Но что приобрели прочие люди, гонявшиеся за суетою в течение всей своей земной жизни? Ничего; а если и приобрели что временное, то оно отнято у них неумолимою и неизбежною смертию, которая оставила при них одни грехи их. Посему велика милость Божия к тому человеку, которого сердце не вполне прилепилось к земле и которого Бог призывает к монашеской жизни таинственным призванием. Днесь, аще глас Его услышите, не ожесточите сердец Ваших (Евр. 3. 7, 8, 15).
Вот мой ответ на твое намерение окончить дни твои в монастыре для покаяния и для прочного примирения с Богом.
Относительно же сына твоего: нелицеприятный Бог принял и его желание, только в настоящее время этого исполнить невозможно, не потому, чтобы дитя не могло вступить в монастырь, но потому, что в наше время монастыри находятся в ужаснейшем положении, и многие хорошие люди, вступив в них без должного приготовления, расстроились и погибли. Пусть Алеша приучает себя к монастырскому послушанию послушанием родителю; пусть приготовляет себе занятия в монастыре, соответственные своему происхождению, правилам и силам, тщательным изучением наук, русской литературы, языков, хорошо бы латинского и греческого, между прочим. Не надо пренебрегать и каллиграфией. Ученость дает возможность сохранить в монастыре уединение при келейных занятиях и может сделать инока полезным обществу в нравственном отношении.
Для уединенного жительства и для удобства к покаянию у меня есть в виду Оптина пустынь, Калужской губернии, близ города Козельска, в пяти верстах. Удобства этого места суть: при пустыни находится скит, куда запрещен вход женскому полу, окруженный мачтовыми соснами, следовательно, защищенный от ветра вполне; в этом скиту живет довольно дворян. Под руководством старца, также из дворян, весьма хорошей жизни, занимаются переводом с греческого Св. Отцов и изданием их. Вот {стр. 374} нравственная сторона: есть уединение и есть духовное общество, свое, благородное, а этого нет ни в одном монастыре русском. Св. Пимен Великий сказал: всего важнее хорошее общество. И так, что особенно важно в мирском быту для благовоспитанного человека, то остается особенно важным в монашестве. Это, важное для нас, будет чрезвычайно важно для тех юношей, которые будут сопутствовать нам: умирая, мы будем утешаться мыслию, что оставляем их на хороших руках. В материальном отношении Оптина пустынь также хороша: невыгодная сторона состоит в том, что живой рыбы мало и дорога, также и дрова дороги.
На мысль об учреждении своего нового монастыря скажу, что заведение своего монастыря повлечет нас к материальным попечениям, кои будут препятствовать попечению о наших душах. Сильная зависимость нашего духовного состояния от нашего наружного состояния и познание человека, заимствованное из опытных наставлений Св. Отцов, приводит к тому заключению, что гораздо больше можно преуспеть, живя странниками и пришельцами в чужой стороне, нежели если б мы основали монастырек на своей родине, где нас все знают и многие уважают. Вот мое суждение о нашем общем жительстве, может быть, в единонадесятый час нашей земной жизни.
Что касается собственно до меня, то я обязан многим людям за многое, и между прочим за дружеское расположение, мною ничем не заслуженное, я обязан Николаю Николаевичу [Муравьеву]. Но Богу я обязан безмерно: потому что Он посетил меня милостию свыше, которой я должен соответствовать моим поведением. Это соответствие может заключаться, по моему мнению, только в том, если я проведу остаток дней моих в глубоком и строгом уединении. Это непонятно для других, для которых сокрыта моя совесть и которые могут судить о мне только по наружности, но для меня вполне ясно. Всякая добродетель с развлечением — не моя. Искание или желание какого-либо высшего сана для меня — грех и безумие. Если увидишься с Николаем Николаевичем, то объясни ему это. Впрочем, я и сам хочу написать ему и просить его, чтоб он оставил свои виды на меня. По особенному недоверию так именуемого духовного звания к дворянству, представятся Николаю Николаевичу большие затруднения в исполнении его намерения, даже можно предсказывать верную неудачу. Я не желаю, чтобы он компрометировал себя ради меня; не желаю, чтоб из-за меня высшие духовные лица взволновались; наконец, и для себя нахожу более выгодным уда{стр. 375}ление, нежели возвышение, и возвышение бесплодное, на короткое время остатка земной жизни. Призывающий на тебя…
14 февраля 1856 года
№ 9
Господь да исполнит твои благочестивые намерения и да укажет Тебе путь, по которому возможешь приблизиться к Нему. О сем и ты молись. Что-нибудь решительное тебе тогда только можно будет предпринять, когда я перемещусь в Оптину; если Н. Н. захочет переместить тебя в Тифлис, перемещайся в видах пользы его самого; многие им приближенные худо ему платят!
3 апреля 1856 года
№ 10
Любезнейший Друг и Брат, Петр Александрович!
На письмо твое от 24 апреля, полученное мною в Петербурге, отвечаю из Оптиной пустыни, находящейся в Калужской губернии, в 4-х верстах от города Козельска. — Скажу тебе, что я очень рад, что ты мог уклониться от управления имением Николая Николаевича. Пожертвование, которое человек приносит собою достойному человеку, особливо когда с таким пожертвованием соединена польза отечества, — прекрасно; но пожертвование собою Богу, Которому мы и без того принадлежим, несравненно превосходнее. Сверх того, последнее пожертвование, собственно, для нас необходимо; необходимо нам прежде смерти примириться и соединиться с Богом, посредством покаяния, чтоб не услышать на суде Его: «Не вем вас: отыдите от Мене, называвшие Меня Господом своим и нарушавшие Мои заповедания». Живя в Сергиевой пустыни, которая все-таки монастырь, я не выдерживаю напора волн и вихрей житейских, часто колеблюсь и падаю; что ж сказать о жизни в полной зависимости от мира и посреде его?
В таком убеждении я захотел соглядать собственными очами Оптину пустыню, которая в настоящее время есть бесспорно лучший монастырь в России в нравственном отношении, особливо Скит ее, находящийся в 100 саженях от самой Пустыни, огражденный со всех сторон вековыми соснами, на песчаном грунте, недоступный для женского пола, может удовлетворить благочестивым желаниям отшельника в наш век. В нем живет много дворян, занимающихся духовною литературою; но тамошнее сокро{стр. 376}вище — духовник, или старец их, в руках которого нравственное руководство скитской братии и большей части братий монастырских, т. е. всех благонамеренных и преуспевающих в добродетели. Он — из дворян, 68-ми лет; со мною в самых дружеских отношениях. Соображая потребности души моей и моего тела, я избрал скит местом для окончания дней моих в безмолвии и, чтоб дать этому начинанию некоторую прочность, покупаю корпус деревянных келлий. При этом деле я упомянул здешним главным инокам, беседовавшим со мною, и о тебе. Келлии требуют поправки, даже перестройки: для жительства они будут годны лишь к лету 1858-го года Таковы мои собственные действия, в которых явствует мое произволение и суждение; но это произволение, это суждение, эти действия вручаю Воле Божией, моля Ее руководить мною и располагать по Ее премудрым и всеблагим целям.
Весьма хорошо сделаешь, отдав Алешу в семейство Муравьевых и потому, что образовать его в Тифлисе гораздо удобнее, и потому, что тебе, вероятно, придется проводить много времени в разъездах. Кроме того, молодой человек, воспитываясь на чужих руках, лучше обтирается; семейство же Муравьева строгой нравственности. Николай Николаевич, кажется, прочен на своем месте. Много было толков в Петербурге, что с ним никто не уживается, что по этой причине дадут ему другое назначение; но пред моим отъездом уже толковали, что не уживаются с ним взяточники и прочие лица, расположенные к злоупотреблениям, что по этой причине надо подержать его на Кавказе, чтоб он успел истребить гнездо взяточников и завести семью благонамеренных людей.
Остается мне пожелать Тебе благополучного лечения в Пятигорске, о чем не оставь написать по окончании курса вод подробно, и прочих всех временных и вечных благ.
Тебе преданнейший брат
Арх<имандрит> Игнатий.
11 июня 1856 года
№ 11
На намерение наше нужно Божие благоволение и благословение, особливо в наше время, в которое страсть к деньгам прокралась во все сословия и саны, заглушила и подавила все благие побуждения и все священнейшие обязанности.
Хотелось бы написать статью «Человек», с тою целью, чтобы уяснить цель существования человека на земле; но не знаю, буду ли иметь время на это занятие и возможность, потому что для та{стр. 377}ких занятий нужно уединение и здоровье. Того и другого я почти лишен. Грудь ужасно слаба, и силы очень слабы; истощаюсь чрезвычайно скоро от самого малого труда, особливо письменного.
12 июля 1856 года
№ 12
