Я не плакала. Еще в тот день я пообещала себе, что никогда больше не заплачу. Я просто лежала, неподвижная как статуя, и сама с ужасом слушала свои стоны, звучавшие так, будто мое сердце разрывалось на части.
Пери не шевелился. Он сидел спокойно, прекрасный как цветок, и ожидал, что я буду делать дальше. Когда мои стоны затихли, он протянул руку и погладил меня по шее. Его рука была мягкой и какой-то бескостной.
— Я несчастен так же, как и ты, — тихо проговорил он. — Потому я и пью. Я не тот сын, которого хотела мама. Таким был Джордж. И она никогда не полюбит меня так, как любила его. Я думаю, что если б мы с тобой поженились, мы оба стати бы менее одиноки. Мы могли бы быть друзьями.
Я подняла голову, мои глаза блестели, словно в них попал песок. Я потерла их тыльной стороной ладони.
— Да, — сказала я. Мое согласие было продиктовано всей глубиной моего одиночества и отчаянным пониманием того, что я никогда никого не полюблю. — Я думаю, что мы сможем стать друзьями.
Ничего не могло быть хуже, чем это горестное ожидание, когда боль утихнет. Пери и я были никому не нужными детьми. Моей сестры больше нет, его умный, талантливый брат Джордж тоже погиб. Мы остались одни на этом свете, и мы могли помочь друг другу выжить.
— Ну и отлично, — сказал Пери.
Мы оба встали на ноги, и он тщательно отряхнул свой сюртук от приставших к нему листьев и почистил рукава.
— Теперь мама согласится заплатить мои карточные долги, — с удовольствием продолжал он. — Мы можем рассказать ей об этом за обедом?
— Да, — ответила я.
Мне казалось, что годы прошли с тех пор, когда кто-то нуждался во мне и обращался ко мне за помощью. Было так приятно осознавать себя частью этого «мы», хотя это были только я и бедный глупенький Пери.
— Мы можем пожениться, как только контракт будет подписан, — предложил Пери. — Свадьба состоится в Лондоне, а если захочешь, то здесь.
— Неважно, — сказала я. — Мне это безразлично.
Пери кивнул и протянул мне руку, помогая сесть в седло.
— Мама будет очень довольна, — сообщил он мне и улыбнулся.
Он боялся своей матери так же сильно, как любил ее. Может быть, даже сильнее.
— Она будет довольна нами обоими, — добавила я и почувствовала удовлетворение оттого, что являюсь теперь частью их семьи.
Кто бы мог представить, что вечно лохматая маленькая Меридон скажет «да» в ответ на предложение знатного лорда. И кто бы подумал, что это «да» не будет продиктовано ни нуждой, ни отчаянием. Потому что нужда и отчаяние оставили меня и теперь я искала богатства и власти над землей.
О любви я не думала вовсе.
За обедом мы сообщили новость леди Кларенс. Думаю, что если б она выказала малейший признак удовлетворения, я бы насторожилась. Но она пристально глянула на меня через стол и сказала:
— Вы еще очень молоды, Сара, а это серьезный шаг. Не лучше ли будет подождать и посмотреть, что может предложить вам лондонское общество?
— Я думала, что таково ваше желание, леди Кларенс, — после краткого колебания ответила я.
Дверь позади меня отворилась, и появился дворецкий, пришедший убрать со стола. Но леди Кларенс отослала его легким движением руки. Мне пришло в голову, что проживи я хоть сотню лет, мне никогда не освоить таких жестов.
— Конечно, я бы хотела, чтобы имения управлялись совместно, — заговорила она. — И могу сказать, что я не видела двух более подходящих друг другу молодых людей. Ваше воспитание не совсем обычно, Сара, но Пери единственный человек, начисто лишенный всякого снобизма, из тех, кого я знаю в обществе. — Тут она помолчала и слегка улыбнулась Пери, сидевшему между нами. — И вы очень подходите друг другу по темпераменту, — продолжала она деликатно.
Пери хмуро глядел в свою тарелку, и я чуть не фыркнула от едва сдерживаемого смеха при мысли, что леди Кларенс рекомендует нас друг другу, так как он холоден, а я не женственна.
— Но я еще не знаю, что скажет на это мистер Фортескью, — продолжала она. — Ведь это означает, что вы отбираете у него право управлять поместьем.
— То, что он скажет, не имеет никакого значения, — жестко проговорила я. — Его это больше не касается. Он не имеет права критиковать мой выбор, тем более что я выхожу замуж за Пери, который является моим кузеном, лордом и к тому же сосед мне.
— Голос, — сказала леди Кларенс.
— Извините, — ответила я.
Она приподняла брови.
— Я хочу сказать, что прошу вашего прощения, — исправилась я.
Она улыбнулась.
Пери, не поднимая головы, налил себе еще один стакан портвейна.
— Если вы оба так настроены, то мне нечего возразить, — сказала леди Кларенс с милым жестом беспомощности. — Помолвку можно объявить сразу же. В Лондоне Пери будет сопровождать вас на все балы и вечера, а когда сезон закончится, мы вернемся сюда. Венчание состоится в кафедральном соборе в Чичестере.
Я только кивнула, Пери ничего не говорил.
— Вам следовало бы сразу написать мистеру Фортескью о своем решении, — заметила леди Кларенс. — И сообщить ему о том, что я поручу своим адвокатам составление брачного контракта. Они, безусловно, тут же свяжутся с его поверенными.
— Но Вайдекр должен оставаться моим, — вмешалась я. — Это майорат, который наследуется старшим ребенком, независимо от его пола.
Леди Кларенс улыбнулась.
— Конечно, Сара, — ответила она, — его наследует ваш первенец. Хаверинг же может наследоваться только младенцем мужского пола. Так что адвокатам будет достаточно работы на все лето и осень.
— Вайдекр должен быть моим, — упрямо повторила я.
Леди Кларенс помолчала.
— Замужние женщины не имеют своей собственности, Сара, — объяснила она мягко. — Вам ведь это известно. Вайдекр станет принадлежать Перегрину, как только вы поженитесь. Какого бы мужа вы ни выбрали, он станет хозяином Вайдекра.
Я нахмурилась.
— Даже несмотря на то, что это мое наследство? — спросила я.
— Даже несмотря на это, — прозвучал ответ.
— И с этим ничего нельзя поделать? — Мой голос звучал жалобно.
— Таков закон в нашей стране, — сухо объяснила она. — Значительно более богатые женщины, чем вы, вручают свое состояние мужу. Хотя вы можете проконсультироваться с адвокатами мистера Фортескью. Но мне кажется, что лучше, чтобы поместье управлялось от имени Перегрина, чем мистером Фортескью и его бандой якобинцев.
— Я знаю, — кивнула я.
— Сара вполне сможет управлять им сама, — вмешался Перегрин. Он уже выпил два стакана портвейна, и его щеки приятно порозовели. Свою ласковую улыбку он адресовал мне. — Почему бы и нет? Она целыми днями объезжает поля и уже все здесь изучила. Если она не захочет нанимать бейлифа, она может заниматься этим сама.
