М-да. Пробелов многовато, и не все кусочки мозаики встали на свои места. Впрочем, часть пробелов сможет закрыть Лонг. Набираю нужный код и без предисловий спрашиваю:
– Когда Григ попал в плен?
– Э… тринадцать месяцев назад, - отвечает Лонг, не выказав ни тени возмущения, что его снова бесцеремонно разбудили. Если он спал, конечно.
– А ты сражался против отряда Грига?
Пауза. Затем мрачное:
– Да.
– А почему? В смысле, вы с ним служили в армиях разных стран?
– Нет. И он и я служили в армии Земли-3.
– Что-то я не понимаю…
– А чего тут непонятного? - раздражается Лонг. - Григ и его парни напали на одну из наших военных баз. Взорвали ее к четям собачьим! Они пошли против своих, нарушили присягу и стали военными преступниками. Нас подняли по тревоге и приказали захватить Грига и его людей. Захватить или уничтожить.
– И что? Вам удалось выполнить приказ?
– Почти. Из отряда Грига в живых осталось всего несколько человек. Они сумели уйти от нас, а Григ… он вернулся, и мы… - Лонг издает странный звук: то ли кашляет, то ли матерится. - Короче, Грига мы взяли живым.
– А вы сражались с Григом на Фиоре? - уточняю я.
– Ну, как тебе сказать… В общем, и на Фиоре тоже.
– А на Фиоре есть такое место: руины среди белого песка?
– Да. Именно там и закончился наш бой с Григом.
– Вы сражались за лайдер, - вспоминаю. - Но почему? Зачем вам был нужен тот лайдер?
– Чтобы убраться с планеты… Видишь ли, оттого, кому достанется этот лайдер, зависело, кому жить, кому умереть.
– В смысле? - не понимаю я.
– Фиора - весьма пакостная планетка, - поясняет Лонг. - Ее орбита проходит очень близко от местного солнца, и поэтому дневное полушарие раскаляется, как адская печь. Ночью на Фиоре еще можно выжить, а вот днем… Наш бой с Григом начался ночью. Мы рассчитывали расправиться с ним за пару часов, но… короче к утру нас осталась чертова дюжина, а в отряде Грига насчитывалось и того меньше. И мы все знали, что день на Фиоре не переживет никто. А чтобы успеть сдернуть с Фиоры до рассвета, нужен был лайдер. А он был мало того, что один на всех, но и лежал так, что не подступиться - вокруг открытое, простреливаемое пространство. Короче, в те - последние - минуты боя речь шла уже о наших собственных шкурах, потому что если бы лайдер достался ребятам Грига, то мы сдохли бы в тех песках.
– И кому он достался? - уточняю я.
– Григу.
– Но ты же жив! Ты "не сдох в тех песках"!
– Жив… - Лонг замолкает, мне слышно только его прерывистое хрипловатое дыхание.
– Лонг, - окликаю я.
– Григ вывез своих парней и вернулся за нами, - очень тихо говорит он.
И снова на меня обрушиваются воспоминания. Едва успеваю сказать:
–Пока, Лонг, - и разорвать с ним связь, как моя лестничная клетка исчезает, и я оказываюсь в руинах среди странных белых песков…
* * *
…Нас осталось семеро живых среди множества мертвых тел. Один из нас, Тимми, тяжело ранен - он лежит на животе, неудобно перехватив автомат одной рукой, а вместо второй торчит перемотанная окровавленными тряпками культя. Остальные заняли позиции среди руин и зло отстреливаются короткими скупыми очередями. Бой длился всю ночь, сейчас раннее-раннее утро, и у нас почти не осталось времени.
Предрассветное небо обжигающе красное, словно пролитая кровь, а пески, напротив, кажутся ледяными - ослепительно белыми, будто это не песчинки, а хрусталики снега. Но это не снег - это песок, потому что даже сейчас, ранним утром, от него идет сильный жар, да и воздух раскален и горяч, точно адская печь.
Мне (то есть Григу) невыносимо жарко. Видно, терморегуляция скафандра нарушена - пострадала от взрыва, странно, что я-то уцелел, отделался легкой контузией. А Павел погиб - его разорвало на куски. И Барри погиб. И Марк. Хорошо хоть Питер уцелел. Он склонился надо мной с походной аптечкой, пытаясь привести в сознание. Я хочу ободряюще улыбнуться ему и сказать, что со мной все в порядке, но не могу - лицевые мускулы не слушаются, да и тело как чужое, а в голове странный шум - последствия контузии.
Питер замечает мои открытые глаза, помогает встать и сует мне в руки автомат.
– Очухался? Тогда стреляй! Прикрой меня! Я попробую пригнать его!
Прежде чем я успеваю возразить, он бежит, пригнувшись, к стоящему среди песков лайдеру, а вокруг него хищно свистят пули.
– Питер, выживи, пожалуйста, выживи… - шепчу, будто молитву, но он не добегает до лайдера каких-то двух шагов, когда пулеметная очередь прошивает его насквозь, и тогда я кричу Рику, который стреляет рядом со мной: - Прикрой меня, я пригоню его!
– Нет, Григ! - Он поворачивает ко мне почерневшее от усталости лицо. - Ты единственный маоли среди нас. Если тебя пристрелят, нам конец. Пойду я!
Рик хватает меня за плечо, пытаясь остановить, и я чувствую, как во мне поднимается холодная злая ярость.
– Я маоли, и я все еще твой командир!
Он сникает и отводит глаза.
– Так точно, сэр.
А я ободряюще хлопаю его по спине.
– Не боись, Рик, прорвемся!
Вернее, прорвались бы, если б не пулеметчик, поправляю себя. Он явно парень не промах, просто-таки снайпер, а не пулеметчик. И позицию занял очень умело - нам его не достать, а у него под прицелом подступы к лайдеру. Ладно, шанс все равно есть. Он всегда есть - пусть даже один на миллион…
– Рик, как на твой взгляд, что быстрее: человек или пули?
– Пули, - уверенно отвечает он.
– М-да…
Снимаю с себя всю амуницию и покореженные части бронника. Расстегиваю заклепки шлема и освобождаюсь от скафандра. В первый миг обжигающий, содержащий что угодно, кроме кислорода воздух болезненно обволакивает кожу и пытается проникнуть в легкие. Это самый опасный момент - момент срабатывания стереотипов - дескать, человек не способен выжить без скафандра при температуре кипения воды в наполненной смертельными газами атмосфере. Но я-то знаю, что способен. Если захочет. Если сам поверит в это…
Делаю осторожный вдох и вытираю со лба испарину - жарко, но терпеть можно. И дышать можно. Хотя, конечно, гадость страшная, так что лучше недолго, а то потом придется длительное время чистить организм, а эту процедуру приятной не назовешь.
Отдаю свой автомат Рику. Мой единственный шанс - бежать налегке.
– Так как, Рик? Что быстрее: человек или пули?
Он молчит. "Сейчас узнаем", - говорит его взгляд.
Я ободряюще подмигиваю ему и делаю рывок по белому песку. Лайдер все ближе, и неумолимо надвигается очерченная пулеметчиком граница. Я почти физически ощущаю на себе его прицельный взгляд. Я могу поклясться, что у него взмокшие от пота короткие русые волосы, усталые серые глаза, впалые щеки и худая долговязая фигура. Таким как он у штурмовиков обычно дают прозвища "длинный" или "лонг".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
