Далее. Бляхман. Да нет же, опять не он. Номер два — это разговор с Виталием Антоновым. Мне кажется, так погано я себя не чувствовал с тех пор, как летом после первого класса меня застукали около соседской вишни с полным ртом спелых улик. Отец тогда имел со мной Крупный разговор о Чести, Достинстве и Нравственности. Как мне казалось, всех вышеперечисленных понятий я аккуратно придерживался на протяжении последующих двадцати восьми лет. Так вот господин Антонов всего за пятнадцать минут убедил меня в обратном. Да так хорошо убедил, что вместо того, чтобы расколошматить на глазах Виталия Николаевича пресловутый прибор и послать всех подальше, я стоял с опущенной головой, как провинившийся мальчишка, и подыскивал глазами подходящий угол, где мог бы отбыть заслуженное наказание. Для тех, кто не смог выкарабкаться из предыдущего длинного предложения, поясню коротко. Я дал честное слово, что больше никогда и никого не пущу в кабинет психологической разгрузки без личного распоряжения шефа. То есть вышеназванного господина Антонова. Что отсюда следует? Автоматически отсюда следует подпункт два проблемы номер два: Жукова Светлана Вениаминовна. Чует мое сердце, что мой прибор ей еще понадобится. А личного распоряжения не будет. Ну? Поставь три вопросительных знака.
Номер три. Наконец-то, добрались до вас, любезнейший Юрий Адольфович. Проблема самая интересная и самая тонкая. И тоже — из двух подпунктов. (Ух, и крючкотвор вы, доктор Поплавский!) Во-первых, эти злополучные десять минут Неслучайное, надо полагать, совпадение. Десять минут я скакал, как ошпаренный над бездыханным телом Бляхмана, пока его душа парила фиг разберет, где И ровно же на десять минут вперед нюхает нос Юрия Адольфовича, опережая остальные чувства в настоящем. А во-вторых… Страшно вымолвить, но, похоже, эта самая душа так и не вернулась в многострадальное тело. То есть она наверняка возвращалась и дело свое сделала — вернула рукам пианиста былую живость. А сама потом ушла. Обиделась? Потерялась? Украли? Поставь сто вопросительных знаков.
Все? A на сладкое — малю-юсенькая фигу-лечка-проблемулечка. Последнее путешествие красавицы Илоны оказалось — один к одному — как в прошлый раз. Любопытно? Но не более. Поставь точку.
Игорь поставил точку и внимательно перечитал написанное. После чего аккуратно сложил лист вдвое, затем вчетверо, потом передумал и развернул, начал складывать снова. Получившийся самолетик запустил в угол ординаторской. Летел тот плохо, но на полу заскользил, заскользил и оказался под шкафом. Игорь долго пыхтел, шаря рукой по полу, достал самолетик, сел тут же на пол и начал методично рвать столь тщательно составленный список. Получилась белая пушистая кучка, похожая на маленький сугроб. Сильно подмывало дунуть на него, чтобы разлетелся по всему полу, но Игорь с детства уважал труд уборщиц. Он сам собрал обрывки, все, до последнего клочка, и выкинул в мусорное ведро. Вот так бы и с проблемами расправиться…
Как ни странно, это простое действо с написанием и выбрасыванием произвело положительный эффект. Настроение у Игоря значительно улучшилось.
Он вздохнул, отпер дверь ординаторской и отправился в лабораторию.
Уже при входе на этаж он услышал какой-то шум в коридоре.
— Маша! Вы понимаете, что в результате вашего безответственного поведения поставлен под угрозу срыва весь эксперимент? — Так. Опять наша Маша-растеряша что-то не туда налила или, наоборот, недолила. Рассеянность новой лаборантки по своим последствиям вполне уже конкурировала с крахом очередной Альбининой любови. Второй раз за последний месяц Игорю приходилось хныкать в подол Марьяне Георгиевне Пальмо, перенося сроки сдачи эксперимента. Интересно, в чем провинилась наша Золушка на этот раз? И кому она теперь попалась под горячую руку? — Я делаю вам последнее предупреждение! Если такое повторится еще раз, я буду вынужден поставить вопрос о вашем пребывании в лаборатории! — Не веря своим глазам, Игорь увидел Александра Иосифовича Тапкина, грозно размахивающего колбой перед Машиным лицом. Лаборантка стояла с таким видом, будто ей предлагали немедленно выпить яд.
— Здравствуйте, — сказал Игорь, подходя. — Что случилось?
— Маша перепутала антибиотик! — Вскричал (!) Тапкин. — Мы высеяли трансформанты не на ампицилиновые, а на канамициновые чашки! Результаты недельной работы — псу под хвост! — За все время работы с Александром Иосифовичем Игорь впервые слышал от него столь сильное выражение. Да и видел таким…
Хватит притворяться, светило российской науки, признайся себе, что после вашего разговора, а особенно — после сеанса Тапкин поразительно изменился. Откуда-то появились твердость в голосе, настойчивость, даже жесткость. Нет, Александр Иосифович ни в коем случае не превратился в хама, просто его деликатность перестала, наконец, принимать болезненные формы. Вчера, например, он вполне справедливо отчитал обнаглевшего Дуняева, прогулявшего неделю без уважительной причины. Поставил на место печальную Альбину, которая, забывшись, снова начала ковырять в зубах при всех. Даже Марьяна заметила перемену в Тапкине. «А-алэксандэр Ио-осыфовыч оч-чэнь вы-рос за послэднее врэмя, вы-ы нэ находит-те? — гудела она, перебирая бумаги на своем столе. — Он под-дал мнэ дфе заяфки на участиэ в мэждународ-дных симпозиумах-х!» Молодчина, Тапкин.
Игорь изнывал от любопытства, но не решался спросить, ГДЕ Александр Иосифович набрался недостающей ему мужественности. То есть ГДЕ — это как раз понятно. Под аппаратом Поплавского. Лучше спросить: КАК? Нет, не решусь. Неудобно. Какие-то предположения у меня, конечно, есть. Или подозрения? Не знаю, как правильней сказать. Откуда подозрения? Очень странный эпизод произошел не далее как позавчера. Игорь встречался с… впрочем, не важно, с кем, важно, что на Васильевском. Внезапно обалдевший троллейбус не свернул на Средний проспект, а провез Игоря аж до Большого. Пришлось бежать обратно дворами. Так вот на улице Репина — странной, заваленной строительным мусором улочке, — Игорь внезапно наткнулся на Александра Иосифовича. Тот стоял на узеньком тротуаре и, запрокинув голову, смотрел на окна в доме напротив. Увидев Игоря, Тапкин ужасно засмущался, пробормотал что-то невразумительное и спешно ушел. Почти убежал. Вот так. Не иначе, какая-то романтическая история, господа…
Стоящий на сейфе телефон резко зазвонил. Не переставая распекать Машу, Александр Иосифович снял трубку.
— Лаборатория! Здравствуйте. — Прошу учесть, что, возмужав, Александр Иосифович не утратил ни грамма своей умопомрачительной вежливости. — Да, здесь. Игорь Валерьевич, это вас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
