Мебет решил не упускать возможности опробовать в деле опыт господина Хадифа по выращиванию слуг в бочках. В подвале уже пару недель «мариновались» два зверька — отпрыски гриммов. Для обоих создались разные условия роста, начиная от различной величины бочек и заканчивая рационом. Хадиф не раскрывал всех секретов, отделавшись лишь пространными объяснениями общих принципов выращивания, и потому Мебет сильно сомневался, что у выращенных в таких условиях существ сохраниться разум. Проведя всю жизнь в бочке даже из самого свирепого и хитрого зверя может получиться только безмозглый овощ. Но может быть, опыты принесут плоды и однажды из очередной бочки выйдет вполне разумный шпион, способный пролезть в любую щель.
Думать об этом Мебет предпочитал пореже, заранее известные неудачи огорчают. Приятной заменой долгосрочным опытам некромант избрал препарирование трупа, с последующим изучением и поиском способов улучшить функциональные качества тела, к примеру, поработать над вечной проблемой зомби — подвижностью или попытаться прибавить чувствительности к окружающему миру через вживление органов чувств других существ.
Изыскания в этой области давно тревожили ум некроманта, а после недавнего переселения души он сразу задумался о подготовке нового тела с особыми органами чувств и физическими способностями. Многое Мебет планировал позаимствовать у гриммов, но в целом тело останется человеческим.
От увлечённой работы скальпелем в утробе трупа, Мебета оторвал голос Хадифа.
— Странное чувство, Темнейший, будто кто-то чуждый этому месту приближается к замку.
Некромант оторвался от хирургического стола и подошёл к краю башни, прищурился, но ничего не увидел.
— Вы не против? — Мебет взглянул в телескоп, поводил им из стороны в сторону, пока не наткнулся на одинокую человеческую фигурку на белом коне, бороздящую пустошь от леса в сторону замка.
— Наконец-то едет, касатик. Господин Хадиф, вы как всегда сработали на славу, — Мебет вернулся к оставленному занятию, будто ничего не произошло.
— Всю работу сделал джин, я лишь попросил о помщи.
— Вы поэтому остались сегодня в замке? Предчувствовали появление моего ученика? — скальпель погрузился в нутро, орудием врачей некромант владел не хуже своей основной магической специализации и может быть даже лучше чем алхимией, в которой некроманты всегда слыли сильными специалистами.
— Мудрость ваша не знает предела. Я остался именно поэтому, — Хадиф погладил лапу грифона, на что тот игриво завилял тощим хвостом с кисточкой на конце.
— Ну что ж, теперь нам надо встретить его не так, как в прошлый раз. Я думаю, он уже заметил, что здесь многое изменилось. Вроде бы некромант умер, а сила Дома только возросла. Это должно привести его в смятение. А вот искомой армии он не найдёт. Хорошо, что мы не стали пока возвращать её в замок, пусть побудет под защитой горных сводов. Пожалуй, если всё пройдёт удачно с учеником, то повелю ему заняться мертвецами; подвалы ломятся от оружия, собранного нами с поля боя, ни к чему клинкам лежать без дела — заржавеют. Так что пусть вооружает их. В нашей профессии, как вам хорошо известно, нельзя оставаться неподготовленным. Армию надо поставить на ноги.
— Оружия в подвалах — не счесть, Темнейший. Грязного железа так много, что хватит и на две армии.
— Мёртвых, господин Хадиф, тоже много, только не все ещё принадлежат нам.
После некоторого молчания, пустынник произнёс:
— Господин пожелает, чтобы я встретил гостя?
— Мда, пожалуй. Лучше подготовить его к переменам постепенно. И, господин Хадиф, постарайтесь настроить гостя на разговор, а не на битву. Человек устал, измучен кошмарами и совестью. Может и вспылить. Будьте поделикатней.
— Как будет угодно Темнейшему, — колдун поднялся и расправил одежду. — Знает ли господин имя человека?
— Называй его просто Элиот. Хотя нет! Для отречения от прошлого старое имя придётся отбросить. Да и «Элиот» звучит как-то слишком по-человечески. У некромантов так не принято. Давай-ка придумаем что-нибудь созвучное, но чтобы не сквозило добродетелью. Хм… Можешь называть его «Иллут». Зич Иллут[18]. Пусть сразу привыкает к новому имени и к грядущим переменам.
— Будет исполнено, — поклонился колдун, стягивая сквернокрыла за поводья на пол. Тот слазил с ленцой. — Прикажете проводить гостя сразу сюда?
— Да, — не отрываясь от свежевания тела, ответил Мебет. — И не торопись. Пусть посмотрит на мои владения. И ещё. Подготовь морально к тому, что я жив.
Больше не говоря ни слова, Хадиф уселся на спину грифона и тот, перемахнув через зубцы башни, камнем рухнул вниз и вновь взмыл, уже оказавшись далеко за крепостной стеной.
Огромный сквернокрыл с чёрным седоком на спине, разрезая туман, мчались навстречу белому всаднику.
— Хоть картину рисуй, — буркнул Мебет, мельком скосившись в сторону пустоши.
10. Смерть превращается в жизнь
22 ноября.«Многое из того, что мы умеем и имеем, всю жизнь находится рядом. Иногда с самого детства и до глубокой старости. К этим способностям или вещам мы всегда имеем доступ, в любой момент жизни, при первой необходимости мы пользуемся ими. Привыкнув к их доступности, мы забываем им цену. И вспоминаем о ней, лишь потеряв что-либо из этого драгоценного набора. Тут-то и оказывается, что цена для нас неподъёмна и потерянного не вернуть. После этого жизнь начинает разваливаться. У кого-то медленней, у кого-то быстрей, но жить без потери невыносимо, ведь каждый день на глаза попадаются те, кто сумел сохранить упущенное тобой. Глядя на них, замечаешь, как расточительно они относятся к тому, что имеют, а ведь раньше, ты делал так же. Будешь ли повторять прошлые ошибки, если потеря вернётся? Не всем везёт узнать ответ на этот вопрос».
Ему повезло. Мысли о потерях не давали покоя уже несколько недель, но думал он, как тот, кто потерю сумел вернуть, и потому чувствовал себя счастливцем. Счастье от обладания привычным — не многим это знакомо. Лишь те, кто хоть раз терял, могут себе представить это счастье. А познать смогут только вернувшие.
Утреннее солнце. В нём особая красота. Ещё пару месяцев назад он не заметил бы его лучей и тепла. Как всегда увлечённый работой, даже не поднял бы взгляда, чтоб хоть на миг утонуть в небесной глубине, забыть о тяжести плоти и дум и вместе с ветром подняться над миром. Как он был слеп. Всю жизнь мир дарил ему так много подарков, а он принимал их как должное и часто оставался недоволен: дыхание зимних холодов, луговые цветы в покрывале трав, рябь на зеркале озера, бабочка, севшая на плечо. Мир обращался к нему, отдавал всё что имел, но лишь зря старался. Человек не нуждался в красотах и от того был беден, хотя и не замечал этого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
