Идея homo natura должна быть пересмотрена не по причине указанных недостатков. Она, по Бинсвангеру, дает лишь один взгляд на мир – естественнонаучный, что не может обеспечить исследования всего многообразия человеческого опыта и индивидуальной истории. «Когда одна форма берет на себя роль судьи над остальными, – отмечает он, – тогда сущность человека нивелируется или сводится к одному уровню»[829].
Фрейда, правда, нисколько не смущали такие выпады Бинсвангера, и в ответном письме на статью «Фрейд и конституция клинической психиатрии» он писал: «Я всегда жил только в parterre и подвале здания. Вы утверждаете, что, изменив точку зрения, можно увидеть верхний этаж, в котором разместились такие высокие гости, как религия, искусство и т. д. Вы не единственный, кто так думает, в это верят большинство культурных представителей homo natura. В этом отношении Вы консервативны, я революционен. Если бы у меня впереди была еще одна жизнь, без сомнения, я мог бы найти место для этих благородных гостей в моем маленьком подземном домике…»[830].
Несмотря на такую жесткую критику, Бинсвангер настаивает, что антропологии было бы весьма полезно более пристально исследовать и переработать некоторые аспекты идеи homo natura, поскольку они могут пригодиться ей при конструировании собственной теории. Фрейдовская теория homo natura представляется для антропологии самым важным методологическим принципом. Эта теория указывает на то, каким образом, исходя из единого организационного принципа, можно упорядочить и систематизировать знания о человеке путем объединения всех областей бытия. Антропология изучает многообразие, индивидуальность, и выработка такого системообразующего принципа, как справедливо отмечает исследователь, ей необходима. Таким принципом, на его взгляд, и должна выступить феноменология.
Феноменология Бинсвангера непосредственным образом связана с психоанализом. Именно через феноменологический подход он пытался преодолеть редуцированность теории Фрейда. Шпигельберг отмечает, что в теории Фрейда отсутствовали две вещи: 1) методология, которая обосновывала бы психологические и философские основания психоаналитической интерпретации с научной точки зрения; 2) всесторонняя антропология[831]. Первый недостаток позволяла преодолеть феноменология, второй – фундаментальная онтология Хайдеггера.
§ 3. Обращение к Гуссерлю и психопатологическая феноменология
Как мы уже отмечали, в 1922 г. Бинсвангер по просьбе Швейцарского психиатрического общества пишет реферат, в котором анализирует возможность применения феноменологии в психопатологии и констатирует рождение психопатологической феноменологии. Здесь он противопоставляет феноменологию естествознанию, подчеркивая, что она получает свои данные на основании категориального созерцания, усмотрения сущности, имманентной идеации или феноменологической интуиции, естествознание – на основании чувственного опыта. Он отмечает, что взаимодействие с предметами внешнего мира и его самопроизвольное конструирование не являются теорией в смысле чистого дескриптивного познания. Таковой ему представляется лишь изучение самих сущностей и выработка методологии такого исследования.
В этом реферате Бинсвангер не просто пересказывает основные моменты феноменологии Гуссерля, но критически осмысляет предложенную им теорию и метод. Рассматривая на конкретных примерах особенности эстетического созерцания, он приходит к выводу о наличии не только категориальных созерцаний, но эстетических и этических. В случае последних, на его взгляд, речь идет об усмотрении нравственных или этических сущностей[832], о ценностном вчувствовании (Wertfühlen), ценностном схватывании (Wertnehmen)[833]. И здесь он, несомненно, привлекает и развивает не только и не столько идеи Гуссерля, сколько взгляды Шелера и Д. фон Гильдебранда[834]. Продвигаясь дальше и обращаясь к эйдетической феноменологии, он отмечает, что феноменологический метод, проводящий исследователя от отдельных индивидуальных эмпирических фактов к над-эмпирическим всеобщим, или чистым, сущностям, является основным предметом интереса психиатрии [835].
Вскрывая сущность феноменологического метода, Бинсвангер отмечает две проблемы, тесно связанные друг с другом и фактически отражающие трудности применения идей феноменологии в психиатрии как естественной науке. Первая проблема относится к «где» феноменологического усмотрения. Естественные науки утверждают, что восприятие и сознание находится в мозге, психолог связывает его с душой и психикой, феноменолог же, может с уверенностью сказать лишь то, что это его акт восприятия, однако вопрос о «где» этого сознания является для него бессмысленным. Аргументируя это утверждение, Бинсвангер обращается к понятию интенциональности и интенционального акта.
Второй и основной проблемой является проблема возможности чистой феноменологии в клинике. Бинсвангер критикует с неокантианских позиций (привлекая идеи П. Наторпа) теоретические предпосылки феноменологии – абсолютную данность чистого сознания и исключительно интуитивный характер феноменологического усмотрения[836] – и отмечает, что, несмотря на утверждения о тесной связи между психологией и феноменологией, Гуссерль говорит о непреодолимой пропасти между познанием фактов и познанием сущностей. С целью учета этой трудности он постулирует два критерия дифференциации феноменологического усмотрения сущности и психологически-феноменологического усмотрения фактов:
1. Психологически-феноменологический объект исследования, в частности, акт восприятия, всегда предстает в качестве реального психического акта, который не может существовать вне отношений с реальным человеком и реальным живым существом. В эйдетической феноменологии же все это «заключается в скобки» и выводится за пределы исследования.
2. Психологическая феноменология исследует индивидуальные состояния, процессы и их вариации, чистая феноменология же переходит от них к общим сущностям[837].
В ходе использования феноменологического метода в клинике, на взгляд Бинсвангера, имеет место некоторое совмещение психологической и чистой феноменологии. Исследователь здесь продолжает оставаться в пределах области психологической феноменологии, но постигает при этом всеобщие сущности. Именно поэтому, на взгляд Бинсвангера, необходимо говорить не о феноменологической психологии (как у Пфендера), и не о чистой феноменологии (как у Гуссерля), а о психологической, психопатологической феноменологии[838]. По замечанию Бинсвангера, несмотря на то, что никакая наука о фактах (Tatsachenwissenschaft) не может функционировать без эйдетических наук (здесь он приводит пример математики), психологически-феноменологическое исследование фактов и феноменологическое постижение сущности до сих пор не пересекались. Установление связи между ними он и называет своей основной задачей.
В этом реферате развиваются и другие положения феноменологической теории Гуссерля, но наиболее значимым для настоящей работы является исследование Бинсвангером психопатологической феноменологии. Он подчеркивает, что феноменология в теоретическом отношении, несомненно, весьма далека от психопатологии и не имеет с ней никаких общих целей. «Так как психопатология была и остается опытной и фактической наукой, то она никогда не захочет и не сможет подняться до созерцания чистой сущности в абсолютной всеобщности»[839], – пишет он. Психопатология и психиатрия как отрасли медицины всегда остаются естественными науками. Тем не менее, на его взгляд, психопатология «не станет возражать», если чистая феноменология охватит и ее предметную область, что даст первой разъяснение ее методов и облегчение ее исследований. Вторая в этом случае трансформируется в психопатологическую феноменологию, которая хотя и отличается от естественных наук, но все же может сосуществовать с психиатрией.
Примечательно, что Бинсвангер располагает термины, составляющие название этого направления, именно в таком порядке – «психопатологическая феноменология», а не «феноменологическая психопатология», как это было, например, у Ясперса. Да и все остальные ее представители предпочитали «феноменологию» оставлять определением, а не делать существительным. Бинсвангер пошел здесь, конечно, на определенный риск: расширил предметную область феноменологии, включив в нее патологические проявления. Если другие феноменологические психиатры делали практически то же, но не обозначали этого в своих работах, то он открыто это декларировал. Он пишет: «…Мы уже сейчас хорошо понимаем, что вполне имеет смысл, несмотря на это глубокое различие между психопатологическим исследованием фактов и феноменологическим исследованием сущности, говорить о психопатологической феноменологии»[840].
