Нанейшвили и Агаджабова отправили в госпиталь, но летчик по дороге скончался.
На второй день я разыскал госпиталь, где находился генерал.
— Раны не опасные, но выпишем Владимира Варденовича не скоро: он потерял много крови, — объяснил мне главный врач.
Я зашел в палату, где лежал Нанейшвили, и он рассказал, что с ним произошло.
— Жаль Агаджабова… Скончался, — и он углом простыни вытер глаза. — А какой парень был! Тяжело раненный, сумел посадить самолет.
— Мы уже распорядились, чтобы Агаджабова перевезли в ваш корпус и похоронили со всеми воинскими почестями, — сказал я Владимиру Варденовичу.
— Спасибо, дорогой, — поблагодарил Нанейшвили. — Скажите Жданову, чтобы летчики были осторожны. Немцы в воздухе, как и на земле, еще не добиты.
Владимира Варденовича отправили в Москву. Но он настоял на том, чтобы его выписали из столичного госпиталя раньше времени, и возвратился на фронт.
А вот еще один случай, подтвердивший усиление активности действий вражеской авиации.
На бомбардировку отступавшей колонны противника вылетели пять самолетов под командованием Алексея Апсова. В районе цели летчики заметили группу фашистских истребителей. Апсову предложили с земли уклониться от встречи, уйти в зону ожидания. Но он приказал экипажам поплотнее сомкнуться, чтобы дружным огнем отразить атаку, вывел самолеты на цель и сбросил бомбовый груз. Однако на обратном пути ему не удалось избежать встречи с противником. Девятка «мессергпмиттов» бросилась на группу бомбардировщиков.
Завязался бой. Наши экипажи едва успевали отстреливаться. И вдруг они услышали голос:
— Не робей, братцы! Я прикрою.
Это подоспел на своем истребителе командир эскадрильи гвардии капитан Сергей Ясанис, возвращавшийся с боевою задания. Он сразу же бросился в атаку. Теперь экипажам было уже несколько легче. Выбрав удобный момент, воздушный стрелок Павел Пещеров выпустил длинную очередь по приблизившемуся «мессершмитту» и сбил его. Святое воинское правило — выручать товарищей из беды — помогло нашим воинам одержать победу.
Я много рассказывал о товарищеской верности, но не могу не сказать еще об одном эпизоде, который произошел на заключительном этапе войны.
Группа штурмовиков под командованием гвардии старшего лейтенанта Степанищева произвела налет на вражеский аэродром. На земле бесновались зенитки. Один из снарядов попал в мотор самолета ведущего. Машина загорелась. Дотянуть до своих не было никакой возможности, пришлось садиться в поле.
Ведомый Степанищева гвардии младший лейтенант Павлов тут же передал по радио товарищам:
— Иду спасать командира, прикройте, — и направил свой самолет к земле. Вот он уже рядом с машиной Степанищева, кричит ему:
— Быстрее в кабину стрелка!
На глазах у растерявшихся гитлеровцев самолет, подпрыгивая на неровностях, взмыл ввысь. За этот подвиг Павлову было присвоено звание Героя Советского Союза.
На заключительном этапе войны летчики как бы соревновались друг с другом — кто больше уничтожит самолетов, танков, орудий, живой силы противника. По указанию политотдела армии в частях на каждого воздушного бойца завели лицевой счет. Вот, например, выписка из лицевого счета комсомольца лейтенанта Александра Звягина. Он уничтожил 24 танка, 53 автомашины, подавил 5 артбатарей, поджег 37 наземных объектов. За об разцовое выполнение воинского долга Звягин был награжден пятью орденами.
Особенно интенсивно работали при наступлении штурмовики. Они прокладывали пехоте путь вперед, подавляли огневые точки, мешавшие ее продвижению. Недаром эти самолеты гитлеровцы прозвали «черной смертью».
В один из весенних дней 1945 года части 52–го стрелкового корпуса после артиллерийской подготовки поднялись в атаку. Но их тут же прижал к земле орудийный огонь с северо — западной окраины местечка Бельско. Атака захлебнулась. Через офицера наведения на пункте управления авиацией комкор попросил помощи:
— Пехота пе может поднять головы. Пришлите «илы».
В воздухе находились четыре группы штурмовиков во главе с майором Мезенковым, капитаном Кизюном и лейтенантами Евтигиным и Яковлевым. Пункт управления перенацелил их по радио на новый объект.
— Вас поняли, — ответили ведущие и взяли курс на местечко Бельско.
На артиллерийские и минометные батареи противника обрушили огонь двадцать «илов» и полностью вывели их из строя. Пехота поднялась, продвинулась вперед почти на пять километров и заняла деревни Галцнув и Липник Гурны.
Командир корпуса в тот же день прислал на имя Жданова телеграмму и просил объявить благодарность всем летчикам, участвовавшим в бою.
С такой же отвагой дрались и истребители. Вот телеграмма командующего 38–й армией генерал — полковника Москаленко, присланная на имя командира 10–го истребительного авиакорпуса генерала Головни: «Ваши летчики работали отлично. Над полем боя дважды проведены воздушные бои. Два «лавочкиных» дрались с восьмеркой Ме-109 и один — с девятью ФВ-190. Летчики показали образцы мужества и искусства ведения воздушного боя с превосходящими силами противника. За отличные действия объявляю им благодарность и желаю дальнейших боевых успехов».
Особенно упорные бои развернулись за Моравску Остраву. Этот город сами чехи называли стальным сердцем республики, ее сталелитейной и каменноугольной базой. Понятно, что его обороне гитлеровцы уделяли особое внимание. Сюда было стянуто восемнадцать пехотных, несколько танковых и моторизованных дивизий. Фельдмаршал Шернер приказал удерживать Моравску Остраву до последнего солдата.
Наши воздушные разведчики почти ежедневно появлялись над этим промышленным районом и внимательно следили за всеми изменениями в обороне противника. На штабных картах появлялись все новые и новые объекты, которые предстояло уничтожить с воздуха. Но к началу операции погода испортилась. Густой туман, перемешанный с дымом от заводских труб, опустился почти над самой землей.
— Товарищи летчики, — обратился к нам по телефону командующий фронтом Петров. — Знаю, что погода нелетная. Приказывать не могу. Но я прошу вас помочь. Атака пехоты захлебывается. Противник ведет убийственный огонь.
Когда разговор закончился, Жданов подошел к окну, за которым клубился белесый туман, и задумался. Лететь в такую погоду очень рискованно.
— Но ведь и там люди идут на смерть, — говорю командующему. — Надо помочь.
Жданов вызвал к телефону командира 227–й штурмовой дивизии А. С. Левадного и передал ему просьбу командующего фронтом.
— Посылайте. Только добровольцев, — подчеркнул он. — Самых опытных.
И таких людей нашлось больше чем надо. Уговаривать никого не приходилось.
В этот день два экипажа не вернулись с задания, третий разбился во время посадки, но боевую задачу штурмовики выполнили.
Наутро погода прояснилась. Летчики повеселели. Мощным гулом наполнились аэродромы. Самолеты, волна за волной, уходили туда, где пехота пробивала брешь во вражеской обороне. Наряду с нашими отличились и чехословацкие летчики. Их дивизия трижды упоминалась в приказах Верховного Главнокомандующего.
30 апреля Моравску Остраву взяли штурмом. Путь на Прагу был открыт. С ее освобождением мы связывали сроки окончания войны. На других фронтах события тоже развивались успешно.
Но борьба с врагом еще не закончилась. 4–му Украин скому фронту противостояли силы 1–й танковой армии противника, занимавшей так называемый оломоуцкий выступ. Его ликвидация была возложена на войска нашего фронта, взаимодействовавшие с правофланговыми частями
2–го Украинского фронта. Генерал армии А. И. Еременко, назначенный вместо И. Е. Петрова, сосредоточил основные усилия в полосе 60–й и 38–й армий. Мы располагали тогда более чем 600 самолетами и оказывали наземным войскам немалую помощь.
Чувствуя, что наступавшие вот — вот отрежут 1–ю танковую армию, гитлеровское командование отдало приказ оставить оломоуцкий выступ и отступить на запад.
5 мая стало известно, что пражане восстали против оккупантов. На улицах города появились баррикады. Командующий фронтом приказал мне послать на столичный аэродром Чехословакии два самолета — разведчика и узнать, есть ли там авиация. Возвратившись, летчики доложили, что противника на аэродроме нет.
Стало ясно: еще один сокрушительный удар — и с фашистской армией будет покончено. Следуя за наступавшими войсками, наш штаб переместился в город Пардубице под Прагой. События на фронтах развивались стремительно.
Не выключая радиоприемников, мы с нетерпением ждали особо важных известий. И вот слышим знакомые позывные, а следом взволнованный голос Левитана: «Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза…»
