Начиная с 1808 г. царь, готовясь к будущему противоборству с французским императором, начал перестраивать и реформировать русскую армию. Два прекрасных, талантливых помощника помогали ему в этом деле — А. А. Аракчеев и М. Б. Барклай-де-Толли. К началу 1811 г. он уже располагал 225 тысячами солдат, но стремился увеличить армию еще на 100 тысяч человек. Одновременно он устанавливал отношения с английским правительством, с польскими высокопоставленными деятелями.
К весне 1812 г. отношения между Францией и Россией накалились до предела. В этих условиях Александр проявил большую выдержку, твердость духа, подлинный патриотизм. В ответ на слова Наполеона, переданные ему с одним из посланцев: «Мы создадим наши плацдармы не только на Дунае, но и на Немане, Волге, Москве-реке и на двести лет отодвинем угрозу набегов с севера», Александр подвел того к карте и, указывая на берега Берингова пролива, ответил, что императору французов придется идти до этих мест, чтобы получить мир на русской земле. В те же дни Александр говорил своему другу — ректору Дерптского университета Паррату: «Я не надеюсь восторжествовать над гением и силами моего врага. Но ни в коем случае я не заключу постыдного мира и предпочту погрести себя под развалинами империи».
Вторгнувшись в пределы России, великая армия Наполеона стала беспрепятственно продвигаться в глубь страны. По воспоминаниям Коленкура, Наполеон надеялся закончить кампанию быстро, разгромить русских в генеральном сражении и подписать мир. «Я подпишу мир в Москве!… И двух месяцев не пройдет, как русские вельможи заставят Александра его у меня просить!…»
И действительно, в сложившейся ситуации и в дальнейшем, после падения Москвы, за мир с Наполеоном выступали великий князь Константин Павлович, канцлер Румянцев, Аракчеев, ряд видных сановников. Но Александр был неумолим. Когда в июле Наполеон сделал первую попытку мирных переговоров, переданных через генерала Балашова, то Александр попросту не ответил ему. 24 августа из Смоленска французский император написал новое письмо царю, и снова ответа не последовало. Получив от Кутузова известие об оставлении и последующем пожаре Москвы Александр разрыдался, но быстро взял себя в руки и, по словам посланного к нему полковника Мишо, сказал: «Возвратитесь в армию, скажите нашим храбрецам, объявляйте всем моим верноподданным везде, где вы проезжать будете, что, если у меня не останется ни одного солдата, я стану во главе моего дорогого дворянства и моих добрых крестьян и пожертвую всеми средствами империи… Но если Божественным Провидением предопределено, чтобы когда-либо моя династия перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моей власти, я отращу себе бороду и лучше соглашусь питаться картофелем с последним из моих крестьян, нежели подпишу позор моего отечества и дорогих моих подданных, жертвы коих умею ценить. Наполеон или я, я или он, но вместе мы не можем царствовать; я научился понимать его; он более не обманет меня».
Твердые заверения на этот счет были сделаны и Кутузову. Военный конфликт с Францией принял для Александра I, совершенно очевидно, форму личного и бескомпромиссного конфликта с Наполеоном, и русский император вложил в него всю силу своей ненависти, задетого самолюбия, твердости воли. В этом противоборстве Александр вдруг предстал тем, кем он и был в действительности, вернее, стал после обретения на троне уверенности, — правителем властным, сильным, дальновидным.
Вместе с тем события начала войны и особенно пожар Москвы настолько потрясли его, что он, как утверждают очевидцы, был часто грустен, начал уединяться в своем Каменноостровском дворце, который оставался почти без охраны. Тогда впервые так истово, так страстно он обратился к Богу. «Пожар Москвы осветил мою душу, — признавался он позднее прусскому епископу Эйлерту, — и наполнил мое сердце теплотою веры, какой я не ощущал до сих пор. И тогда я познал Бога».
Все попытки Наполеона из Москвы вступить с русским царем в мирные переговоры также оставались без ответа. Александр продолжал выполнять данный им обет.
В декабре 1812 г. русская армия, вытеснив французов из России, вышла к государственной границе России на Неман. Встал вопрос о дальнейшей судьбе кампании. М. И. Кутузов считал, что война на этом могла бы закончиться, что незачем более губить русских солдат. Престарелый фельдмаршал не без основания полагал, что падение Наполеона лишь усилит Англию и концерн европейских держав вопреки России. Однако Александром владели иные чувства. Он стремился теперь стать спасителем Европы, быть ее арбитром. Что было больше в этих стремлениях — самодержавных претензий хозяина империи, мессианских претензий верующего, оскорбленного Наполеоном, униженного им человека. Думается, что и первое, и второе, и третье. И все же личное противоборство с Наполеоном было одной из доминант поведения русского царя.
Теперь целью Александра стал непременный захват Парижа, низвержение Наполеона. Русский царь мотивировал эту цель благородными чувствами помощи угнетенным народам. В этом плане велось все пропагандистское обеспечение кампании. Вступление союзных войск во Францию оправдывалось необходимостью спасти французский народ от тирании Бонапарта. И все же мы не можем не вспомнить этой решительной фразы Александра: «Наполеон или я, я или он». Кажется, это была его действительная программа не столько государя, сколько человека. Причем, когда союзники проявили колебание, Александр заявил, что он пойдет на французскую столицу с одной русской армией.
Во время заграничного похода русской армии, сражений между союзниками и Наполеоном Александр постоянно находился при армии. Но это уже не был восторженный новичок Аустерлица, но умудренный военным опытом муж, причем муж храбрый. В бою под Дрезденом, на Люценских полях, он участвовал в руководстве войсками и стоял под огнем. Во время сражения при Бауцене Александр располагался так, что видел французского императора, а тот видел его. В битве под Дрезденом Александр едва избежал гибели. Рядом с ним разорвалось ядро, смертельно поразившее генерала Миро. В битве под Лейпцигом Александр в первый день сам командовал войсками, принял ряд ответственных решений, в том числе ввод в действие резервной артиллерии, которая повернула ход битвы в пользу союзников. Во время схватки конвоя лейб-казаков и французских кирасир император находился едва ли не в пятнадцати шагах от сражавшихся. Личную храбрость и хорошую военную распорядительность Александр проявил и во второй день Лейпцигской битвы, а также в сражении за Париж.
После успеха французов под Бауценом Наполеон вновь обратился к русскому царю с мирными предложениями и вновь получил отказ. Твердость проявлял Александр и далее, в течение всего 1814 г., правда, в условиях, когда чаша весов уже склонялась в пользу союзников.
Уже после торжественного вступления в Париж Александр сказал Коленкуру, тщетно пытавшемуся спасти своего императора: «Мы решили продолжать борьбу до конца, чтобы не возобновлять ее при менее выгодных обстоятельствах, и будем сражаться, пока не достигнем прочного мира, которого нельзя ожидать от человека, опустошившего Европу от Москвы до Кадикса». Союзники заявили, что они не будут иметь дело ни с Наполеоном, ни с кем-либо из его фамилии. 6 апреля Наполеон подписал отречение, а еще через несколько дней отбыл на остров Эльба. В эти дни Александр проявил наконец-то к поверженному врагу великодушие и настоял на сравнительно мягких условиях его отстранения от власти (владение островом Эльба, огромная пенсия, 50 солдат гвардии для охраны), вопреки Талейрану, предлагавшему ссылку на Азорские острова и более жесткий режим содержания.
Однако едва весть о бегстве Наполеона с Эльбы и наступление эпохи Ста дней разнеслась по Европе и достигла Вены, где собрались лидеры тогдашней Европы для ее очередного передела, как Александр вновь проявил решительность и боевитость, которая во многом определила сплочение союзников и окончательное сокрушение Наполеона Бонапарта. От своей линии по отношению к Наполеону Александр не отказался и тогда, когда тот прислал русскому императору антирусский договор, подписанный недавними союзниками России — Австрией, Англией и посаженным на родительский престол Людовиком XVIII Бурбоном. Договор был секретным и предусматривал возможность совместных действий, в том числе и военных, против России в связи с серьезными расхождениями между союзниками и Россией по территориальным вопросам. Призвав министра иностранных дел Австрии Меттерниха, Александр познакомил его с документом, затем бросил его в камин и сказал, что дальнейшая борьба с Наполеоном требует укрепления союзных действий.
Затем последовало Ватерлоо и ссылка Наполеона на остров Святой Елены.
7. Крушение
В тот момент, когда казалось, что Александр наконец-то решится на практическое осуществление своих либеральных начинаний, под сукно были положены конституционные идеи для России; проекты освобождения крепостных крестьян, уже одобренные Александром, также растворились в тайниках его канцелярии. На поверхности остались лишь словесные либеральные всплески и погрустневшие глаза самого Александра. На рубеже второго и третьего десятилетий его царствования начался тот поворот в его действиях, в привязанностях и в его душе, который поразил современников, поставил загадки перед будущими его биографами, поворот, который, видимо, и привел его к преждевременной смерти.
