Я заставила себя дышать, пока разум перебирал варианты действий.
И начала я с того, что представилась.
— Айви Лару.
Легкая улыбка заиграла на ее губах, и карие глаза быстро блеснули, когда она ответила:
— Я знаю.
Конечно, меня все знали. Будучи матерью Грея, она бы, однозначно, меня знала.
Я посмотрела на нее, затем перевела взгляд на Сонни, который не двигался, не выглядел так, будто собирался приблизиться, но и не уходил.
Присматривал за происходящим.
Мой взгляд вернулся к Элеоноре Коди.
— Не хотите войти? — предложила я, и это вызвало у нее еще одну легкую улыбку, на этот раз без огонька, но с намеком на печаль, и она покачала головой.
— Я не вижу грузовика Грея, видимо, его здесь нет, — ответила она. — Вернись он, ему не захочется, чтобы я находилась в его доме.
Ее печальной улыбке была причина, потому что это, определенно, было правдой.
— Да, но он ясно дал понять, что это мой дом, а я не возражаю, — тихо сказала я.
Она слегка наклонила голову и мгновение изучала меня.
Выпрямившись, сделала шаг вперед и предложила:
— Как насчет того, чтобы немного покачаться на качелях, а я отдохну на крыльце?
Хороший компромисс.
Я кивнула, подошла к качелям и села. Она приблизилась к крыльцу и устроилась на краешке, повернувшись всем телом к конюшне, но снова не отрывая от меня глаз.
— Как все и говорят, ты очень хорошенькая, крошка.
Мое сердце сжалось, потому что ее сын думал также и неоднократно говорил мне об этом.
— Спасибо, — прошептала я и улыбнулась. — Вы и сами очень симпатичная.
Она улыбнулась в ответ и оперлась рукой о крыльцо.
— Хотите выпить? Лимонада? Воды? — предложила я.
— Нет, Айви, но спасибо.
— Хорошо.
Ее взгляд переместился на конюшню, и я наклонилась вперед на качелях, чтобы заглянуть за дом. Сонни возвращался к работе.
— Грей в порядке?
Элеонора говорила тихо и осторожно, и я оглянулась на нее, видя, что ее глаза все еще устремлены на конюшню.
— Нет, — честно ответила я, и ее взгляд вернулся ко мне. — Он злится, чувствует угрозу, понимает, что я тоже в опасности, а его возможности настолько ограничены, что их не существует, поэтому он расстроен. Так что нет, с ним не все в порядке.
Она кивнула, затем пробормотала:
— Абель.
— Простите? — спросила я, и она пристальнее посмотрела на меня.
— Совсем как его отец. Абель. Не позволяй дядям Грея заставить тебя думать иначе. Я знала дедушку Грея, знала Мириам, так что не понимаю, откуда у Олли, Фрэнка и Чарли такая злоба. Мириам могла злиться, но не так. Все Коди могли быть дикими, но они отходчивы. Олли, Фрэнк и Чарли — загадка на века. Не знай я, что в их семье нет тайн, и что Мириам ни за что бы не изменила мужу, я была бы уверенна, что они не Коди.
В этом она была права.
— Абель был чистокровным Коди, — продолжала она. — Справедливым. Терпеливым. Сдержанным. Но если ты угрожаешь чему-то или кому-то, кого он любил, это разозлит его, разозлит настолько, что он начнет действовать. Но он не стал бы вершить неоправданное правосудие, как бы ни разозлился. Видишь, мой сын вырос таким же, как его отец.
— Да, — согласилась я.
Она сделала вдох, затем перевела взгляд с моих глаз на мое ухо и объявила:
— Я поговорила с Прис.
О Боже.
— Что? — спросила я.
Наши глаза снова встретились, и она повторила:
— Я поговорила с Прис. Присциллой. Подругой Сесилии Шарп.
— Я знаю о ком вы. Мы, вроде как, встречались.
— Она хорошая девочка, — тихо сказала Элеонора.
Я выпрямилась и возразила:
— Я не согласна.
Элеонора долго смотрела мне в глаза, и мне показалось, что она затерялась в своих мыслях, и я поняла причину, когда она снова заговорила.
— Понимаю, Айви, но иногда люди совершают глупости по столь же глупым причинам. Это не значит, что они плохие люди.
Что же, тут нечего возразить. Я сама прожила так целых десять лет.
Я боролась с тем, чтобы высказаться, но все же придержала язык.
В отличие от Элеоноры.
— Мы с тобой не знакомы, но я точно знаю, что ты хорошая девушка. Знаю, что мой сын любит тебя. Но не уверена, рассказывал ли он обо мне или хочешь ли ты услышать мой вариант истории, и даже если ты достаточно вежлива, чтобы позволить мне ее рассказать, не станет ли тебе все равно, как только я закончу. Абель не захотел выслушать. Как и Мириам. А за ней — Грей. С другой стороны, они не позволили мне подойти для этого достаточно близко. Я тебя не знаю, но все же расскажу то, чего они никогда не позволяли сказать им.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И с этим вступлением она сразу же приступила к делу.
— Абель хотел детей, не только одного сына, а много детей. До нашей помолвки, во время нее и после того, как мы поженились, он постоянно твердил о том, чтобы наполнить дом Коди жизнью. Его братьев, возможно, трудно было принять, но он любил их. Они росли вместе, у них были хорошие времена, как у дружной семьи, братья были буйными и попадали в неприятности. В этом доме проживало шесть человек, я любила приходить сюда. Мои родители умерли, когда я была маленькой, меня воспитала тетя, которая так и не вышла замуж, так что мне не довелось испытать ничего подобного. Мне нравились эти мужчины и Мириам, какой она была. В доме всегда было шумно, всегда что-то происходило. Кто-то попадал в беду. Кто-то рассказывал анекдот. Кто-то смеялся, или дрался, или что-то замышлял. Абелю хотелось этого: вновь наполнить этот дом жизнью. А я, ну... — она заколебалась и посмотрела на конюшню, — я не могла дать ему это.
Черт.
Вот вам и история.
Черт.
— Элеонора... — начала я, и она снова повернула голову ко мне.
— Норри, — мягко поправила она, а затем продолжила. — Выкидыши, раз за разом. Понимаешь?
Я кивнула.
Она кивнула мне в ответ, затем продолжила.
— Каждый раз я переживала. Надеюсь, тебе никогда не доведется этого испытать, Айви, — она подалась вперед, — но я очень сильно переживала.
Я хранила спокойствие. Ее слова тяжким грузом легли на душу, она чувствовала это, но я оставалась спокойной. Так как понимала, что именно это ей от меня нужно.
Она откинулась назад, перевела дыхание и продолжила.
— Абель переживал сильнее. Ему было еще больнее, не могу выразить, насколько, это разрывало ему душу, — терять своих детей, а потом смотреть, как Абель пытается притвориться, что ему не так плохо, как мне. Каждый раз чувствуя в себе зарождающуюся жизнь, а затем теряя ее, я наблюдала за мужем и спрашивала себя, что мне делать? Что мне делать?
Она снова посмотрела на конюшню и рассказала, что она сделала, о чем я уже и так знала.
— Я ушла. Думала, если я это сделаю, он найдет кого-то, кто не причинит ему столько боли, но даст то, чего ему хотелось больше всего на свете. — Ее голос понизился до шепота, когда она закончила: — Я и понятия не имела, что этим кем-то, была я.
О Боже.
Я закрыла глаза.
Когда она снова заговорила, я открыла их, чтобы увидеть ее взгляд, устремленный на меня.
— К тому времени, когда я услышала о его смерти, к тому времени, когда поняла, кем была для него и кем был он для меня, что ему все равно, что его дом не полон сыновей и дочерей, пока в этом доме есть я, уже было слишком поздно. Я вернулась, поселилась здесь и попыталась наладить отношения, но было уже слишком поздно. Я видела, как он страдал, когда я теряла детей, но чего я не видела, что больше всего он страдал, наблюдая, как я переживаю потерю этих детей, наблюдая мои страдания. Это я поняла тоже слишком поздно.
Когда она на некоторое время погрузилась в молчание, я догадалась, что она закончила, и мягко сказала:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мне очень жаль, Норри.
— Мне тоже, Айви, мне тоже.
Да, она сожалела. Очень сожалела.
Боже.
Я кивнула.
Она снова заговорила.
— Я рассказала тебе это, потому что хочу, чтобы ты знала. Как ты с этим поступишь, — она пожала плечами, — тебе решать. Я потеряла Грея вместе с его отцом и смирилась с этим. Просыпаясь каждый день, я живу с этим, и мне это не очень нравится, но я приняла глупое решение, основанное на глупых причинах под влиянием эмоций, и потеряла своего мальчика и своего мужчину. Я также рассказала тебе это, потому что считаю, что есть причины, по которым Прис совершила те глупости. Но теперь, когда события набирают дурной оборот, ей не нравится то, что она чувствует, и она хочет поступить правильно. Она не могла пойти ни к Грею, ни к тебе, определенно, ни к Мириам и, вероятно, ни к кому другому в Мустанге. Поэтому она пришла ко мне:
