Гроба Господня. Совершая прогулку по сохранившимся до наших дней стенам средневекового города Aigues-Mortes и любуясь солнечным закатом, мы могли представить себе посадку крестоносцев на корабли. В те времена огромные парусные корабли могли перевозить от 500 до 800 людей или 100 лошадей.
Как и на теперешних океанских пароходах имелись три класса. Людовик Святой на адмиральском корабле занимал обширные апартаменты: большую опочивальню для себя и другую для королевы, помещение для свиты и часовню.
Пассажиры тех времен должны были являться на корабль с очень длинным сундуком, который должен был одновременно служить кроватью, а также гробом в случае смерти его владельца. Кроме того, каждый пассажир обязательно должен был брать с собой небольшой бочонок пресной воды, необходимое продовольствие, ночной горшок и фонарь.
Флотилия Людовика Святого двадцать три дня плыла до острова Кипра. Но Гроба Господня освободить так и не удалось…
* * *
Выехав из города, покидая берега Средиземного моря, мы остановились переночевать в простенькой гостинице, в небольшом городке. Владельцем ее оказался русский, «старый» эмигрант. Куда только не забросила судьба наших соотечественников! Разумеется, мы тотчас же разговорились, и он обещал угостить нас настоящим русским ужином. И, действительно, к местному французскому ужину прибавились холодная русская водка, соленые огурцы с укропом, баклажанная икра и другие русские закуски. Хозяин оказался бывшим русским морским офицером производства 1915 года. Нашлись и общие знакомые, т. е. всё было, как и полагается при неожиданных эмигрантских встречах. Он вдовец — ни детей, ни родственников.
— Что же думаете делать впоследствии с вашим отелем? — спросил я, может быть, и не очень тактично. Но, впрочем, в нашем возрасте такие вопросы напрашиваются сами собой. Он не удивился вопросу и сказал:
— Видите ли, я всем обязан России, я получил там мое образование, — среднее, высшее и военное. А потому я обращусь к советскому консулу в Париже и всё завещаю советскому правительству.
От неожиданности у меня в зобу дыхание, правда, не сперло, но я чуть не подавился очередной рюмкой водки. Возражать я не стал: по роду моих занятий я психиатром не являюсь.
На другой день утром, распростившись, как ни в чем не бывало, с гостеприимным хозяином, мы направили наш путь в городок Salon-en-Provence. Этот очень хорошо сохранившийся средневековый город знаменит, главным образом, тем, что в нем жил и похоронен Нострадамус. Он родился в 1503 году в еврейской семье и окончил университет в Монпелье по медицинскому факультету. Много путешествовал по Франции и по Италии, изучая способы борьбы с эпидемиями. Эпидемии, при полном отсутствии в те далекие времена каких бы то ни было понятий о бактериях, а также и из-за средневековой скученности, являлись подлинным бичом человечества. Нострадамус нашел новые лекарства для борьбы с эпидемиями, чем вызвал зависть и навлек на себя преследования тогдашних докторов. В те средневековые времена, когда царили всевозможные предрассудки, легко было попасть на костер Святейшей инквизиции по обвинению в черной магии, а то и просто в колдовстве.
Нострадамус оставляет медицину и увлекается астрологией. Вскоре он выпускает «Centuries», сборник предсказаний в четверостишиях, в котором предсказывает судьбы мира до 3000 года. Успех совершенно необычайный! Сама королева Екатерина Медичи посещает его в Салоне. Он составляет гороскоп французского короля Карла IX, будучи в апогее славы и благополучия. Умирает естественной смертью шестидесяти трех лет от роду, чему нельзя не удивляться, если принять во внимание его астрологические исследования. Во всяком случае, он перешел из иудейства в католичество, т. к. похоронен в соборе Святого Лаврентия в родном городе Салоне. Собор этот построен в XIV столетии и отличается своими большими размерами.
Мы отправились разыскивать могилу Нострадамуса. Во втором притворе, слева, тело его было замуровано в стену, на которой сделана соответствующая надпись (разумеется, на латинском языке). В стене теплится лампада, а за ней — небольшой букетик красных гвоздик. От кого это трогательное внимание к человеку, умершему четыреста лет тому назад? От еврейской общины в Салоне, или от поклонников-астрологов наших дней?
В середине нашего двадцатого века, по предсказанию Нострадамуса, с Востока ринется на Запад «великое нашествие». Дойдя до Рейна, завоеватели «напоят своих коней его водой» и… повернут вспять. Что думают об этом современные астрологи?
«Свобода» (Мюнхен), сентябрь — октябрь 1961, № 111–112, с. 42–44
IV
Страшный дракон-амфибия выходил по временам из вод Роны и пожирал жителей ближайшего города Тараскона, наводя неописуемую панику на население. Провансальская легенда говорит, что происходило это около двух тысяч лет тому назад шестнадцать бесстрашных юношей вступили в бой с этим чудовищем — «Тараском». Дракон пожрал восьмерых и в победоносном настроении отправился на дно реки, чтобы отдохнуть и приготовиться к новому нападению на людей. Объятые ужасом жители Тараскона обратились за защитой к Святой Марте, проживавшей в местности «Святые Марии на Море» и уже прославившейся в округе своими чудесами. Святая, с крестом в руках, тотчас же выступает навстречу чудовищу и кропит его Святой водой. Оно сразу же делается тихим, как ягненок. Святая Марта повязывает его шею своим шарфам и приводит его в город, тарасконцы побивают его камнями.
Ныне ежегодно в память этого чуда в Тарасконе происходят народные празднества. Одно ранней весной, когда по городу возят огромное чучело дракона — «Тараска». В память пожранных когда-то чудовищем восьми сражавшихся с ним юношей внутри его находятся восемь молодых людей, которые приводят в движение хвост чучела, стараясь задеть им и сбить с ног всех неосторожно приближающихся. В день же Святой Марты, 29 июля, чучело Тараска уже следует «укрощенным» за молодой девушкой, изображающей святую Марту и ведущей его на поводу. Сзади следует свита из восьми молодых людей в память уцелевших в битве с драконом.
Главная церковь в Тарасконе — собор Святой Марты. В склепе — усыпальнице рака Святой, заключенная в надгробный памятник, где святая изображена в белом мраморе как бы спящей.
Тарасконцы не могут простить Альфонсу Доде, что родиной Тартарена он сделал их город. Как и все туристы, мы поехали в сторону невысокого горного хребта Alpilles, «маленьких Альп», где некогда добродушный толстяк Тартарен, бахвал и трус, одетый заправским альпинистом, в штиблетах с гвоздями, с веревкой и палкой с железным наконечником, лазил по вершинам этих «неприступных» гор. Не было конца его фантастическим «охотничьим» рассказам… По некоторым сведениям, именно Тартарен укротил также и дракона-Тараска!
Но шутки в сторону, дорога шла между отвесных скал, где любителю-альпинисту действительно нетрудно было бы убиться насмерть.
Внезапно ущелье кончилось, сразу посветлело, и мы выехали
