— Чего тебе? — лениво протянул Алекс, не в силах оторваться от хоровода мотыльков, кажущихся в голубоватом свете фонаря его волшебным продолжением, созданным специально, чтобы зачаровывать романтически настроенных зрителей.
— Иди-ка ты спать. Посмотри, на кого ты стал похож — несвежий покойник, да и только! С такой рожей только девушек очаровывать!
— Иду, — неожиданно весело рассмеялся Алекс, — а то ты обвинишь меня, что я специально стараюсь ужасно выглядеть, чтобы отлынивать от обязанностей.
— Обязательно скажу. А чтобы не отлынивал — провожу до спальни, даже колыбельную могу спеть, если тебе это поможет.
— От твоей колыбельной можно заработать бессонницу на всю жизнь — слышал я, как ты поешь!
— Хорошо, петь не буду, — покладисто согласился Микаэль. — А что ты все головой вертишь?
— Мне пришла в голову мысль: из дворца мы старуху изгнали, но где-то она должна находиться?
— Ты думаешь, она где-то здесь? — Микаэль встревожено покрутил головой.
— Не знаю, я ее не видел. Возможно, она вернулась в дом леди Мейтэль — теперь он полностью в ее распоряжении. Ладно, действительно пойдем.
Темные силуэты скрылись за поворотом. Некоторое время никто не нарушал вечернюю суматоху ночных созданий.
— Ну, что, все слышал? — Воздух возле старого кряжистого дерева сгустился белесоватым вечерним туманом, по странной прихоти имеющий человеческие очертания. Еще несколько секунд, и марево оформилось в несколько неуклюжего парня, голова которого пряталась в тени дерева со странным белым шарфом на шее, развевающимся из стороны в сторону, несмотря на полное отсутствие ветра.
— Это ужасно, — горестно вздохнул Айлери, обращаясь к своему шарфу.
— Я предупреждала тебя, что он негодяй.
— Да, он, конечно, негодяй, как ты говоришь, но…
— Но, очень обаятельный негодяй — ты это хочешь сказать? — в голосе, раздавшемся с шеи фея, послышался нескрываемый сарказм.
— Я не то хотел сказать, бабушка. То, что он делает, конечно, некрасиво, но он совершает все это не ради удовольствия. Он считает, что другого выхода нет. К тому же, ему это все самому не нравится.
— Ты его еще пожалей. Бедненький, такое развитое чувство долга, что он готов ради него на всякую пакость.
— Ну, я совсем не это хотел сказать, — не на шутку смутился парень.
— Ладно, — смягчилось привидение, — что ты хотел сказать, я и без тебя поняла. А вот понял ли ты, что они сказали главное?
— То, что обо всем этом знает Властитель Темных Земель? — робко ответил Айлери. Удивительно, но, разговаривая с бабкой, он все время чувствовал себя нерадивым учеником, забывшим выучить урок.
— Глупости, все, что творится в Темных Землях делается только с ведома Правителя. Гласное оно или негласное, это уже зависит от важности дел.
— Тогда не знаю, — ему стало так стыдно, хоть плачь.
— Они проболтались, что перчатки, сдерживающие силу Али, можно снять, вот, что в этом разговоре для нас главное, — тоном учителя, уставшего от беспросветной тупости ученика, сказала старуха.
— И, правда! — ну, как же он мог пропустить такую важную деталь.
— То-то же! Что делать с памятью, решим потом — нет такого заклятия, которого нельзя было бы разрушить. А вот перчатками займешься ты. Не думаю, что тебе запретят рыться в книгах. Обуяла мальчика жажда знаний — достойно всяческих похвал. А если сможешь, подружись с колдуном, которого приставят за тобой присматривать — может, чего любопытного узнаешь. И не кривись ты так, они с нами не лучше поступают. И вообще, что ты все ерзаешь? Кусты вон, неподалеку, не бойся, я подглядывать не буду.
— Та, я не это, — засмущался Айлери. — Есть очень хочется. Обед уже, когда был…
— Во проглот! — восхитилась старуха. — Я раньше-то думала — это лев в тебе столько жрать просит, а ты и в человеческом обличье — прорва ненасытная. А может, тебя неправильно заколдовали? Вдруг лев — это и есть твой истинный облик, а человеком ты только притворяешься?
— Не-е-е, — протянул Айлери, с жадностью вгрызаясь в бутерброд, внезапно оказавшийся в руке, — у меня мама и папа, и братья, и сестренка, и все люди. Так что львом я родиться я никак не мог. И вообще, злая ты. Вот Аля понимала — у меня молодой растущий организм, поэтому мне хорошо питаться надо, — фей опустил на "шарфик" укоризненный взгляд.
— Ладно, дитятка, не обижайся, — голос бабки неожиданно стал серьезным. — Я на глаза никому показываться не буду. Никому, значит, и тебе тоже. Так что если выйдешь из дворца и меня не увидишь, не надо бегать с видом потерянного теленка и звать меня. Ты жуй, жуй, сейчас расскажу все, что мы будем делать…
Если человеку мешает жить только ореховая скорлупа, попавшая в ботинок, он может считать себя счастливым.
А. Линдгрен
Утро началось с копошения под дверью. Проснувшись от легкого подергивания ручки, я с удовольствием наблюдала за развитием событий. Кто-то навалился на дверь всем телом, но выстроенная мною баррикада даже не пошевелилась. Приглушенные толстым деревом женские голоса приобрели визгливые нотки. На препятствие, внезапно возникшее на пути, их обладательницы явно настроены не были. Смирившись с невозможностью проникнуть в комнату без приглашения хозяйки, утренние посетительницы перешли к переговорам. Тихий, но настойчивый стук сменился откровенным грохотом, обычно являющийся следствием соприкосновения кулака с деревянной поверхностью, но я даже не пошевелилась. Вместе со мной сегодня проснулась невероятно противная вредина, которую я обычно удерживаю в самой глубине и лишь изредка позволяю показываться людям, да и то лишь маленькими частями. Но сегодня я собиралась дать ей разыграться во всей красе. Не думаю, что мнение окружающих обо мне улучшиться после этой демонстрации, но здравый смысл, хмыкнув что-то невразумительное, отправился досыпать, оставив меня наедине с худшими чертами собственной натуры. Вот и славно, должна же я и с ними когда-нибудь побыть с глазу на глаз.
Дверь продолжала сотрясаться от напора. В нервных голосах женщин, столь настырным образом добивающихся моего внимания, появились панические нотки. О чем они говорят, к сожалению, разобрать было совершенно невозможно, но их крики явно должны привлечь не только мое внимание. Подожду, как быстро появиться подмога, и что она собирается предпринять.
Не прошло и минуты, а количество людей, жаждущих полюбоваться на мою ночную сорочку, явно увеличилось. К голосам неудачливых посетительниц присоединились как минимум три мужских. Дверная ручка вновь аккуратно дернулась, видимо, добровольные помощники не слишком-то доверяли женским способностям. Не добившись успеха добром, в ход пошла грубая мужская сила — кресло, приняв на себя первый удар, жалобно хрустнуло, но устояло. Я с восхищением одобрила искусство мастеров, делающих столь крепкую мебель. Смирившись с невозможностью взять крепость штурмом, атакующие решились пустить в ход магию — прямо сквозь двери протянулись светящиеся нити, похожие на нетерпеливо шевелящиеся щупальца. К собственному удивлению, вместо того, чтобы вызвать страх, они лишь подстегнули во мне азарт, вызванный этим противостоянием. Было бы обидно позволить одержать верх над столь любовно возведенным мною укреплением какой-то там магии. Почему-то на цыпочках подбежав к двери (не думаю, что меня бы услышали с той стороны, даже если бы я грохотала как слон — такой гомон устроили мои неожиданные поклонники), я собственным телом подперла баррикаду. Не знаю, с какой стати я решила, что это защитит от волшебства, но это подействовало! Радужное сияние, окружившее меня, обрезало нити, как наточенные ножницы управляются с тонким шелком. Обескураженное молчание, наступившее за дверью, было лучшим подтверждением моего успеха. Оно продолжалось достаточно долго, мне даже обидно стало — это, что все, на что они способны? Я только вошла во вкус, почувствовала себя настоящим защитником оккупированной крепости, а осаждающие решили не тратить на меня усилий? Так нечестно! Но, возобновившаяся через несколько минут суета дала знать, что сдаваться так запросто и с той стороны не собираются — они всего лишь ожидали очередного подкрепления, и оно, по всей видимости, пришло. Ну-ну. Посмотрим, до чего они додумались в этот раз!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
