чуду, а может, очередным изменениям в свойствах атмосферы, двигатели громко взревели, как только он дернул за рычаг. Ракетолет взлетел, набрал скорость и воспарил над бурлящей долиной.
Глянув назад в иллюминатор, Моррис увидел две исполинские крылатые фигуры, которые зависли в небесах, наблюдая за их отлетом. Спокойные, бесстрастные, с раскинутыми крыльями, они парили среди молекулярной бури, которая уже начала стихать.
Моррис отвернулся, преисполненный необычайного трепета и благоговейной признательности. Маркли искусными выверенными движениями направил ракетолет на бесформенное пятно, которое все еще висело в красно-коричневых небесах.
И снова Моррис оглянулся. Вдалеке, в вышине, между кривобоким солнцем и перепаханной расколотой землей виднелись две крошечные точки: загадочные существа, которых он мысленно называл владыками случайности, уверенно расправив крылья, летели к своему городу. Больше он их не видел, и мистическое знание, которым его одарили, уже потихоньку истаивало.
Представшие ему в телепатическом видении цитадели – образец строгого архитектурного порядка посреди безумного пейзажа, высшие существа, с превеликим трудом отвоевавшие у природы свои неземные силы и неустанно сражавшиеся с хаотическим, предательским, упрямым космическим Тартаром, – все это уже казалось чуточку нереальным, будто сновидческий пейзаж, откуда уже отбывает сновидец.
Ракетолет нырнул в слепое пятно. Все вокруг заполонила ватная, всепроникающая, цепкая серость. Зрение, слух, даже осязание и мысль – все сгинуло в ничто.
И прямо из этого марева, из бесформенного, бесцветного смертного сна между двумя жизнями судно выплыло в темно-синюю земную стратосферу. На Морриса и Маркли внезапно нахлынули вновь обретенные зрение, сознание, память, чувства. Внизу, к их облегчению, опять пестрел знакомый крапчатый пейзаж – Невада и белые зубцы горных вершин.
Хозяин бездны
Подобно джинну, выпущенному из бутыли Соломона, облако, быстро набухая и разрастаясь, встало на краю планеты. Колоссальная ржавая колонна высилась над мертвой равниной, пронзая небо, темное, как соленая вода пустынных морей, усохших до размеров озер.
– Песчаная буря, черти бы ее взяли, – заметил Маспик.
– Она самая, – коротко отозвался Беллман. – Других бурь в этих краях не бывает. Этот адский смерч айхаи зовут зурт, и он движется в нашу сторону. Пора искать убежище. Мне случалось попадать под такой смерч, и я никому не советую вдыхать эту железистую пыль.
– Справа, на древнем речном берегу, есть пещера, – сказал Чиверс, третий из компании, окидывая пустыню беспокойным соколиным взором.
Трое землян, бывалых путешественников, презиравших услуги марсианских проводников, пять дней назад выступили от заставы Ахума в необитаемую местность, зовущуюся Чауром. Ходили слухи, что здесь, в руслах великих рек, пересохших много веков назад, бледное, похожее на платину золото Марса лежит кучами, как соль. Если Фортуна будет благосклонна, годам отчасти вынужденного изгнания на красной планете придет конец. Их отговаривали от путешествия, в Ахуме они успели наслушаться историй о том, почему из Чаура старатели не возвращаются. Впрочем, к опасности, какой бы страшной или диковинной она ни выглядела, им было не привыкать. Имея шансы в конце путешествия обзавестись золотишком без счета, они рискнули бы пересечь даже геенну.
Провиант и бочонки с водой перемещались на спинах странных млекопитающих, именуемых вортлюпами; вытянутыми шеями, конечностями и покрытыми роговой оболочкой телами эти животные походили на сказочный гибрид ламы и ящера. Несмотря на устрашающий вид, они обладали кротким нравом, хорошо приручались и были приспособлены к долгим пустынным переходам, так как месяцами могли обходиться без воды.
Последние два дня путешественники продвигались по руслу безымянной древней реки шириной в милю, извивавшемуся среди холмов, которые за тысячелетия эрозии превратились в кочки. До сих пор им не попадалось ничего, кроме истертых валунов, гальки и мелкого ржавого песка, а до недавнего времени даже небо оставалось безоблачным и безмолвным; и ничто не шевелилось на речном дне, камни которого не покрывал даже мертвый лишайник. Зловещий столб зурта, что набухал и раскручивался все ближе к ним, был первым признаком оживления, замеченным путешественниками в этой безжизненной местности.
Тыча в вортлюпов палками с железными наконечниками, которые только и могли придать резвости этим медлительным чудищам, земляне направились к пещере, о которой говорил Чиверс, – ходу оставалось примерно треть мили вверх по высокому и пологому речному берегу.
Зурт заслонил солнце прежде, чем путешественники достигли древнего склона, и дальше они передвигались в зловещих сумерках цвета засохшей крови. Вортлюпы, издавая недовольное неземное мычание, карабкались вверх по регулярным уступам ступенчатого берега – свидетельству медленного отступления древних вод. Когда путешественники подошли к пещере, песчаный столб, угрожающе вздымаясь и крутясь, достиг противоположного берега.
Пещера располагалась в тени низкого каменистого утеса с железными прожилками. Вход осыпался грудами оксида железа и темной базальтовой пыли, однако был достаточно велик, чтобы впустить землян с их вьючными животными. Тьма, тяжелая, словно сотканная из черной паутины, обступила их. Путешественники понятия не имели, велика ли пещера, пока Беллман не достал из тюка с пожитками электрический фонарик и не пронзил тьму его лучом.
Фонарик осветил только устье пещеры неопределенного размера – она уходила во мглу, постепенно расширяясь; гладкий пол будто истерли ушедшие воды.
С приходом зурта отверстие пещеры потемнело. Жуткий вой, точно стоны растерянных демонов, наполнил уши путешественников, а атомы песчинок обрушились на них, жаля руки и лица, словно металл, измельченный в порошок.
– Буря продлится по меньшей мере с полчаса, – сказал Беллман. – Зайдем подальше? Вряд ли мы обнаружим там что-то ценное или интересное, но хотя бы убьем время. А можем найти фиолетовые рубины или янтарно-желтые сапфиры, которые в этих пустынных пещерах порой водятся. Поэтому доставайте фонарики и светите на пол и на стены.
Товарищи Беллмана нашли его предложение стоящим. Вортлюпы, в своих чешуйчатых кольчугах нечувствительные к песку, остались у входа, а Чиверс, Беллман и Маспик, лучами фонариков вспарывая густую тьму, тысячелетиями не знавшую света, углубились в расширяющийся зев пещеры.
Здесь было голо и пусто – мертвенная пустота давно заброшенных катакомб. Ни искры, ни малейшего мерцания фонариков не отражалось от ржавых стен и пола. Дорога шла вниз с легким уклоном, а следы воды на стенах располагались на высоте шести-семи футов. Не было никаких сомнений, что тысячелетия назад здесь было ответвление реки. Очищенный от мусора канал походил на циклопический акведук, который мог привести на какой-нибудь субмарсианский Эреб.
Никто из путешественников не отличался богатым воображением или склонностью тревожиться по пустякам. Однако впечатления у всех складывались странные. Снова и снова за завесой таинственной тишины им чудился слабый шепот, как будто внизу, в другом полушарии, вздыхали моря, ушедшие в марсианскую твердь. В воздухе веяло сомнительной сыростью, а лица обдувал почти неощутимый сквозняк. Самым странным в этом
