Следует заметить, что с титулатурой в чжоуском Китае всегда дело обстояло достаточно сложно. Как о том говорилось в первом томе [24, с. 267], в раннечжоуском Китае титул не значил слишком много и легко заменялся на другой либо опускался вовсе. Следовало бы, однако, ожидать, что в период Чуньцю с его тенденцией к росту формальной значимости титулатуры в рамках феодальной структуры ситуация должна была существенно измениться. В какой-то мере так оно и случилось. Однако обращают на себя внимание серьезные и достаточно многочисленные несоответствия, разобраться в которых не очень просто и причина которых не всегда ясна. Обратим на них более пристальное внимание.
Если ориентироваться на лаконичный и строго выверенный текст хроники «Чуньцю», высоко ценимого конфуцианского канона, то из него вытекает, что к числу чжухоу, которые всегда именовались титулом гун, относятся только правители царств Сун и Лу. Во всяком случае только они почти всегда в этом тексте именуются гунами. Другие чжухоу, включая и гегемонов, имели более низкие титулы. Об исключении можно говорить разве что при упоминании о вассалах вана внутри домена, часть которых именовалась титулом гун.
Титул хоу всегда использовался для обозначения правителей Цзинь, Ци и Вэй, а в сообщениях первой половины периода Чуньцю еще и правителей небольших царств Чэнь, Цай и даже Цзи (см. [212, т. V, с. 37, 57, 65, 67, 94, 138, 160, 199, 203, 231, 264]). В одном случае титулом хоу назван и правитель мелкого северного удела Син, имя которого встречается редко и в основном в связи с войнами против него (последний раз оно упомянуто, когда речь шла о его уничтожении царством Вэй в 635 г. до н. э. [212, т. V, с. 193]).
Показательно, что в сообщениях хроники, касающихся второй половины периода Чуньцю, правитель царства Цзи именуется уже более низким титулом бо [212, т. V, с. 368, 749], тогда как правители Чэнь и Цай, несмотря на все испытания, выпавшие на их долю, сохранили за собой титулы хоу. Показателен также пример с небольшим княжеством Тэн, правитель которого в хронике устойчиво именуется низким титулом цзы, хотя в начале Чжоу, как на то обратил внимание Д.Легг, он именовался более высоким титулом хоу [212, т. V, с. 303 и 305]. Как видим, титулатура в зависимости от обстоятельств могла изменяться. Однако остается неясным, кто, как, когда и почему изменял титулы. Если опираться на данные Сыма Цяня, то проблема, с одной стороны, проясняется, а с другой — еще больше запутывается.
В самом деле, Сыма Цянь утверждает, что первые правители царства Вэй имели титул бо, тогда как шестому из них ван пожаловал за заслуги титул хоу. После же помощи, оказанной Пин-вану при перемещении его на восток, в Лои, вэйский хоу обрел титул гуна [103, гл. 37; 71, т. V, с. 112]. Но несмотря на это, в хронике «Чуньцю» вэйский правитель обычно, как и циский[115], называется хоу (Вэй-хоу, Ци-хоу). Этим же титулом все время именуются в хронике правители царства Цзинь, исполнявшие, как известно, функции гегемона.
Таким образом, несоответствие, о котором уже было упомянуто, остается непроясненным. Либо титулы и в период Чуньцю не слишком-то много значили, как то было в начале Чжоу, либо в луской хронике им почему-то не придавали должного значения и многое путали, либо Сыма Цянь неизвестно откуда брал свои данные о титулах. Разумеется, формальное неравенство, связанное с титулатурой чжухоу, имело лишь некоторое ритуально-церемониальное значение, не более того. Но как раз ритуальный церемониал в чжоуском Китае всегда ценился очень высоко. Словом, ситуация с титулатурой в период Чуньцю остается неясной. Однако из этого никак не следует, что вся связанная с титулатурой система вообще не играла никакой роли и практически не работала. Как раз напротив, порой она влекла за собой весьма ощутимые следствия, но при этом обычно была тесно связана со многими реальными обстоятельствами, в первую очередь с размерами и силой царств.
В текстах встречаются любопытные рассуждения на эту тему. Когда в 588 г. до н. э. в Лy прибыли одновременно два посла, из Цзинь и из Вэй, для обновления соглашений с Лy, перед луским правителем, уважавшим ритуальный церемониал, встал вопрос, с кем из них вести переговоры сначала. Сложность была в том, что посол из Вэй имел более высокий ранг и по нормам ритуального церемониала имел право на приоритет. В то же время посол из Цзинь представлял царство-гегемон, отказать которому в приоритетном внимании также было недопустимо. Советник, консультировавший в этой связи луского правителя, стал рассуждать так: шан-цин из второразрядного государства соответствует чжун-цину (сановнику второго ранга) из крупного государства, а гиан-цин из малого, т. е. третьеразрядного государства, — ся-цину из крупного. Ныне посол из крупного Цзинь имеет ранг ся-цина, а посол из Вэй — шан-цина. Но по сравнению с Цзинь Вэй не может считаться государством второго разряда — только третьего. Стало быть, по рангу оба посла равны и следует вначале принять Цзинь из уважения к его статусу гегемона [114, 3-й год Чэн-гуна; 212, т. V, с. 351 и 353]. И это при всем том, что формально правители обоих царств были равны, оба имели титул хоу. Следовательно, главным был политический статус царства.
Именно так и никак не иначе следует воспринимать приведенное только что рассуждение луского сановника, хорошо понимавшего, для чего его построения нужны. Разумеется, все его доводы не могут быть приняты за чистую монету. В них немало лукавства и стремления подогнать будто бы существовавшую норму под данный конкретный казус, весьма щекотливый с точки зрения столь уважавшегося в Лy церемониала. Разговоры о чересчур низком статусе Вэй по сравнению с Цзинь звучат совершенно неубедительно, ибо формально правитель Вэй имел достаточно высокий — равный с правителем Цзинь — титул, с чем всегда считались (в перечислениях чжухоу в случае совещаний Вэй всегда занимало место в первой половине перечня), да и в реальной политической структуре чжоуского Китая это царство было явно не третьестепенным. Однако сам факт такого рода беседы, помещенной в текст источника, свидетельствует по меньшей мере о том, что помимо неравенства, связанного с титулатурой чжухоу, существовало и другое, более весомое, восходившее к неравенству фактическому.
Естественно, что это последнее в политической практике периода Чуньцю имело гораздо большее значение. Размеры, населенность и соответственно могущество того или иного владения всегда значили больше, нежели формальная титулатура, — при всем всеобщем уважении к ритуальному церемониалу. Собственно, именно поэтому за титулы никто из владетельных правителей не боролся, практически никто не апеллировал к вану с просьбой даровать более высокий — во всяком случае, в богатых деталями и красочными подробностями текстах (если не принимать во внимание претензии чуского правителя) нет ни слова об этом. Чжухоу обычно стремились к увеличению владения за счет освоения соседних пустующих либо полупустующих территорий, а также за счет завоеваний и аннексии соседей[116]. Сильным это удавалось. Слабые, естественно, от этого страдали, а иногда и вовсе погибали.
Итак, за титулами чжухоу не гнались. Они были для этого слишком сильны и независимы, по крайней мере де-факто. Впрочем, следует специально подчеркнуть, что, несмотря на огромную степень политической независимости, которой обладали могущественные царства, как в пределах Чжунго, так и вне их, — даже несмотря на притязания кое-кого из них, прежде всего Чу, не только на статус гегемона, но и на прерогативы и символы власти (треножники), т. е. на престол чжоуского вана, — абсолютно все чжухоу в конечном счете признавали себя вассалами вана. Всерьез они временами оспаривали лишь свою вассальную зависимость от гегемонов. Ситуацию в целом можно было бы охарактеризовать примерно так: вассалами чжоуского вана были и признавали себя все в Поднебесной, а вассалами гегемона в основном те, кто находился в пределах Чжунго, да и то не абсолютно все и не всегда, — вспомним о царстве Чжэн, временами находившемся под политическим давлением Чу и вынужденно выступавшем против гегемона Цзинь.
Говоря о формальном и неформальном равенстве и неравенстве между царствами, следует обратить внимание на то, что ритуально-церемониальный аспект проблемы, кажущийся на первый взгляд не слишком существенным, на деле играл весомую роль, в том числе и тогда, когда, казалось бы, военно-политический аспект взаимоотношений был наиболее важным. Можно сказать и определеннее: формальное неравенство при определенном равенстве царств и княжеств, особенно в пределах Чжунго, существовало и признавалось в среде чжухоу. Более того, оно имело явный приоритет. И далеко не случайно луский правитель специально совещался по поводу того, кого из приехавших к нему послов принять первым. Ведь в конечном счете именно форма определяла все остальное, как то ни покажется парадоксальным. Тот же луский гун, сначала определив формальный приоритет, пусть не без доли лукавства, лишь после этого сделал столь непростой в его положении практический вывод и принял цзиньского сановника низшего ранга первым. Стоит напомнить в этой связи о положении, в которое попало царство Чжэн в 706 г. до н. э.
