Потом Сумико тихо, почти одними губами, без голоса сказала:
– Ну, вот и всё…
Я не понял:
– Что – всё?
Она робко, неуверенно улыбнулась.
– Иди, Сандро. Беги. И знай, что я всегда помню о тебе. Всегда!
Я прижал к губам её маленькую смуглую руку и зашагал прочь. Не мог говорить больше. Не потому, что некогда. Внутренне – не мог. Да и о чём говорить, когда главное сказано с первых слов, и когда это главное – боль, от которой нет и не будет лекарства?
Всю обратную дорогу из Нефти я думал о том, что было бы, если бы вдруг в нашу лабораторию, вместо неизвестного мне Ната О'Лири пришла Сумико. О том, что было бы, если бы мы работали с ней рядом. Каждый день. С утра до вечера. Наверно, стали бы задерживаться по вечерам, чтобы доработать какие-то схемы. Это получалось бы само собой, стихийно, но неумолимо. Наверно, вместе возвращались бы на биолёте по вечерам в Город. И оба сидели бы всю дорогу напряжённые, натянутые, как струны, мучительно ожидая и боясь чего-то. Наверно, в конце концов мы не сдержались бы…
Нелепые, дикие, ни с чем несообразные мысли… Я очень хорошо понимал, что всё это абсолютно, совершенно невозможно, нереально. Но, как больной, думал и думал о Сумико, не в силах переключиться на что-нибудь другое.
Уже перед самым Городом Грицько напомнил мне:
– Так завтра я приволоку на космодром Ната! Хорошо? Он сейчас не в поле…
Я кивнул машинально и только потом понял, о чём речь.
Из Города на космодром я летел один – мы с Бирутой ещё жили на корабле – и чувствовал себя выжатым, обессиленным и словно ватным. Словно весь день таскал каменные глыбы, а потом кто-то бесшумно и безболезненно перебил мне все косточки до единой. Даже фаланги пальцев.
О Сумико я уже не думал. И, кажется, вообще ни о чём не думал.
…Нат О'Лири оказался громадным, рыжим, веснушчатым и улыбчивым. Лицо у него было таким широким и добродушным, улыбка – такой по-детски открытой, как будто он заранее видел в каждом близкого друга, родного брата, и готов был немедленно, сию секунду, обнять первого встречного и в порыве безудержной любви расплющить о свою могучую грудь.
– Разбираешься в киберах? – спросил я.
– Немного. С геологическими справляюсь.
– И променяешь поле на лабораторию?
– Так не навсегда ж! – Он растянул в безбрежной, добродушной улыбке толстые бледные губы. – Ты не был на Юге, Тарасов!.. Этим полуостровом заболевают, как на Земле – Арктикой… Хоть киберов туда забросить! Вернёмся мы! Надо готовить это возвращение! Вот и Амиров передаёт…
Вчера вечером передали по радио новую запись Марата. Он сообщал, что после двух удачных «охот» на бычков ему стали доверять больше, и теперь он потихоньку подбивает старейшин племени обложить нас данью – из посуды и мяса – и прекратить войну. Старикам в племени ра эта идея вроде понравилась. А вот мне – не очень. Как-то противно чувствовать себя данником, хотя бы и понарошку. Как-то это унизительно. Можно всё отдать, только на равных. Впрочем, Марату виднее. Может, и будет толк от этой детской игры?
…Мы недолго выясняли отношения с Натом О'Лири. Он хотел у нас работать и мог работать. Это главное. Чего тут выяснять?
С пятым работником лаборатории я решил не спешить. Пятый должен быть специалистом, это ясно. Иначе у нас получится не киберлаборатория, а чёрт знает что. Только где его взять, этого пятого? Из большой бригады Заводского района? Из той, где Женька? Больше-то неоткуда.
Так и получилось: пятый появился оттуда. Точнее, не пятый, а пятая. Бойкая и остроумная, кудрявая и темнокожая Ружена Мусамба, родившаяся в Варшаве и выросшая на берегах Конго, пришла в лабораторию уже когда нам дали помещение и мы втащили первые ящики с оборудованием.
Мы, отдыхая, сидели на ящиках, когда по лестнице звонко процокали каблучки, и в дверях главного зала появилась точёная женская фигурка. Не в рабочем костюме – в коротком красном платье. Появилась – и застыла у входа.
Женщина оглядывала пустой звонкий зал и нас в зале – оглядывала спокойно, деловито, совсем не робко. Не как гостья, а как новая хозяйка оглядывает предоставленную ей квартиру, из которой только что выехали другие жильцы.
Потом женщина медленно, неторопливо, по точно прочерченной прямой направилась к нам.
Мне сразу понравилось, что она прошла по такой точной прямой. Я давно заметил: кто прямо ходит по земле, тот прямо ходит и в жизни. А кто любит петлять, петляет везде.
Мы сидели молча, и в пустом зале размеренно, звонко, как падающие капли, цокали её каблучки – цок, цок.
Женщина улыбнулась, поздоровалась, спросила:
– Вы и есть киберлаборатория?
Один за другим мы поднялись с ящиков, тоже заулыбались.
Грицько ответил:
– Мы и есть.
Ни он, ни я не знали, кто эта женщина. А Бруно и Нат знали, но молчали.
Впрочем, в тот момент я не думал, что они её знают. Как-то вылетело из головы, что уж Нат-то должен тут знать всех, кроме тех, кто прилетел с нами.
– А кто из вас двоих Тарасов? – спросила женщина.
– Почему из двоих? – поинтересовался я.
Женщина улыбнулась.
– Уж не думаете ли вы, что я не умею считать до четырёх?
– Это Мусамба! – наконец представил её Бруно. – Ружена Мусамба. Наша лучшая программистка.
– Ты удивительно щедр на комплименты, Бруно, – поблагодарила его Ружена. И ласково осведомилась: – Может, ты обижен на меня?
– Вроде не за что.
– Вот и я удивляюсь.
Я слегка поклонился:
– Тарасов.
– Мне сказали, что у вас в лаборатории нет программиста.
– Хотите попробовать?
– Вы не очень-то любезны. Особенно если учесть вполне искренние комплименты Бруно.
– Что вы! Я верю ему, как Богу! Поэтому и…
– …сразу ставите ограничения? – перебила меня Ружена.
Я демонстративно поднял руки вверх.
– Пощадите, Ружена! Я уже понял, что такая женщина, как вы, может быть только лучшей программисткой. И никакой другой! Окажите нам честь!
Я показал на ящики. Больше негде было посадить её.
– О! Это другой разговор. Вы делаете успехи, Тарасов! Даже быстрее, чем лучшая из машин, которые я обучала.
– Бруно, конечно, младенец перед вами, по щедрости комплиментов…
– Вас, кажется, зовут Александр? – поинтересовалась Ружена.
– Так точно.
– Сандро, – уточнил Бруно. – Мы зовём его Сандро.
– Меня это вполне устраивает. – Ружена улыбнулась. – Так вот, Сандро, можно ли считать законченной официальную часть нашей беседы?
Я пожал плечами.
– Наверное. Если вас всерьёз интересует лаборатория…
– Излишнее уточнение. Иначе бы я к вам не пришла… А теперь чисто деловой вопрос: что я должна делать сейчас?
– Посидите с нами. Мы отдыхаем. С вами отдыхать будет веселее…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
