В сентябре месяце президент делает еще одну попытку объединения исполнительной и законодательной ветвей власти путем создания Совета Федерации как консультативного органа. Мы подготовили два варианта заявления. Но на совещании, после вялого ответа представителей субъектов Федерации на вопрос президента о принятии документа, Борис Николаевич ни на чем настаивать не стал и как-то быстро закруглил встречу. Это было 18 сентября, а через три дня появился Указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации», и стало понятно, почему президент не настаивал на подписании заявления. В соответствии с указом прерывалось осуществление законодательной, распорядительной и контрольной функций съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации, прекращались полномочия народных депутатов. Конституция действовала, власти на местах сохранялись. Гарантировались права и свободы граждан Российской Федерации.
Указ № 1400 должен был появиться 19 сентября, но отсутствие плана действий, неподготовленность структур к такому шагу очень беспокоили многих, и меня в том числе. Когда Борис Николаевич показал указ, я действительно (как он пишет об этом в своей книге) стал возражать, и у меня были причины для этого.
Во-первых, я против любого шага, выходящего за пределы конституционного пространства, так как это может спровоцировать политические и преступные силы на ответное нарушение Конституции и закона, и тогда — хаос, беспредел, гражданская война. В данном случае ситуация складывалась несколько иная, потому что объявлялись выборы и как бы давались гарантии сохранения всех структур власти.
Но была и другая причина: мне казалось, что требуется время на хорошую подготовку этой акции. Необходимо было иметь план действий, предварительно поработать с депутатами, а не придумывать на ходу для них всякие социальные и бытовые льготы. Требовалась предварительная договоренность с отдельными главами администраций и руководителями республик, с лидерами партий и общественных объединений и движений. Все это пришлось делать потом, в атмосфере крайне обострившегося конфликта между собравшимися в Белом доме и президентом. Да в конце концов, можно было переговорить и с членами Конституционного суда, и с Генеральным прокурором. Что-то в этом духе я высказал Борису Николаевичу, но он не принял моих возражений.
Я поделился своими сомнениями с Черномырдиным, с Ериным и Галушко и нашел у них понимание. Непримиримым был, пожалуй, один министр иностранных дел Козырев, который настаивал на скорейшем введении указа в действие. Но одно дело — понимание неотложности указа за рубежом, что, конечно, очень важно, другое — обойдется ли страна без кровопролития в случае его введения. Ведь уже тогда было известно, что в Белом доме накоплено большое количество оружия и просто так его «жильцы» позиций не сдадут…
На совещании у Бориса Николаевича я пытался изложить эти аргументы, но он как-то резко, с отмашкой правой руки, меня оборвал (действительно, степень напряжения у него в те дни была очень высокой):
— Ваша точка зрения мне известна…
Остальные промолчали, только Виктор Степанович осторожно завел разговор о переносе даты да Андрей Козырев твердо высказался за указ и немедленное его воплощение. Однако Борис Николаевич согласился перенести начало действия указа на 21 сентября, и то тут сыграло решающую роль совпадение двух дат — 19 августа 1991 года и 19 сентября 1993 года, в чем президент усмотрел нехороший признак.
Итак, 21 сентября 1993 года. Новый отсчет времени в развитии нашего Отечества. Указ звал к новым выборам депутатов в высший законодательный орган — Государственную думу, открывал перспективу принятия новой Конституции.
Напомню, что с приближением декабрьского съезда усиливалась угроза не окрепшим еще новой государственности и демократии России, в защиту которых и был сделан упреждающий шаг президента, рассчитанный на понимание всеми россиянами. Родина у нас одна, и второй гражданской войны она не заслужила, тем более из-за чьих-то амбиций. Вот почему нигде и не вводился тогда какой-то особый режим.
Расчет был на разумное восприятие и народными избранниками, и оппозицией ситуации и действий в ней высшего должностного лица страны, получившего поддержку народа на референдуме. Хотя и для силовых мер возможностей было достаточно: издать тот же указ, опечатать Дом Советов и предложить всем сосредоточиться на реформах и подготовке к выборной кампании. Бывшие народные депутаты (как это потом и произошло) разъехались бы по регионам готовиться к выборам, завоевывать у избирателей голоса.
С самого начала силовой путь был исключен как неприемлемый. Никакие вооруженные силы, насколько я знаю, специально под указ в Москву не стягивались.
Москва, как и вся страна, внешне жила обычной жизнью. Спектакли в театрах не отменялись, конференции, фестивали шли по плану. В один из дней на Красной площади дирижировал оркестром Мстислав Ростропович, специально приехавший в Москву поддержать Бориса Николаевича. Все давало надежду на разрешение политического конфликта властей мирным путем, который Указом № 1400 был предельно обозначен: новые выборы в новый парламент! Сразу было заявлено, что проводиться они будут под контролем общественности и международных наблюдателей.
Я даже начал себя упрекать за излишнюю подозрительность и неуверенность в безболезненном восприятии оппозицией указа.
Но, увы! Последующее развитие событий показало: силы, сосредоточенные в Белом доме, уверенные в том, что на них никто не вправе оказывать давления, в том числе и силовое, начали сами провоцировать власти действиям^ близкими к террористическим актам: воздвигать вокруг Белого дома баррикады, формировать среди граждан атмосферу тревоги, неуверенности, страха перед якобы неизбежно надвигающейся бедой. Появились террористические группы, которые нападали на различные объекты с целью завладения оружием, что привело к убийству нескольких человек. Стали поступать сигналы о попытках захвата узлов связи. Имелись сведения, что в Государственном комитете по таможне уже засели бело-домовцы с оружием, практически подвергнув аресту всю деятельность этого комитета.
Подобные акции не могли не тревожить руководство страны, правительство, что и заставило нас принимать ответные меры, дабы защитить москвичей от террористической угрозы, исходящей из Белого дома. Это был основной лейтмотив всех дальнейших действий власти.
Даже мирные переговоры, которые мы вели в Свято-Даниловом монастыре, были посвящены тому, чтобы обезопасить москвичей от действий засевших в Белом доме баркашовцев, участников бандитских и вооруженных формирований, за плечами которых — жестокая школа убийств на полях Молдовы, Приднестровья, Абхазии, Прибалтики. Это были профессиональные убийцы, которые могли разжечь огонь гражданской войны, а значит — произвола. Белодомовцы и их добровольные защитники стали устраивать вокруг своей «крепости» завалы, баррикады, опрокидывать бетонные блоки, отгораживаясь от предполагаемого штурма, который потом сами же предприняли на мэрию Москвы, а затем и на телецентр в Останкине.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
