— Ну, а ты?
— А что я? — рассердилась Полина, — В бронях этих, иноземных-немецких, за молодцами не угонишься, им-то что — рубаха да портки, а у меня шаг сделать — полдня железками скрипеть!
— А стоило им накостылять!
— Ничего, еще повстречаются… — не в шутку пригрозила Полина, потом, помолчав, продолжила, — Было один раз, когда и не знала, выберусь ли из переделки… Люди-то меня боятся, нечисть не знает что делать, да вот встретился зверь — не волшебный, не разумный, зато большой и все пожирающий!
— Жряк, что ли?
— Да, он.
— Вот и мы с ним повстречались, — вспомнил Рахта.
— И не убили?
— Нет, не убили…
— А зря! — Полина уже готова была ругать богатырей за такую недоделку — как так, жряка не добили… — Он меня чуть не сожрал!
— Так ты ж… Мертвая была!
— А ему все единое, что живое, что мертвое — все в рот, да заглот!
— Но тебя ж не съел?
— Мог… — поляница собралась с мыслями и начала рассказ, — Собственно, по настоящему только жряк меня и мог слопать. Остальные — так. Жряк мне на второй переправе попался, а на первой меня тоже, вроде, слопать хотели…
— Кто же?
— Перебираться через реки мне, на самом деле, просто. Но это сейчас я такая умная, знаю, что утонуть уж не смогу, хоть море-окиян по дну переходи — ничего не сделается. А тогда… Когда я впервые увидела на своем пути большую реку, я долго не знала, как быть. Селяне перевозили путников в лодках, те — платили, а как мне быть, кто меня перевезти решится. Так и просидела в укромном месте целый день, дождалась ночи, вылезла да и пошла к берегу, там где лодки привязаны были. Ночь была светлая, звездная, с полным месяцем. Смотрю — сидит в лодке парень, ждет работу, видать. Подхожу. Он на меня не смотрит, взгляд куда-то в сторону устремлен. Спрашиваю — перевезешь? Он — садись, мол. Сам не меня не смотрит, о цене ни слова. Полезла я в лодку, отплыли. Парень все на меня не смотрит, молча загребает. Вот на середине реки, остановился, бросил весла, харю поднял, на луну уставился да завыл голосом не человечьим, а волчьим. Смотрю — клыки изо рта у него расти начали, шерсть ото всюду торчком, когти кривые на руках волосатых повылазили. Ну, думаю, придется повозиться, кабы медвежий оборотень был, так все просто — сказала бы ему, кто я. Медведь зверь чистый, мертвечину не ест. А волк и на падаль позарится… Приготовилась я к схватке, привстала, ногу отвела, вся напружинилась. Тут оборотень на меня и кинулся. Я — как с собакой — в живот ногой с размаху хрясть! Оборотень взвыл, за ногу зубами схватился — волки быстры, где человеку за ним… А я его за шкирку приподняла да трясти начала, что б почувствовал, кто здесь старший. Зарычал было оборотень, потом ногу мою выпустил. И заскулил. Я его мордой в реку — смотрю, обратно в человеческий вид возвращается. Ну, я ему — греби мол, дальше. Погреб… Да чего вспоминать, легко справилась…
Полина перевела дух, затем продолжила свой рассказ.
— Перейти мне речку малую предстояло, долго я место выбирала. Где узко — там глубоко, да и течение сильно. Где пошире — там помельче, вроде, ну я и решила, где помельче. Дело ночью было, само собой, а тут еще, как назло, тучки месяц ясный прикрыли, темень стоит… Пошла я поперек реки, куда иду — не вижу. Попала ногой в яму подводную, с головой окунулась, потом вылезла да подальше побрела. Чувствую, рядом рыбы снуют, но — не кусаются, за ноги не хватают! Видать, пошла-то я поначалу прямо, а потом направление потеряла, пошла чуть ли не вдоль. Иду, иду, а река все не кончается, даже глубже, вроде, стала. Вдруг слышу впереди — звук какой-то странный, как будто в воде кто чавкает. Вот чудеса, кому в воде по ночам чавкать? Рыбы, даже самые большие — безмолвны, кракордилы — тоже… Не медведь — точно, я знаю, как медведь рыбку ловит, как купается-плескается. А тут — как кабан какой-то в омуте. Про омут — это к тому, что, чую, вода стоит, не движется. Забрела, стало быть, в заводь какую-то в темноте. И еще чую — зверь неведомый чавкать перестал, да в мою сторону по воде зашлепал. Тут, на мое счастье, месяц ясный на небе из-под туч выбрался, да заводь осветил. Смотрю — берега вокруг высокие, отвесные, а прямо на меня плывет он… Жряк! Чую — на меня смотрит глазками своими злющими, а сам водоросли какие-то дожевывает. Челюсти — одна так, другая — так! А у меня даже в руках ничего…
— А жряк мертвечину ест? — спросил Нойдак.
— Все он ест, и что движется, и не движется, — поведал Сухмат.
— Так что дольше? — спросил Рахта, — Как убереглась?
— Я под воду нырнула, чуть вправо взяла, выждала да вынырнула, акурат сбоку от морды длинной. Жряк разворачиваться, а я ему пальцем — в глаз! Чуть палец не сломался, но, видно, обжоре тоже больно стало — забил он хвостом, да вдруг как вынырнет, да всем телом — на меня, да придавил. Мелководье, а он сам — большой. Лежу я под телом этим смирненько, ничего не вижу, а сама пошевелиться или рукой поискать — побаиваюсь. Враз огрела меня лапа — а я ничего, камнем прикинулась. Потом съехал с меня этот водяной хряк, сквозь воду слышу — хлюп, хлюп — начал по дну мордой рыскать. Я не выныривая, на полусогнутых ногах — вперед. Позади меня — хлюп, хлюп, я быстрее прочь! Вынырнула — смотрю — посреди реки! Я-то надеялась, что к берегу, а вышло наоборот…
— Ну, на берегу жряк от тебя не отстал бы…
— Тут повезло мне малость — плывет по реке бревно, я к нему, жряк — за мной… Я на бревно вскарабкалась, а морда уже рядом, пасть разинул, я — прыг в сторону, тут торец бревна в акурат возле той пасти оказался, я и подтолкнула. Жряк не понял сначала, сам в дерево зубами вцепился, потом, поняв, что то не мясо, а дерево, пасть снова раскрыл. Я, не будь дурой, моментом воспользовалась, да бревно подальше в пасть и затолкала. Забил жряк по воду плавниками, а лапами передними — ко рту, пытается деревяшку изо рта вытащить, да не получается. Тогда начал жряк бревно жевать. Вот, думаю, дело себе нашел, а я пока — своими займусь! И быстренько к берегу. Пробежала по суху шагов сто, да на дуб высокий взобралась, сижу, жду рассвета. Жряк бревно перекусил, на берег выбрался, меня ищет…
— И не нашел?
— Нет, таскался, таскался, кусты попереломал, но не нашел…
— Жряк чудище водяное, нюха у него на суше нет, — заметил Сухмат.
— Знамо дело, нет, — согласился Рахта, — да и вверх смотреть не умеет…
— А потом что было? — спросил Нойдак.
— Потом был рассвет, до полудня жряк еще по бережку таскался, а потом в свою заводь подался, да больше я его и не видела, — закончила свой рассказ Полина.
* * *
Вот и еще один вечер, и вновь воспоминания. Только Полинушка что-то, как красавица снежная, под взглядами людей близких растаяла, и в страхах своих великих призналась…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
