— Воллар, — переспросила Рози. — Вы говорите о Жюле Волларе, о том писателе, который сам рассчитывал на премию и в последнюю минуту был отвергнут?
— Совершенно верно. Говорят, он довольно тщеславный молодой человек.
— У него есть бесспорные качества, — заметил д'Аржан. — Он пишет остро, очень своеобразным стилем. Его статья, несомненно, вызовет большой интерес. Ведь до сих пор никто не останавливался на недостатках «Молчания Гарпократа». Но на мой взгляд, это какой-то маневр. Воллару не следовало бы вмешиваться.
— Почему же? О каком маневре вы говорите?
— А вот о каком. Жюри высказалось за Дубуа, но большинство членов жюри, голосовавших за скандальный роман, не прочь теперь переиграть и свалить вину на Симони, который заварил всю эту кашу и с первого же момента объявил себя рьяным сторонником неизвестного писателя.
— В дальнейшем Симони очень сожалел об этом, — вставил Робен.
— Правильно, — согласился д'Аржан. — Я могу вам сообщить еще один секрет. Сегодня вечером все члены жюри собираются у Морелли, возможно, там будет и Воллар.
— Они найдут способ аннулировать первое голосование, — заметила Рози. — И тогда жюри снимет с себя ответственность, и вся эта история потеряет свою притягательную силу, раз убийца не получит, вернее, раз его лишат Гонкуровской премии. И погорит ваш броский заголовок, — улыбаясь Бари, добавила девушка.
— Я как раз подумал об этой концовке, — сказал Жозэ. — Обидно за убийцу. Значит, убийца будет лишен Гонкуровской премии…
* * *
В тот же день, около трех часов после полудня, Жозэ Робей сидел у себя в отделе. Зазвонил телефон.
— Мосье Робен, вы у себя? — спросила девушка с коммутатора. — Вас вызывает Муассак.
— Алло! — сказал Жозэ.
Он услышал далекий сухой голос:
— Алло, это вы, Робен? Алло… Я бы хотел поговорить с мосье Жозэ Робеном, репортером «Пари-Нувель»… Алло…
— Я у телефона, мосье Рамонду, — ответил Жозэ.
— Ах, это вы, Робен! Говорит следователь Рамонду. Вы меня узнали? У вас все в порядке? Прекрасно.
— Что случилось?
— Еще одна странная история… Сейчас все объясню… Я только что получил анонимное письмо. Алло!
— Анонимное письмо, я понял. А откуда оно прислано?
— Из Муассака. Оно было опущено в Муассаке. Я очень обеспокоен за вас.
— Почему же за меня?
— Алло, вы меня слышите? Я читаю… Оно составлено из букв, вырезанных из газеты. Прием обычный. Слушаете? Так вот: «Стихи, найденные в золе, написаны Максом Бари, главным редактором «Пари-Нувель». Они взяты из его последнего сборника». Вот и все. Что вы об этом думаете?
— Ничего.
— Ну а все-таки? Ваш главный редактор пишет стихи?
— Кажется, иногда пописывает.
— Ах так? А я, признаться, подумал, что это вранье…
— Возможно, и вранье…
— Я решил, прежде чем передать все это газетчикам, поделиться с вами. Знаете, к нам понаехало столько парижан!
— Вы им уже сообщили об этом письме?
— Нет еще.
— Мне кажется, что благоразумнее повременить. Обещаю навести справки. Я сегодня же позвоню вам в полицию.
— Рассчитываю на вас. Но это наверняка вранье. Письмо было опущено вчера вечером. Подождите, я вам расскажу некоторые подробности, которых, я уверен, вы не знаете.
— Вы очень любезны, мосье Рамонду.
— Это по поводу золота.
— Какого золота?
— Ну, пятнадцати монет Латинского союза, которые были отобраны у Фризу.
— Простите, мосье, у Фризу было изъято четырнадцать монет, а пятнадцатую нашли у порога дома.
— Ваш хозяин пришел ко мне и признался, что он продал эти монеты букинисту.
— Какой хозяин? Итальянец, хозяин гостиницы, где я останавливался?
— Да, некий Жино Роберти, женатый на Франсуазе Лескар. Он весь дрожал, перепугался, что его втянут в это дело. Он клянется, что ни в чем не замешан… Он продал эти монеты старому букинисту с полгода тому назад. Букинисту потребовалось золото, а Роберти нужны были деньги, чтобы отремонтировать гостиницу. Он мне божился, что продал их по нормальному курсу и не имеет никакого отношения к тому, что произошло потом.
— Вот как! — воскликнул Жозэ. — Это может пригодиться. Но зачем же он признался? Сидел бы себе да помалкивал.
— Насколько я понял, он побоялся, что это как-нибудь всплывет. Тогда ему пришлось бы отвечать. Я выясню, что за этим кроется…
— Возможно, ничего.
— Посмотрим. Не забудьте об анонимном письме. Странно, в этом деле все время фигурирует «Пари-Нувель».
— Я все сделаю. Еще один вопрос. Когда я был в Муассаке, никто не смог объяснить мне, почему так назвали гостиницу.
— «Розовая гроздь»?
— Да.
— Не знаю. Это очень старинная харчевня. И никто не помнит, почему ее решили назвать именно так. Но ведь мы край винограда. О муассакской шашле вы слышали?
— Да.
— Кстати, название красивое — «Розовая гроздь». Ну, я с вами прощаюсь. У меня дела.
— Еще есть новости?
— Нет, восьмую бригаду тоже кинули сюда, но они не обнаружили ничего, что бы уже не было известно нам, то есть ничего существенного. А в Париже?
— Много болтают, вот и все.
— Ах как бы мне хотелось знать, кто убийца! — воскликнул в заключение следователь.
* * *
В кабинет Робена вошел д'Аржан.
— Что нового? — спросил литературный обозреватель. — К вечеру мы наконец арестуем этого парня? Признаться, мне все это порядком осточертело.
— Никогда не надо терять терпения, — тихо проговорил Жозэ.
— Вы что-то нащупали?
— Совершенно верно, — подтвердил репортер, закуривая сигарету. — Я только что говорил с Муассаком, — он задул спичку, — точнее, со следователем Рамонду, с которым я немного знаком. Он кое-что сообщил мне. Я уверен в одном: преступление совершено не в целях грабежа. Вы сами сейчас в том убедитесь. Мне не давали покоя золотые монеты, они даже как бы ослепляли меня. Кстати, убийца именно этого и добивался. Но мне кажется, что убийца не все предусмотрел.
— Вы говорите каким-то эзоповским языком.
— Сейчас все объясню. У Фризу было четырнадцать монет. Как они к нему попали?
— Вы забыли о накидке, о зеленой накидке Симони.
— Правильно. У него были золотые монеты и накидка, похожая на накидки Симони, хотя и не такая потертая. Ведь накидки Симони не новые. Так. Фризу получил накидку и монеты не от убийцы. Во-первых потому, что убийца очень осторожный господин. Он действовал в одиночку и сделал все, чтобы не навлечь на себя подозрения.
— Одним словом, идеально продуманное преступление!
— Вот именно. В сообщники лучше никого не брать, даже глухонемого. Просто и золотые монеты и накидку Фризу нашел. А накидка и монеты во всей этой истории играют первостепенную роль. Они входили в атрибуты инсценировки. Вот как я все себе представляю: убийца разработал план и точно ему следовал. Для того чтобы наглядно показать прямую связь между романом, получившим Гонкуровскую премию, и убийством в Муассаке, убийца «одевает» свое преступление. Я говорю именно «одевает». Даю голову на отсечение, что преступник сперва накрыл труп накидкой образца Симони, а потом скрылся. Понятно?
— Понятно. Это означало: вот труп, получивший Гонкуровскую премию, и пусть все это знают.
— Ну да, ведь зеленая накидка Симони известна во всех литературных кругах Парижа, да и не только Парижа. Ее обыгрывают хроникеры и журналисты. Значит, прикрывая труп зеленой накидкой, убийца как бы оставил свою подпись, вернее, подчеркнул тот факт, что преступление в Муассаке имеет непосредственное отношение к роману «Молчание Гарпократа».
— Ну, а Фризу?
— Фризу забрался в дом букиниста после ухода убийцы и увидел зеленую накидку и деньги. Фризу живет недалеко от улицы Кабретт, ютится в какой-то халупе на холме, ходит в соседние дома пилить дрова и бродит всюду, где ему вздумается. Не забудьте, что преступление было обнаружено довольно поздно, днем. Думаю, что Фризу успел побывать в доме покойника и украл накидку и деньги.
— Но откуда взялись эти монеты?
— Не торопитесь. Монеты принадлежали букинисту. Это бесспорно. Даже известно, кто их продал ему. У старика Мюэ была жалкая рента, торговля приносила ему гроши, но он отказывал себе во всем, чтобы накопить денег. Он топил хворостом, который сам собирал. У него перегорели почти все лампочки, но он их и не заменял и освещался огарками. Я все это понял, когда осматривал его дом.
— Значит, люди правы. Он был скрягой и копил деньги.
— Не совсем так. Букинисту нужны были деньги. Он хотел издать книгу, книгу об истории монастыря Сен-Пьер. Ведь это, как вы знаете, гордость Муассака. Старик не доверял нынешним деньгам. Ему нужно было золото. Он считал, что, имея золото, он сможет продолжить свои исследования и в дальнейшем издать свой труд.
