– Ты хоть обращаться с ним умеешь? – не удержался он от вопроса.
Вместо ответа Аливия развернулась и всадила стрелу точно в ствол небольшого деревца.
– Кнопка, отдай арбалет Филиппу.
– Почему? – возмутилась девочка. – Я умею им пользоваться! Ты же сам меня учил и говорил, что у меня получается!
– Ленка… тьфу блин! Аливия, прошу тебя, отдай. Стрелять по мишеням не то же самое, что по людям. Незачем тебе учиться убивать, если в этом нет необходимости. Пожалуйста.
Аливия надулась и обиженно протянула арбалет солдату.
– Его светлость прав. Поверь, это не доставит тебе удовольствие. – Филипп принял арбалет и с недоумением его оглядел.
– И научи его им пользоваться, – снова попросил Володя, копаясь в вещах.
Девочка вздохнула и достала новую стрелу, показывая как надо взводить, и каким образом вкладывается стрела.
– Странная штука, – заметил Филипп, изучив небольшой арбалет. – Принцип взвода отличается от привычного. Взводится легко.
– Это не боевое оружие, – объяснил Володя. – Слишком слабый бой. Серьезный доспех не возьмет, хотя на близком расстоянии все-таки прошибет любой. Я называю его оружием крайнего случая, ну и при внезапном нападении может сыграть роль, если приготовить заранее. Потренируйся пока.
Володя сел в телегу так, чтобы в случае чего удобно было вскочить и броситься в бой, рядом положил лук и несколько стрел. Граф с Эндоном привычно расположились сзади, а Филипп предпочел шагать пешком. Аливия сидела сбоку свесив ноги и громко распевала вчерашнюю песенку про Луи, постоянно переходя с русского на локхерский. Иногда она останавливалась и задумывалась, а потом перепевала куплет в другом переводе.
– У тебя хорошо получается подбирать рифмы, – удивленно заметил Володя. – Любишь стихи сочинять?
– Не очень, – честно призналась девочка. – Точнее, не очень любила. Мне отец специальных учителей нанимал, которые обучали меня стихосложению. Говорил, что это пригодиться девушке, но мне эти занятия никогда не нравились. А тут… словно само собой получается. Я постараюсь и другие твои песни перевести. Можно?
– Да пожалуйста, – хмыкнул Володя. – Я буду только рад.
– Ну надо же! – насмешливо протянул Эндон. – Купец решил воспитать девицу… Ну-ну. Куда тебе освоить это благородное искусство, лучше в лавку свою возвращайся, купчишка.
Аливия на миг замерла и вдруг быстро-быстро захлопала глазами, пытаясь сдержать слезы. Что-либо ответить благородному она не осмелилась, мгновенно вспомнив, кто она и кто сидит рядом. С Володей она как-то забывала, что он благородный, настолько с ним легко и просто. Вот и расслабилась, и ей тут же указали на место. Вдруг Аливия почувствовала на плече чью-то руку. Смахнув слезы, она обернулась и встретилась со спокойным взглядом Володи.
– Некоторым особо благородным и очень порядочным людям, – объяснил он ей, – доставляет истинное наслаждение унижать тех, кто слабее или ниже их по положению, полагая, что таким образом они возвеличивают себя, ибо других достоинств, которыми они могли бы гордиться, у них нет. Понимая в глубине души это, они всеми силами стараются опустить всех до своего уровня, а лучше вообще втоптать в грязь и потом с высоты наслаждаться мнимым превосходством. Только истинно благородный человек ни словом, ни делом не будет ни перед кем демонстрировать своё превосходство, за него лучше скажут его дела. Тем более он не позволит себе оскорбить даму… кем бы она ни была и сколько бы ей ни было лет. Поэтому сейчас тебя не оскорбили, а попытались опустить до своего уровня. Так что выше нос и не позволяй себя задеть. На таких людей лучше просто не обращать внимания.
– Ах ты!!! – Эндон в ярости соскочил с телеги и выхватил меч, но его опередил граф, схватив за руку.
– Прошу вас, позвольте мне, Ва…
– Заткнись! И вы, князь, по-моему, увлеклись!
В глазах сидящего мальчика вдруг полыхнуло холодное, а потому еще более пугающее пламя гнева. Граф вздрогнул, но тут же овладел собой, однако Эндон потерял часть уверенности.
– Я никому не позволю обижать тех, кто мне дорог! – медленно, четко выговаривая каждое слово, произнес Володя тихим голосом. Тем голосом, когда даже шепот слышен в соседнем городе. – А он её обидел и обидел очень серьезно. Если ваш оруженосец считает, что я его задел, я к его услугам. Данное им слово прекращается в момент, когда мы покинем лес.
Эндон вбросил меч в ножны.
– Как только мы покинем лес – ты умрешь!
Володя с совершеннейшим равнодушием отвернулся, словно ему сообщили какой-то пустяк. Мальчику даже не пришлось изображать это холодное равнодушие отстраненности, когда для него было совершенно неважно, что с ним произойдет в следующее мгновение – он просто вспомнил себя до встречи с Аливией. И вспомнил, как, порой, напрягало окружающих его ледяное спокойствие в любых обстоятельствах, когда он казался им даже не человеком, а камнем каким-то. Аливия не знала, сколько она в действительности сделала для него, растопив этот лед в чувствах, но Володя ради неё готов был воевать со всем миром. Окружающие никогда не видели его таким, и сейчас явно были ошарашены мгновенным преобразованием. Привычный им спутник вдруг исчез и предстал перед ними кем-то чужим и непонятным. И, возможно, очень опасным… или нет.
– Как угодно, – в голосе совершеннейшее равнодушие и арктический лёд.
Дальше все двигались в полнейшей тишине. Даже Аливия испуганно прижималась к Джерому, изредка посматривая на мальчика. Остальные предпочли сделать вид, что ничего особого не происходит, надо просто быть настороже, поскольку приближается самый опасный участок леса. А их напряжение вызвано вовсе не недавней ссорой и этим пугающим преобразованием почти еще мальчишки в холодно-отстраненного каменного истукана. Необычное и немного нервирующее ощущение.
Неизвестно чем бы закончилось путешествие в такой крайне напряженной обстановке, если бы как раз в этот момент из-за деревьев не вышло человек десять крайне подозрительных личностей, в облике которых что-то выдавало разбойников. Возможно различное оружие в руках, когда-то бывшее вполне мирными предметами в хозяйстве, или нахмуренные лица. Из всех них только у одного имелся вполне себе приличный меч, остальные вооружены кто перекованными косами, кто деревянными дубинками с окованными набалдашниками.
Лошадка замерла и, никого не слушая, направилась к обочине дороге, склонила голову и принялась меланхолично жевать траву: вы тут разбирайтесь, мол, без меня, а я пока поем. В общем, вполне здравый подход.
Володя остался совершенно недвижим, ни рукой, ни ногой не шевельнул, словно не заметил никого, продолжая вглядываться куда-то вдаль. Остальные расхватали оружие и замерли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
