— Конечно. Это предположение напрашивалось само собой! Но вам придется привыкнуть к мысли, что сегодня утром в тюрьме было совершено убийство.
— Какой ужас! Но кто же мог желать гибели Сары Саломон и ее сына? Ведь виновный в этом не мог извлечь никакой выгоды. Родственников у покойных нет, их состояние переходит в казну, — стало быть, какие же могли быть мотивы такого злодеяния?
— По всей вероятности, мотивом была месть, — произнес Нат Пинкертон, — не забывайте, что и мать и сын занимались ростовщичеством, да притом самым беспощадным. Они, наверное, разорили много людей. А если представить себе, что разоренный Саломоном человек, обнищавший по вине ростовщиков, озлобился и задался целью отомстить, то это является очень вероятным предположением. И действительно, месть вышла ужасной. Я возьмусь за расследование этого дела. Задача не из легких, но я сделаю все, что могу, чтобы найти истинного убийцу и предать его в руки правосудия.
С этими словами Нат Пинкертон встал и распрощался.
Глава III
Адвокат-делец
Прежде всего Нат Пинкертон отправился на 48-ю улицу, в тот дом, где проживала убитая Сара Саломон.
Дом оказался заколочен, а старая прислуга выехала оттуда, так как ей было страшно оставаться в доме, где была убита ее барыня.
Пинкертон при помощи отмычки открыл дверь и вошел в дом.
Его ожидания сбылись: все в доме переменилось, и нельзя было надеяться на возможность найти какие-нибудь следы истинного убийцы. Старая прислуга, прежде чем уехать, привела все комнаты в порядок, и везде было чисто, хотя на мебели и на полу уже успел образоваться тонкий слой пыли.
Сыщик оттуда поехал на 69-ю улицу, где находилась маленькая вилла казненного Давида Саломона. Здесь проживали двое слуг, которые пока еще смотрели за домом, но тоже уже собирались выехать.
Один из них, пожилой еврей Джозеф Зальбан, мог дать сыщику некоторые указания. Он обратился к Пинкертону с вопросом:
— Сегодня утром казнили нашего барина?
— Да.
— А я не верю, что он совершил убийство. Говорите что хотите, а я не верю.
— Да уже почти и доказано, что он не виновен.
Старик развел руками:
— Неужели же это правда? И все-таки его казнили?
— Новые данные опоздали. Истинный убийца обратился к суду с письмом, в котором сознается в своей вине.
— Какой ужас! А теперь вы хотите найти убийцу?
— Именно, и для этого я хочу вас расспросить кое о чем.
— Я готов давать ответы, если только они могут оказать пользу. Я и сам хочу, чтобы тот негодяй, который погубил моего барина и его мать, был обнаружен.
— Ну так вот. Отвечайте мне и не скрывайте ничего.
Нат Пинкертон сел в кресло и спросил:
— Вам известно, что ваш барин занимался ростовщичеством?
— Он делал то, что делают многие, — ответил старик, пожимая плечами, — возьмите наших миллиардеров на Пятой авеню. Сколько людей они разорили, пока составили свои состояния. Мистер Саломон занимался денежными делами, ну а в таких делах надо быть коммерсантом и не руководиться соображениями сердца.
— Да-да, — холодно проговорил Пинкертон, — таковы ваши взгляды, но, я повторяю, они недостойны порядочных людей.
— А почему бы и нет? — спросил старик.
— Оставим это. А теперь скажите, много ли было врагов у вашего барина?
— Само собой разумеется. Конечно, было много. Но они ничего ему не могли сделать.
— Не знаете ли вы кого-нибудь такого из них, который был бы в состоянии совершить преступление?
— Я не настолько хорошо знаю всех людей, которые имели дела с моим барином, — ответил старик, — но я часто слышал, как многие его проклинали и грозили, уходя отсюда.
— Не был ли кто-нибудь из них особенно озлоблен?
— Был такой. Это было около полугода тому назад. Этот человек бесновался, схватил барина за шею и тряс его во все стороны. Мне пришлось тогда освободить барина из рук этого человека.
— Каков он был из себя?
— Довольно большого роста, лицо у него было бледное, бритое, глаза впалые, скулы выступают вперед.
— А что он говорил, когда уходил?
— Да все то же, что говорили и другие. Он кричал, что отомстит кровопийце, что он его будет помнить.
— А что на это ответил Саломон?
— Он смеялся и приказал мне вывести этого человека. А так как я один не мог сделать этого, то призвал своего товарища, и мы вместе выпроводили его.
— Не знаете ли вы, как зовут этого человека и где он живет?
— Понятия не имею.
— После этого случая вы его больше не встречали?
— Ведь я ухожу из дома редко. Нет, я его не видал ни разу после этого.
— Выходит так, что Давид Саломон обычным порядком разорил этого человека, а тот его за это проклинал, Не знаете ли вы, о какой именно сумме шла речь?
— Не знаю.
— И вообще вы не знаете никаких подробностей этого дела?
— Нет. Когда наш барин принимал таких посетителей, то прислуга не имела даже права находиться вблизи, и мы должны были держаться наготове лишь на тот случай, если бы стали раздаваться брань или шум.
— Вероятно, вы постоянно носили при себе оружие?
— Да. Каждый из нас имел по заряженному револьверу, а сам барин даже целых два.
— Не говорил ли вам Давид Саломон еще чего-нибудь о том человеке?
— Он только сказал, что этот человек — легкомысленный игрок, постоянно шатающийся по всем игорным притонам, что он будто бы спустил все свое состояние, является лишь для того, чтобы занимать все новые и новые деньги, но что теперь он ему отказал раз и навсегда.
Нат Пинкертон задумался.
Дело было не так просто. Правда, кое-что он успел разузнать, но все-таки было еще весьма сомнительно, можно ли будет добиться благоприятного результата.
— Само собой разумеется, — заговорил сыщик, — Давиду Саломону постоянно приходилось таскаться по судам, куда его привлекали к ответственности?
— Это верно, но он всегда выигрывал такие дела.
— Не сомневаюсь. Ведь он был, что называется, тертый калач и прекрасно знал, как устроить так, чтобы снять последнюю рубаху с человека и не провиниться при этом перед законом.
Старый слуга состроил странную гримасу, но ничего не ответил.
— У Давида Саломона, — продолжал Нат Пинкертон, — конечно, был дельный адвокат?
Старик свистнул сквозь зубы:
— Еще бы! У него был адвокат каких мало!
— А как его зовут и где он живет?
— Вы, наверное, его знаете. Это Абрам Натансон с Двадцать пятой улицы, дом номер сорок пять!
— Ага, знаю. Надо будет мне отправиться к нему.
Нат Пинкертон по подземной железной дороге поехал на 25-ю улицу.
Там он зашел в контору адвоката Абрама Натансона.
За столами сидело несколько писцов, из которых один вышел сыщику навстречу.
— Что вам угодно? — спросил он.
— Могу ли я видеть мистера Натансона?
— Вам придется немного подождать, у него как раз сидит клиент. Впрочем, вот он уже уходит. Я сейчас доложу о вас.
Нат Пинкертон увидел, как из кабинета адвоката вышел стройный господин.
Лицо у него было бледное, глаза глубоко ввалились, скулы выступали. Он мимоходом взглянул на сыщика, кивнув головой писцам, и вышел за двери.
Пинкертон невольно обратил внимание на этого человека, так как за какой-нибудь час до этого старый слуга в доме Давида Саломона описал ему именно такое лицо.
Он сейчас же направился к кабинету адвоката, не дожидаясь, пока отправившийся с докладом писец вернется.
Он открыл дверь и, войдя, увидел, как Абрам Натансон как раз в этот момент прятал в кассу банковский билет в пятьсот долларов.
Натансон был человек маленького роста, с большой головой и выразительным лицом, окаймленным длинной седой бородой.
Сразу было видно, что это человек чрезвычайно хитрый, и, казалось, он сам был не лучше ростовщика Давида Саломона.
Саломон скопил свое состояние путем ростовщичества, адвокат — путем обхода закона. Натансон, несомненно, тоже не постеснялся бы разорить и погубить кого угодно, лишь бы при этом можно было заработать, не приходя в столкновение с законом.
В момент появления сыщика Натансон самодовольно улыбался и не сразу заметил посетителя.
— А как зовут господина, который хочет меня видеть? — спросил он писца. — Я десять раз повторял вам, что вы должны всегда спрашивать фамилию!
— Я сейчас его спрошу, — отозвался писец, обернулся и, увидев сыщика, произнес: — Да он уже вошел сюда.
— Как так? — злобно воскликнул адвокат, подойдя к сыщику. — Как вы смеете являться сюда, не зная, будете ли вы приняты? Я с вами разговаривать не желаю, уходите!
Пинкертон и не подумал двинуться с места. Он строго взглянул на писца и повелительным тоном произнес:
— Уйдите отсюда!
Писец струсил и поспешил удалиться, а Пинкертон обратился к адвокату со словами:
