Сначала отдала туда все свои книги, которые ушли с ней из библиотеки Карла, – нашлись среди них такие, кто понял и пожалел ее, несмотря ни на что. А потом решила, что не может с ними расстаться. Кроме того, она почувствовала, как ей хорошо в этой библиотеке, она хотела и почитать, и побыть с теми, кто близок ей в чем-то, отдохнуть душой, – и уехала отсюда, полная надежд. Сузи сама все это мне рассказала, когда я прослышал, что она продает книги, и пришел к ней в надежде прикупить кое-что. Но она меня сразу отшила, сказав, что отдала книги плавучей библиотеке, потому что корабль говорит голосом ее отца, или что-то в этом роде. И рассказала свою историю. Так и ушел я несолоно хлебавши. Ничего из ее книг мне не досталось.
Тут сумасшедший умолк.
Господин Александер, несколько сбитый с толку бессвязностью рассказа и напуганный внезапно обнаружившимся безумием своего знакомца, начал уже прикидывать, как бы половчее уйти, как был остановлен вопросом мальчика.
– Вы считаете, что дело в зонтике? Или в булавке? – спросил тот у коллекционера.
Вопрос этот заставил Александера подумать, что, возможно, Герц не так уж безумен, а история не так уж бессвязна. Возможно, дело в том, что он сам не знает чего-то очень важного. Мысль, что есть тайное знание, доступное уличному оборвышу, но ему – ЕМУ! – неизвестное вовсе, показалась господину Александеру оскорбительной и вызвала смутное беспокойство. Захотелось во что бы то ни стало понять, о чем они говорят.
Разговор между тем продолжался.
Герц смотрел на Петера с внезапным и острым интересом, и никакого безумия не было у него в глазах.
– А сам ты как думаешь? – спросил Герц.
– Не знаю. Мне кажется, должно быть еще что-то – волшебство, может быть?
– Волшебства не бывает, – строго сказал Герц.
– Просто кто-то что-то знает. Что-то важное, – вмешалась Анна. – Кто-то же сделал Крысолову его дудочку – вот он знал.
– Умничка! – воскликнул старик. – Но где вы этому научились?
– Мы в книжке прочитали. Нам Сузи книжку оставила.
– Что за книжка? – с напряженнейшим интересом спросил коллекционер.
– Ее книжка, – отвечала девчушка. – Там истории всякие и картинки, ужасно красивые!
– Истории? Картинки? – уточнил букинист.
– Ну да, истории разные. Про Русалку, про Кота в сапогах, про Крысолова, про Оле-Лукойе с его зонтиком, про Ганса и Гретель – ну, много историй!
Слова эти вызвали у господина Александера какое-то смутное воспоминание. Оно прошло тенью и скрылось. А Герц и дети, кажется, совсем позабыли о присутствии четвертого, поглощенные друг другом.
– Крысолов – отец Оле-Лукойе? – деловито спросил Петер. – Тогда все понятно.
– Что тебе понятно? – сварливо поинтересовался Герц.
– Понятно, куда ушли дети. И понятно, откуда у Сузи и ее сестры умение уводить за собой и тех, кто готов идти, и тех, кто совсем не хочет.
– Молодец! – воскликнул Герц. – А теперь просто подумай, откуда они все родом.
– А! Кажется… Ну да, конечно… Ага! Здорово! – Лицо Петера прояснилось, глаза заблестели.
– А как туда попасть? – спросила девчушка.
Петер недовольно повернулся к ней, а Герц внезапно помрачнел.
– Вечно ты везде лезешь! – воскликнул мальчик. – Мало тебе неприятностей!
– Что за неприятности? Не было никаких неприятностей! А вот на корабль побоялась пойти – и что хорошего получилось?
– Ты не спеши, детка, – неожиданно мягко сказал старик. – От нас это все равно не зависит. Ты просто живи себе, и всё.
Анна вдруг улыбнулась:
– Вы прямо как Красавица говорите. Сузи то есть.
– Ты называешь ее Красавицей?
– Ага! Она же такая красивая – ни у кого нет таких нарядов! И кружева у нее есть, и шелковые розы на шляпе. И еще халат этот, с птицами и цветами! И зонтик кружевной прекрасный, только рваный немножко.
– О, ты видела ее зонтик? И какой он? – живо поинтересовался ее собеседник.
– Очень прекрасный, совсем немножко рваный, и кружево выцвело, но он все равно разноцветный. И когда она его открывает, если рядом с ней встать, все становится немножко другое, очень красивое.
– Да, это ее зонтик. Она пользовалась им в лучшие времена, чтобы показывать людям сны, а теперь, видать, он годится только на то, чтобы детей среди дня забавлять… А Сузи не раскрывала его над тобой ночью?
– Нет, конечно. Я же дома спала, а она у себя за складами, под навесом.
– Ну да, ну да. Порт для нее самое подходящее место. Она подпитывалась его атмосферой…
– Чем она питалась? Она все ела, колбасу очень любила… А однажды водила меня – не поверите! – в настоящий ресторан в городе, – похвасталась девчушка.
– Не обращай внимания, это я так. А сестра ее здесь не появлялась?
– Мы не видели. И она не говорила. Она бы, наверное, рассказала, если бы к ней сестра пришла, – ответила Анна.
А мальчуган сказал:
– А я читал, что ее брат – или сестра? – ездит верхом на лошади. И мы бы точно узнали, если бы сюда кто чужой верхом на лошади приехал.
– Верхом на лошади она едет, только когда ей нужно забирать с собой людей.
– А куда она их забирает?
– Если я скажу тебе, что в вечную ночь, ты ничего не поймешь, правда?
– Как это – вечная ночь? – удивилась Анна. – Утро же всегда наступает?
– Ну вот, я и говорю, не поймешь ты меня.
– Он имеет в виду смерть, наверное, – вмешался мальчик.
– Смерть? Это в раю-то вечная ночь? – не поверила Анна.
– При чем тут рай? Откуда я могу знать, как там, в этом вашем раю?
– Не ночь, а сон. Она забирает их в вечный сон. Мертвые спят мертвым сном, – торжествующе объявил Петер. И как бы невзначай взял со стола печенье. Тут же добавил: – Поэтому мертвяки не могут нам рассказать, что им снится. Они же не просыпаются.
– А неприкаянные мертвецы? – спросила девчушка и, глядя, как он ест, сглотнула слюну. – Их нельзя спросить?
– Ты что, – возразил мальчишка, – как же их спросишь? Они как лунатики. У лунатиков же нельзя спросить, что им снится.
– Не знаю, я ни одного не видела.
– Нельзя, нельзя. У них у всех глаза стеклянные. Они смотрят на тебя – и не видят, делают свое. И не слышат, что им говорят. Или не слушают.
– Ага, ну точно, они такие же, как неприкаянные мертвецы, только живые. Значит, лунатики – это те, кого упустила Сузи, а неприкаянные мертвецы – это те, кого упустила ее сестра?
– Ага, наверно. Вот бы Сузи спросить. Она бы уж рассказала. Она про все могла рассказать.
– А сестра ее знала всего две истории, одну для тех, кто вел себя хорошо, и одну – для неслухов? – спросила девочка Герца.
– Значит, мертвые все время, вечно видят один и тот же сон? – спросил мальчик, не дав Герцу ответить. – Смерть – это вечный сон, при котором все время снится одно и то же? Та же история?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
