Канцлер Меркель возмущена давлением в пользу приема в Европейский союз Турции, что позволит миллионам турок свободно перемещаться по Европе. «Мы не требуем от них, чтобы они перестали быть мусульманами. Но мы страна с христианским прошлым, и турки должны понять это. Приглашение Турции в Европейский союз было ошибкой. Существуют различия в ценностях. Мы различно понимаем гражданские права. Попытайтесь открыть в Стамбуле христианскую церковь»[488]. В Германии уже полторы тысячи мечетей. В Европейском союзе пятнадцать миллионов мусульман. Ислам потеснил иудаизм на третье место, став второй религией Европейского союза.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ ТИХОЕ ВПОЛЗАНИЕ В КРИЗИС
Прежде Запад был островом нововведений и растущих доходов — магнитом для мирового капитала и мировых талантов. Валюта Запада стала мировой валютой, и все лучшие умы хотели работать у нас. Эту ситуацию мы считали гарантированной. Другие страны не имели этих преимуществ. Эта ситуация подходит к концу»[489].
Томас Фридман, 2006
Классическая триада — рассказ о трех поколениях одной семьи. Первое поколение, не щадя себя, вставало с зарей, трудилось не покладая рук, прилагая умение, выдумку и старание. Второе поколение постаралось сохранить нажитое. Но третье поколение потеряло самодисциплину и мускулистость своих предков, окунулось в лень и стало просаживать дедовско–отцовские богатства.
Это бесшабашное прожигательство обнаружилось в Америке в момент пиковых успехов как внутри страны, так и за ее пределами — в 1990‑е гг. Информационный бум, сотни миллиардов долларов Билла Гейтса фантастически подействовали на третье (после окончания Второй мировой войны) поколение. Корпеть над инженерными проектами? Отдать лучшие годы жизни университетской зубрежке? Отдать магистерской степени светлый зенит бытия? Предшествующие полстолетия были американскими, и нет оснований сомневаться в грядущем полустолетии. Отдадимся же быстротекущей радости бытия. Тем более что китайцы, индусы или восточноевропейцы — с радостью выполнят прежнюю американскую работу, ведь им так нужны доллары.
Был момент, когда страну можно было призвать засучить рукава и заглушить ростки гедонизма: обновить исконно американские доблести — трудолюбие, бережливость, страсть к образованию. Но было страшное утро 11 сентября 2001 г. Президент Буш призвал американцев ни более ни менее как «продолжать шопинг». Вовсе не клич готовиться к жестокой конкуренции. Всех успокаивает еще отсутствие подлинных раскатов, не блеснула еще молния, зато все крупные торговые центры ломятся от уникальных соблазнов, порожденных наукой и индустрией.
Мягкое движение вниз
Сейчас мы видим даже уменьшение численности иностранных студентов в США на 14 тысяч. Все меньше шансов на то, что президенты азиатских стран выйдут из американских университетов, как, скажем, нынешний президент Филиппин Глория Аройя (окончившая Джорджтаунский университет).
Быстрота происшедших изменений не позволила Вашингтону нащупать верную стратегию. Взобравшиеся на вершину мировой пирамиды американцы оказались неспособными дать ясный анализ того, что им несет бурный подъем Китая. При этом «культура, — как формулирует один из ведущих социологов нашего времени И. Валлерстайн, — всегда была орудием сильнейшего»[490]. Как и информация в целом. Определяемые Западом современные капиталистические ценности получили преобладающую идейную значимость. «С падением коммунизма, — пишет английский исследователь А. Ливен, — альтернативные модернизации идеологии были попросту элиминированы… Экономические элиты России формируют мощный классовый интерес в мирном поддержании мировой рыночной экономики. В случае с Китаем это связано с зависимостью новых отраслей китайской индустрии от доступа на американский рынок»[491].
Образование всегда было основой национальной мощи Соединенных Штатов как лидера Запада. Выйдя в первой трети XX в. на первое место по индустриальным показателям, Америка занялась устройством своей образовательно–культурной системы. Именно в это время начальная стадия образовательного процесса оказалась переданной местным властям, местным школьным советам. Локальным «комъюнити» было позволено создавать школы по своему желанию; свободен был свой собственный подход организации школьной системы. В отличие от большинства стран, основывающихся на национальной системе или на системе отдельных «земель–штатов» (как в Германии), «внутренняя» Америка сама выбирала школьное расписание, обязательные учебники, характер оплаты учителей. Все это росло в объеме по мере переезда основной массы американского населения в ближние и дальние пригороды. После Второй мировой войны вокруг мегаполисов сформировались огромные пригородные районы.
И что же это значило для образования? Фактически это означало, что богатые люди отдельных графств, стремившихся поселиться рядом друг с другом, «облагали друг друга» сравнительно небольшими налогами и поддерживали образовательный процесс на приличном уровне. Богачи приглашали талантливых преподавателей, умелых школьных менеджеров, которые создавали внушительное расписание, солидный список предметов.
Но уже тогда обнаружился дефект, который с годами был все более ощутим: в бедных углах Америки школьная система отражала скудный доход местного населения. Приглашались самые нетребовательные учителя, перед всеми стоял вопрос социальной несправедливости и общего выживания, что обостряло социальные проблемы и зарождало у учеников «роковые вопросы».
И если в других индустриально развитых странах создавалась единая общеприемлемая система школьного образования со стандартным расписанием, то в вольнолюбивых штатах богач учил своих детей лучше, чем наемные рабочие. Это неизбежно отразилось на социальном аспекте образовательной системы. Примиряющим фактором было укрепившееся массовое производство. Элита училась осуществлять новации, дети наемных рабочих работали на конвейере. Знания распределялись соответствующим образом: творческие начала в богатых школах, примитивные начальные знания в обшарпанных школах бедняков. Все это было допустимо и казалось приемлемым, пока конвейерные рабочие получали весьма приличную заработную плату и стали подъезжать к своим заводам на собственных автомобилях.
Но промышленного производства, прогресса не остановить, и автоматизация стала вытеснять носителей примитивного труда. Хорошо оплачиваемые места все больше нуждались в знаниях. В Америке немало городов, где дымившие полвека назад заводы сейчас представляют собой своеобразный музей индустриализации. А бедные школы лишились смысла своей работы — они отстали, выпускников никто не брал, работа перемахнула в Мексику или в Китай, впереди социально–культурный тупик. Если местная община не улучшала образования, то многие выпускники располагались между пособием по безработности и тюрьмой.
Сложилась система, «живая» по сию пору: начальное и среднее образование в США отстает от высшего образования и того, что мы называем аспирантурой.
Пенсионеры
Уходящее на пенсию поколение весьма отчетливо видит, что все меньше и меньше американцев ощущают жизнь как своего рода вызов, как то, что воспринималось в 1957 г. «вызовом спутника», а в 1961 г. «вызовом Гагарина». Американцев уже не захватывает с прежней силой способность страны высадиться на Луне, они без особого энтузиазма наблюдают продвижение своих иностранных сверстников в математике, естественных науках, в инженерном деле. В огромных американских университетах запись на естественные науки и инженерные специальности долгое время постоянно росла, пока не достигла пика в 1993 г. — после чего начался неумолимый спад, продолжающийся по сию пору.
Поколение инженеров, посадивших Нейла Армстронга на Луну, стало терять позиции. Оно теряет в глазах все большего числа американцев привлекательность. Словно психологическая природа дает американскому обществу сигнал о реальной долговременной опасности, грозящей экономическому здоровью Соединенных Штатов.
В действие вступили многочисленные, сложные по своему определению силы — демографические, политические, экономические, культурные, социальные. Старшее поколение с грустью замечает: «Впервые за период более продолжительный, чем столетие, Соединенные Штаты обнаруживают себя находящимися позади других стран по способности к научным открытиям, инновациям и экономическому развитию»[492].
Знания всегда ценились высоко, но сегодня их значимость абсолютно особенная. По мнению экономиста Джеффри Сакса, до начала научной революции в семнадцатом столетии практически все отдельные страны жили на грани выживания. Но после столетий технологического и научного прогресса собственно выживание перестало быть нормой как таковой. Энергия пара, хитроумные машины, электричество и, наконец, компьютеры и Интернет дал и отдельным индивидуумам возможность проявить большую продуктивность. Время индустриального броска и информационная эпоха уступают место эре талантов. Отныне победителем будет тот, кто с наибольшей скоростью привлекает к себе таланты. Америка прежде славилась этой особенностью, но теперь иммиграционная служба США и прочие службы склоняются к изоляционизму а-ля Патрик Бьюкенен.
