауной во всем мире?
— Это не мой бульдозер, — миролюбиво возразил гость. — Без Прогресса нельзя.
Опять прозвучала прописная буква.
— Да вы дайте мне сперва вывезти отсюда носорогов, — сказал Томпсон. — Потом можете толкать свой Прогресс хоть до Томбукту. Хоть до загробного мира, если надумаете.
— И когда дойдете до океана, — добавил старина Норман, — так вы уж, будьте любезны, не останавливайтесь.
— Прогресс? — процедил Грэм Холл. — Загрязнение среды!
Томпсон указал на безбрежную черноту буша за костром.
— В трех километрах отсюда начинается Мозамбик. Международное право не позволяет нам следовать за носорогами, если они перейдут границу. Верно?
Он повернулся ко мне.
— Верно, — поддержал его я, хотя память подсказывала что-то насчет права китобоев преследовать кита, уходящего из международных вод в территориальные. — Кстати, я по образованию юрист.
— У нас все на высшем уровне — возим с собой собственных юристов, — заметил Грэм Холл. — А наш к тому же еще и писатель. Такое про вас напишет, на весь мир последним негодяем выставит.
— А может одно государственное управление предъявить иск другому управлению? — зловеще осведомился старина Норман.
— Безусловно, — ответил я.
— Так тому и быть, — заключил Грэм Холл. — Подаем в суд и пишем статью для «Всемирных новостей».
— Зачем это? — уныло произнес хозяин бульдозера, взывая к нашей сговорчивости. — Пусть уходят к португальцам. Носороги принадлежат всем.
Его слова потрясли нас.
Томпсон все еще старался быть вежливым.
— Старина, как только они уйдут в Мозамбик, им конец. Португальские власти совсем не справляются с браконьерами.
— Почему непременно в Мозамбик? — Гость был против мрачных прогнозов, он так обрадовался, услышав о нашем появлении, приехал издалека с самыми дружескими намерениями, а тут такая встреча! — Может быть, они уйдут в ту сторону.
Он с оптимизмом указал на юг. Мы дружно покачали головой, но предоставили говорить Томпсону.
— Послушайте. — Томпсон откинулся в раскладном кресле, он кипел, однако старался не выказывать своих чувств хозяину бульдозера: как-никак гость и, что ни говори, такой же государственный служащий, как он сам. — Известно вам, во что обходится отлов одного носорога? Известно, во что обошлось правительству и великодушной общественности забросить меня с моими людьми и снаряжением сюда, чтобы мы переселили и спасли для человечества дюжину носорогов, чтобы их не замучили до смерти, и чтобы мир не остался без носорогов? Известно? Так вот, — продолжал Томпсон, стараясь не показывать гостю свой гнев, — отлов одного носорога обходится в триста фунтов стерлингов.
Гость не сдавался.
— А известно вам, во что обошлось правительству забросить сюда меня с бульдозером и всем снаряжением и бригадой рабочих, чтобы мы прокладывали дороги для развития края и Национальной Экономики? — негодующе вопросил он, не забывая о прописных буквах.
— Послушайте, — снова сказал Томпсон, — дайте мне сперва вывезти носорогов.
— А мне что делать со своим бульдозером и рабочими, пока вы будете ловить носорогов? — осведомился гость.
— Сказал бы я, что тебе сделать с твоим бульдозером, — процедил Грэм Холл.
Мне было немного жаль нашего гостя. Еще один славный малый, которого судьба забросила в буш. Не его вина, что он занимается бульдозерами.
— Я делаю то, что мне велено, — повторил он.
— Я тоже. — Томпсон попытался улыбнуться.
Ну, как тут быть?
— Вот что, — сказал Томпсон, — я свяжусь по радио со своим министерством, а вы свяжитесь со своим, и пусть выясняют отношения между собой.
— На боксерском ринге, — попытался я сострить, сочувствуя хозяину бульдозера.
Глава вторая
Когда над холмистой равниной буша восходит огненно-красное солнце, высокая сухая трава сперва плывет золотисто-лиловыми волнами, потом наливается сочной желтизной, и мир удивительно тих и прекрасен. Раннее утро с длинными прохладными золотисто-лиловыми стелющимися тенями — лучшее время суток.
Мои палатки стояли метрах в ста от площадки Томпсона, и за высокой травой я не видел ее, но было слышно, как он говорит по радио о следах со стариной Норманом. Я крикнул Брайтспарку Тафурандике, чтобы он сварил кофе, но ответа не получил. Тогда я выбрался из палатки и, обогнув ее, остановился перед второй палаткой, которая играла роль столовой. Брайтспарк Тафурандика спал подле очага, завернувшись в брезент. Приготовленное им ложе из травы осталось нетронутым.
— Тафурандика!
Он сел — старик со щербатым ртом и воспаленными глазами. Вид у него был ужасный.
— Куда ты ходил ночью?
Брайтспарк Тафурандика одной рукой взялся за голову, другой указал куда-то вдаль.
— Уже выследил пиво!
До ближайших хижин африканцев был, наверно, не один километр, но Тафурандика безошибочно находил такие места, как верблюд находит оазис в пустыне. Он и внешностью смахивал на верблюда.
— Ты кто — скаменга? Какое там, ты — цоци! Еще хуже, ты сто раз цоци! Скажи сам, кто ты такой?
Я бранил его на языке чилапалапа.
— Я старый человек, — Брайтспарк Тафурандика обхватил голову руками. — Старый, немощный человек.
— Когда я нанимал тебя, ты уверял, что обладаешь силой буйвола, сердцем льва и глазами орла. А на самом деле у тебя только жажда лошади!
— Я сам не пью, — возразил Брайтспарк Тафурандика.
— Свари мне кофе, Лошадь Которая Не Пьет.
Я вернулся к своей палатке.
Когда служащий бюро по трудоустройству в Солсбери представил мне Брайтспарка Тафурандику, я спросил по-английски:
— Неужели у вас нет никого другого?
— Нкоси, — обратился ко мне Тафурандика на языке чилапалапа, — я лучший повар и бесстрашный охотник.
— Мы будем ловить носорогов, — сказал я ему. — Живьем. И у нас не будет свежего мяса.
— Ловить кого? — переспросил Тафурандика.
— Чипимбири, — ответил я.
— Мои
