страдают, умирают… Но на Земле не было капсул репликации. И если уж человек умирал, то всего один разок. А тут что? Всё будет по кругу?
Кажется, не только меня волновал этот вопрос… Совершенно случайно, следуя за всеми, я услышал разговор господина Иендо и господина Тошиба. И касался он именно этой темы.
— Я бы отправил посла в центральный лагерь… Надо узнать, как там обстановка, — проговорил господин Тошиба. — Но опасаюсь, что если человек будет заражён — болезнь распространится дальше.
— В других временных лагерях та же ситуация? — спросил Иендо, и между его бровей залегла глубокая складка.
— Почти везде! — подтвердил Тошиба. — Мы хотели устроить прорыв на другой берег реки… Момент благоприятный. Из города ушло много русских с огнестрельным оружием, как сообщили наши информаторы.
— А как же мирные переговоры? — удивился господин Иендо.
— Господин Аоки сказал, одно другому не мешает! — улыбнулся Тошиба. — С русскими лучше занять выгодные позиции для переговоров, тогда они будут покладистее.
— Ясно, — кивнул Иендо.
— Но, как ты понимаешь, все планы пошли прахом… — Тошиба мотнул головой, будто пытался указать затылком назад. — С кишечным расстройством нормально не повоюешь!
В этот момент они резко остановились, потому что из одного шалаша выскочила девушка в одежде повара. И она не только забыла поклониться господину Тошибе и господину Иендо!.. Она их, кажется, и вовсе не заметила…
Чуть не сбив по пути несколько человек, девушка пробежала мимо. Сначала метнулась в одну сторону, потом в другую… А затем остановилась и схватила себя за щёки. В её глазах плескался ужас и страх. И тут раздался громкий звук выпущенного кишечного ветра.
— Нет! — пискнула девушка, схватившись за живот, а потом…
А потом она задрала платье, села на корточки прямо там, где стояла… И дико, пронзительно закричала…
— Всё, болезнь уже в столовой! — сумрачно прокомментировал Тошиба.
А я с ужасом смотрел на несчастную девушку, сгорающую от стыда. Она, кажется, ещё понимала, где находится, как-то осознавала себя… И это публичное обнажение… Я с трудом оторвал взгляд от этой картины, когда девушка застонала и начала извергать из себя…
Мама, папа, раньше ничего подобного у нас не было! Мы своими ногами прошли несчётное количество тё, но никогда с нами не случалось такого! Это было страшно! Это было неслыханно страшно!
К сожалению, снова залипнув на умирающую, я отстал от господина Тошиба и господина Иендо. И больше не слышал, о чём они говорили.
В этот день, вернувшись в лагерь, мы не стали там задерживаться.
Когда господин Иендо пообщался с господином Аоки, который разбил свой лагерь поодаль, мы опять стали готовиться к отбытию. Мы очень спешили. Я хотел поесть, но господин Иендо запретил нам прикасаться к еде во временном лагере.
— Если я увижу, что кто-то ест или пьёт — вы останетесь здесь! Если я увижу, что кто-то уснул — этот кто-то тоже останется здесь! Всем покинуть лагерь и ничего не брать! Все должны помыться водой, которую предоставит господин Аоки, и облиться соком едкого листа кодокунаки!
По нашим рядам прокатился тихий стон ужаса.
— Не возражать! — сверкая глазами, прикрикнул господин Иендо. — Через это пройду даже я сам! Так надо для дела! Или хотите позорно умереть, вываливая дерьмо на землю, на глазах у всех?
Но мыться соком из листа одинокого дерева⁈ Это шутка? Впрочем, господин Иендо, похоже, не шутил. И действительно собирался это сделать, с собой и с нами.
Папа, мама, помните, я вам рассказывал про одинокие деревья? Это те, рядом с которыми ничего не растёт. Кодокунаки ядовиты, их сок ужасно щиплет кожу. Но, может, в этом и есть смысл? Вдруг он убьёт неизвестную инфекцию? Я не знаю. Но, видимо, скоро мне предстоит это проверить.
— После того, как пройдём эту процедуру, мы снова выступим на юг! — объявил господин Иендо. — И чтобы я не слышал ваших горестных причитаний! Мы все здесь по делу, которое гораздо важнее, чем ваши изнеженные тела. От этого дела зависит очень многое для всех нас. А теперь живо выметайтесь на луг за оградой!..
И мы вымелись… Что нам ещё оставалось?
А позади кричал очередной несчастный, судорожно хватаясь за живот. Они почему-то всякий раз не успевали добежать до отхожего места. Им как будто жестоко не хватало времени…
Дневник Кошкина А. В., по прозвищу «Пустырник»
Четыреста семьдесят первый день. Бесконечное море проблем
Заседание с Кукушкиным шло уже который час. Честно говоря, я задолбался. Уж лучше бы я с Пироговым куковал. Но не повезло… Не моя смена. Откуда Кукушкин узнал про то, что в городе болтаются неучтённые люди? И почему именно сегодня, а?
Спать хотелось до невозможности… Но нельзя. Надо было делать вид, что вдумчиво вникаешь в проблемы Алтарного.
Но всё-таки я надеялся на чудо. И чудо пришло! Невнятные голоса за стеной, какая-то возня… А потом дверь распахнулась, и в зал ворвалась растрёпанная блондинка. Кажется, Леной её зовут… Медик из группы Вано.
— Дмитрий Иванович! — воскликнула она.
— Да нельзя туда!.. — заскочивший следом Ольша попытался её увести, но рядом возник дуболом-полицейский и сразу оттеснил его. — Да что ж такое!
— Вообще-то у нас и в самом деле важное совещание… — нахмурился Кукушкин, а потом сорвался и повысил голос: — Елена, вы уверены, что то, что вы мне хотите сказать, НАСТОЛЬКО важно⁈ Нельзя было подождать⁈
Сдаёт вождь… Устал он… Уже и срывается почём зря. Но Елена — конечно, тот ещё кадр. Вздёрнула бровь, смерила его взглядом и выдала холодным, как лёд, голосом:
— Господин мэр! Вы предпочитаете мои новости узнать до того, как высрете кишки себе в белоснежные штанишки, или после?
— Кхм… А почему я должен… Вот это самое?.. — покрутив в воздухе пальцем, уже спокойнее уточнил Кукушкин.
— Во Внешнем городе эпидемия. Какая-то кишечная инфекция. Сегодня один кадр добрался до Внутреннего города, где и помер, разнося эту заразу! — пояснила Елена.
— Как помер? — переспросил заместитель Вити, сидевший недалеко от мэра.
— Срал-срал, да помер! — лаконично обрисовала ситуацию девушка. — А потом пришёл за своим трупом, чтобы сунуть его в репликационную капсулу.
— Какая романтичная история… — оживившись, заметил я. — И много там таких?
— По первым опросам, хватает! — ответила эта мегера, смерив меня взглядом.
Ой, горячая
