задрожала, задвигалась. В глубине горных массивов раздался треск, словно переломили сухое дерево размером с горный хребет. Затрещало еще, будто ломались гигантские сухие позвонки. Внизу, в долине, в коричневом облаке полыхнуло красным, оранжевым, вырвались два столба огня, следом выметнулись клубы черного дыма.
Мраку почудился испуганный рев, потом услышали крики обожженных гигантов. Пыль сдуло налетевшим ветром, сверху видны страшные трещины, что исполосовали долину, ширились, а фигурки великанов, отсюда почти человеческие, метались и падали. Земля двигалась, как льдины во время ледохода, края задирались и уходили под кипящую магму, от жара вспыхивала одежда, метались пылающие живые факелы, а крик стоял такой жуткий, что у Таргитая сбежал румянец, бледное лицо вытянулось, в глазах росли страх и недоумение: там же звери, но сейчас совсем вроде не звери, потому что жалко…
Мрак бросил в его сторону быстрый взгляд, сказал настойчиво:
– Давай, Олег, заканчивай.
– Сейчас, сейчас…
– Топи их всех, к такой матери. Быстрее!
– Да я и так…
Огненные столбы стали выше, ударила горячая волна. В ней был запах горелого мяса, паленой шерсти, горящих костей и даже, как показалось Таргитаю, могучий запах страха, отчаяния перед неминуемой гибелью, когда ни убежать, ни соскочить с быстро тающих в огне льдин земли.
Таргитай попытался ухватить Олега за локоть, еще не зная, что делать, но пытаясь как-то остановить, вернуть, сделать сделанное несделанным, горячий ветер снизу рвал ноздри и забивал дыхание, глазные яблоки высохли, как слюда, болели, Олег что-то кричал и потрясал руками, дергая ими за невесть откуда взявшуюся тучу.
Земля затряслась; если б уже не лежали на животах, попадали бы. Раздался страшный рев, кричала сама земля, в недрах вопили насмерть перепуганные индрики, их трубный рев доносился из трещин. Таргитай почти видел, как каменные громады рушат просторные подземные туннели, давят и расплющивают мохнатых гигантов, покрытых пухом неуклюжих детенышей…
Исполинские скалы, нависшие над долиной, падали странно медленно, словно были из тончайшего лебяжьего пуха. Таргитай смотрел как завороженный, каменные пласты все отщеплялись от гор, обрушивались в долину, что стала одним пылающим очагом, где в разных местах пламя исчезало под тяжелыми глыбами, в других местах взметывались шипящие огненные столбы, грозя поджечь небо. Туча стала багрово-красной, раскаленной, а внизу бухало, взлетали брызги жидкого огня. Крики смолкли, но скалы все падали, огонь постепенно угасал, вбитый обратно в недра земли.
Олег стоял во весь рост, бледный как полотно, кулаки сжаты, костяшки стали белыми, губу закусил, напряженный и недвижимый, будто вырезанный из дерева.
– Черт, – прошептал Мрак. – Даже не думал, что так… Скалами бы, и все дела.
– Я так и хотел, – ответил Олег бескровными губами.
– Ну… гм…
– Что-то перепуталось… или сам перепутал. Прости.
– Землю трясло, – торопливо сказал сзади Таргитай. – Вот и сбили тебя!
Мрак приложил ладонь ко лбу, всматриваясь в завесу пыли, все еще багровой от окалины и серой от пепла. Над тем местом, где была долина, поднималось исполинское облако, странно красноватое, словно гранитные глыбы искрошились в пыль.
– В целом получилось, – сказал он утешающе. – Не так, так эдак. А скалами все равно завалил. Так даже лучше. Чтоб и следа не осталось.
Олег вдруг сказал трезвым голосом:
– Ну и что?
– Как что?
– Здесь завалили скалами одно племя. А сколько таких по белому свету? Даже если все отыщем, то заморишься везде поспевать и везде вот так…
Он запнулся, подбирая слово. Таргитай подсказал с осуждением:
– Некрасиво.
– Неумно, – сердито поправил Олег. – Неумно. По-детски.
Мрак подумал, взглянул на то место, где была долина, а теперь лишь нагромождение диких скал, сквозь которое еще поднимаются синие струйки дыма, почесал в затылке:
– Да, всех так не передавить… Но хоть и мелочь, а все-таки приятно.
– Надо идти другим путем, – сказал Олег убежденно.
– Каким?
– Пока не знаю, – признался он.
Таргитай растерянно топтался на месте, а Мрак рассудил:
– Тогда пойдемте.
– Куда?
– Прямо. Говорят, кто прямо ходит, тот дома не ночует. Разве не про нас? Когда не знаешь, что делать, просто иди. Все равно лучше, чем стоять.
Олег пошел сзади, головой покачивал с сомнением. Конечно, кто идет, тот и наткнется… но кто стоит, на того само набежит. Только что: удача или беда?
Мрак посмотрел на красное закатное небо, где между темным виднокраем и таким же темным небом полыхала узкая, как окровавленный меч, полоска огненного заката.
– Далеко в темноте не уйдете, – проворчал он. – Придется переночевать. Утро, конечно, вечера мудренее… но это еще сутки прочь.
Впереди ведогони затеяли драку. Деревья тряслись, ветки трещали, а листья осыпались. Их подхватывали беспричинные вихри и вихрики, а на земле возникали и тут же пропадали отпечатки огромных трехпалых лап.
Ниже по склону, отыскав ручеек, Таргитай взялся за костер. Мрак отступил, растворился в кустах, что-то да заполюет, Олег вяло тюкал кремнем по огниву. Вчера утром видел змею на востоке, плохая примета, зато потом сразу целую вереницу муравьев, что тащили высохшую жабу с севера, хорошая примета, но при этом нечаянно плеснул в костер воды…
Таргитай взвыл: сунул пальцы за берестой и попал под удар кремня. Олег виновато вскрикнул, пообещал залечить так, что никогда в жизни болеть не будет. Надо только залезть на скалу, где гнездо орла, в их гнездах часто находят особый камень – огневик, им хоть болячки залечить, хоть порчу наслать, хоть бородавки вывести…
– У меня нет бородавок, – огрызнулся Таргитай. Он подул на окровавленный палец. – Это не бородавка!.. А омела не сойдет? Во-о-он куст на дереве. Большущий!
– Омела – гнездо черта, – объяснил Олег. – Там не огневик, а чернострел можно найти. Черный такой камень, блестящий.
Таргитай задрал голову, всматриваясь серьезными синими глазами в почти отвесную скалу. И хотя Олег знал, что Таргитай даже ради разбитой головы не перевернется с боку на бок, но на миг усомнился: это о нем, волхве, можно сказать все заранее, он поступает по уму, а у дурака и поступки дурацкие…
Мрак не стал надевать волчью личину, некогда. Когда лук за плечами, а теперь в руках, то собьет что-нибудь в перьях или шерсти, сожрут, не до разносолов.
Место было такое красивое, что даже его мохнатая душа ощутила красоту, когда из-под красивой, как старый матерый воин, скалы, мохнатой и блистающей красными прожилками, брызжет веселый, как ребенок, ручеек, смеется серебряным голоском, прыгает по камешкам, по берегам цветы и красивые кусты, тоже сплошь покрытые красными и желтыми головками. Впереди ровная площадка, каменная плита, а дальше уже густая трава на полет стрелы, затем дубовая роща, а еще дальше сплошная стена березняка с
