Оксаниного отца тогда попросили помочь убрать остатки этой веранды, и он потом говорил – доски были труха трухой, и сколько лет постройка стояла, непонятно, но уж явно не десяток и не два. А когда сняли деревянную обшивку с торцевой стены здания, в стене увидели замурованную дверь. Еще заинтересовались – нет ли в здании каких-то потайных комнат или секретных ходов – дом-то ведь старый, стены очень толстые, а когда его построили – вообще никто не знал. Но ничего такого не обнаружилось, за замурованной дверью начинался детсадовский коридор. И тогда решили, что когда-то здесь просто был запасной выход, который зачем-то замуровали.
Не помню год, когда это было, где-то середина семидесятых. Оксанин брат тогда уже пошел в школу, а сама Оксана только-только родилась, и ее отца попросили помочь в сносе веранды просто по старой дружбе, они дружили семьями с воспитательницей из этого садика. Так вот, снесли веранду летом. А осенью того же года в садике произошел несчастный случай – один из воспитанников погиб во время круглосуточной.
– Круглосуточной чего? – не поняла я.
– Круглосуточной недели. Так называлось, когда ребенок находился в садике круглосуточно всю неделю, возвращаясь домой только на выходные.
– Ужас какой! – всплеснула руками Ника.
– Ничего не поделаешь, было и такое. Если родители, к примеру, работают в ночную смену или находятся в командировке – это хороший выход. Правда, родители этого мальчика, скажем так, не слишком о нем заботились, у мамы с отчимом был новый ребенок, а «старый» им явно мешал, как нередко бывает в таких семьях. Потому они не очень огорчились.
– А отчего он умер?
– Вот это и непонятно. Вечером все легли спать, как положено, а утром все проснулись, а он нет. Экспертиза показала – внезапная остановка сердца. И винить некого, даже маму с отчимом, они в течение нескольких дней к нему и близко не подходили. Правда, по словам воспитательницы, дети в последние дни что-то между собой шептались об «открытой двери» и «страшном мальчике», но когда взрослые пытались их расспрашивать, замолкали. Так дело и закрыли, сочтя причиной смерти мальчика какую-то врожденную патологию. Бывает, чего там.
– Слушай, мам, но откуда эти страсти известны отцу этой твоей Оксаны? Ведь его дети на тот момент в садик не ходили? – перебила Ника.
– Я же тебе только что сказала – они дружили семьями с одной из воспитательниц! – недовольно ответила Анастасия Александровна. – По соседству жили, без приглашения в гости ходили. Недалеко от садика этого, кстати. Раньше, знаешь ли, люди дружнее были, охотнее общались с соседями, чем сейчас. Тогда компьютеров не было, собирались по-соседски на посиделки, в футбол играли улица против улицы. Я еще помню эти времена, сейчас такого нет. А Оксанина мама к тому же, скажу по секрету, болтушка и сплетница хоть куда. И вообще – об этой смерти, как и обо всех последующих, гудел тогда весь поселок!
– Значит, на этом дело не закончилось?! – вырвалось у меня.
– Какое там! Год прошел спокойно, но следующей осенью – то ли в октябре, то ли в ноябре, уже не скажу – новая смерть. И снова в круглосуточной группе. На этот раз нянечка, снова остановка сердца. Нашли в коридоре. Дети считали ее противной и злой, но не убивали же! Родственники подняли скандал, итогом стало увольнение заведующей, и только. Да она и сама не хотела работать в садике после такого. Так что ее никак нельзя было обвинить в третьей смерти, случившейся год спустя.
– Кто на этот раз?
– На сей раз старый сторож, круглосуточные группы в этом садике после всего случившегося отменили. Он тоже был обнаружен в коридоре на полу. На лице написан ужас, диагноз тот же, что и у предыдущих. Это опять дало повод для судебного разбирательства, но не нашли состава преступления и сделали вывод, что его организм не выдержал избытка спиртного. Не пришьешь же к делу детские разговоры о «страшном мальчике» и «открытой двери», – да, да, дети вновь шептались об этом, как, кстати, и в предыдущий раз. Уже и сами воспитатели теперь отнеслись к этим разговорам серьезно, обыскали весь садик, но не нашли ничего подозрительного, а дети по-прежнему отказывались об этом говорить. Что на детей вообще-то не похоже – обычно они охотно рассказывают старшим все свои выдумки и приключения. Правда, кое-кто из детей, кого напрямую спросили о загадочном страшном мальчике, сказал, что «говорить о нем нельзя, а то он придет и убьет». А на вопрос о двери отвечали, что на нее показывать нельзя, а то она откроется, и придет страшный мальчик. Дети говорили это, а сами то и дело поглядывали в конец коридора. Там все обыскали на предмет замаскированной двери, простукивали стену, даже сверлили ее, но ничего такого не нашли. Замурованная дверь оставалась замурованной, и открыть ее, разумеется, было невозможно. Умом многие понимали, что все эти кошмары начались со сноса веранды, но какую роль старая, рассыпающаяся в труху веранда могла играть во всем этом – понять не могли.
До следующей осени ждать не стали. Кое-кто кое-где дотумкал, что будет новая осень – будет и новая трагедия, а родители, обеспокоенные всем этим, большей частью забрали детей из садика… В общем, не дожидаясь осени, садик закрыли «из-за несоответствия санитарным нормам». Однако на этом история не закончилась.
– Да что еще?! – удивилась Ника.
– Трагедия следующей осенью все же произошла. По поселку о садике ходили зловещие слухи, и с наступлением осени местные жители избегали даже говорить о нем. А вот какие-то заезжие любители выпить как-то туда влезли. Целый вечер соседи – ведь садик граничит с жилыми домами – слышали с его территории громко орущий транзистор и столь же громкие пьяные песнопения. Но вмешаться никто, разумеется, не рискнул – причем боялись не столько этих пьянчужек, сколько… Завершилось все хоровым воплем ужаса, а потом соседи увидели, как несколько человек в страхе бегут прочь, а брошенный во дворе транзистор продолжает орать…
Наутро оказалось, что пьянчуги бросили во дворе не только транзистор, но и своего товарища. Мертвого. Причем не от чего-нибудь, а от все той же беспричинной остановки сердца. Тогда вокруг садика поставили высокий забор, а то ведь прежде низенький был. И соседи отмежевались от зловещего садика огромными заборами, украсив их сверху колючей проволокой. А сейчас там – я заглянула – по соседству и не живет никто…
– Но и тут еще не все? – спросила я.
– Верно. Эти выпивохи были единственными нарушителями спокойствия садика, но не последними его жертвами. На следующий год какой-то местный житель, наслушавшись страшных историй и подзарядившись спиртным, решил поиграть в героя. Взял оставшееся от отца ружье и осенью, когда настали черные ночи, знай расхаживал у входа, словно часовой. Стерег, значит, дом от вторжения всяких дураков, а может, этих самых дураков – от вторжения в дом. Оно бы и похвально, если бы однажды ночью соседи не проснулись от выстрелов и истошных воплей. А на утро – та же песня. Зачем он во двор полез, да еще через высоченные ворота – одному ему было известно. Наверное, хлебнул лишнего.
– Боже мой, сколько смертей! – поежилась я. – А еще говорят, что в те времена не было такого криминала, как сейчас.
– Еще как было, – отрезала Анастасия Александровна с таким видом, словно ей пытались доказать, что дважды два – не четыре. – Просто тогда скрывать это умели лучше. Жили под девизом «У нас все хорошо». А сейчас живем под девизом «У нас все плохо». А на самом деле все точно так же. Разве что бомжей тогда почти не было, это да. Но слушайте дальше. Через семь или восемь месяцев после этого происшествия вышел на пенсию местный участковый, и его сменил новый, из местных жителей. Этот новый был любопытным товарищем и решил распутать это дело, хоть его и собирались закрыть «из-за отсутствия криминала». Даже если дело и некриминальное – в чем он сомневался, – то просто хотелось утолить любопытство.
Первое, что он сделал, – расспросил подробно бывших воспитательниц и воспитанников злополучного садика, ходивших в ту круглосуточную группу. Детишки тогда уже были школьниками – возраст на порядок старше и солиднее, когда уже не верят в черные простыни, зеленые руки и прочих пиковых дам. Но все равно о «страшном мальчике» говорить боялись. На полном серьезе ученики второго, третьего классов заявляли, что если о нем говорить, он придет и убьет. Но, конечно, находились и смелые ребята – кто-то упомянул о раскрытой двери, через которую он зашел, кто-то – что от него веяло холодом. Но чем именно, кроме холода, он был страшен – никто толком не объяснил.
– Так это его мы видели, – шепнула я Нике.
– Однако до сих пор живы, – ответила она.
– Ага, а что со Славиком?..
– Не знаю, по какому принципу «страшный мальчик», или кто это был, выбирал себе жертвы, – продолжила Анастасия Александровна. – Да только в следующий раз – ну, то есть в темные ночи октября, – один из этих смельчаков и поплатился. Третьеклассника нашли в своей постели с остановившимся сердцем. И снова никакого криминала и никаких попыток проникновения злоумышленников в дом. А его младшая сестренка, которая вечно не спала до полуночи, лепетала что-то…
