В задумчивости он едва не пропустил знакомую дверь: железную, со свежей бордовой краской и тяжелым дверным кольцом в форме рычащего льва. Кольцо было старым, под стать видавшему виды зданию: лохматая грива позеленела от времени, а нижняя губа блестела натертой бронзой.
Иван приподнял кольцо, постучал. Усмехнулся мимолетному шпионству глазка, звону засова: Буркин боялся воров больше, чем потерять случайно забредшего в лавку покупателя. Да и случайных покупателей здесь не водилось: слишком своеобразным был товар. Иван и сам узнал об антикваре от друзей. Правда, в отличие от них, покупал у Буркина старое вино, а не проржавевшие жестянки. Трудно поверить, что людям была нужна эта побитая молью рухлядь. Но, с другой стороны, цены антиквар заламывал немалые и, похоже, не бедствовал. То есть кому-то это все-таки было надо.
Наконец дверь приоткрылась. Проржавевшие петли противно скрипнули.
– Ох, Иван Михалыч, доброго здоровьица…
Антиквар, щурясь на свет уличных фонарей, вытянул шею и пару мгновений разглядывал пустынную улицу. Затем отступил от двери и пропустил Ивана внутрь.
– А вы-то как раз вовремя, Иван Михалыч. Я уже собирался звонить. Как увидел – так сразу и взял. Будьте уверены, Ларисе Петровне понравится, – старик щелкнул засовом, обогнал Ивана и зашаркал к подсобке.
Вскоре оттуда донесся натужный кашель. Грохот переставляемых ящиков. И шаги возвращавшегося антиквара. В руках он бережно нес две запыленные бутылки темно-зеленого стекла.
Неожиданно в дверь постучали. Старик немедленно сунул бутылки под стойку: за продажу алкоголя без разрешения могли бы и прикрыть его лавочку. Подбежав к двери и вытянувшись на цыпочках, долго глядел в глазок.
– Пашка? – пробурчал недовольно, отодвигая засов. – Чего тебе надо?
Посетитель – худой, давно не стриженный парень с возбужденным взглядом маленьких черных глаз, – торопливо протиснулся в дверь, на ходу обнимая старика:
– Привет, дядь Сень.
Тот отстранился брезгливо:
– Так чего тебе?
Парень, будто не заметив враждебности в голосе, заулыбался:
– Я тебе показать что-то пришел, дядь Сень. Классная вещь, тебе понравится.
Антиквар нахмурился, кивнул на стоящего у прилавка Ивана.
– Не видишь, я с покупателем…
– Дядь, ну просто супер. Ты посмотри только!
Пашка начал расстегивать куртку. Похоже, не показав свою штуковину, племяш уходить не собирался. Буркин безнадежно взглянул на клиента. Тот равнодушно пожал плечами: мол, бог с ним, пусть показывает.
– Ну что там у тебя? – Антиквар повернулся к Пашке.
Племяш обычно приносил барахло – чего еще можно выиграть у таких же, как он, обормотов-приятелей. Но пару раз вещи попались интересные, стоящие. Проигравшие явно были людьми с деньгами. Или ворюгами. Или и тем и другим.
Впрочем, какая разница.
Пашка стоял неуверенно, косясь на незнакомого покупателя.
Буркин раздраженно повторил:
– Давай, давай, показывай. Не тяни время.
Племяш торопливо кивнул и вытащил из-за пазухи небольшой продолговатый предмет, завернутый в кусок плотной серой бумаги. Разорвал обертку и беспечно швырнул ее на пол.
– Эй, ты поосторожнее, – Буркин нагнулся, чтобы подобрать мусор, мысленно проклиная беззаботную нынешнюю молодежь и свою безалаберную сестру, которая оставила ему на попечение этого охламона, а сама умотала с очередным хахалем.
А когда разогнулся – Пашка уже опускал на ближайший стол (Регентство, палисандр с интарсией черного дерева, около 1820 года) что-то похожее на серую пирамидальную свечу, но без подсвечника.
– Поднял, окаянный! – рявкнул старик.
Эх, надо было б потише: клиент, до того самозабвенно игравший со своим телефоном, удивленно обернулся и начал следить за происходящим. Ну да ладно. Самое главное – Пашка убрал свое барахло со стола: схватил свечу и как великую ценность засунул обратно за пазуху.
Буркин достал фланельку и аккуратно протер зеркальную поверхность отполированной столешницы. Подышал на серое пятнышко. Еще раз протер. Полюбовался.
Эх, умели раньше люди работать! Не то что сейчас…
Он, хромая, побрел к прилавку. Нашел газету и постелил на стекло:
– Ставь сюда.
Племяш осторожно опустил серую матовую пирамиду на некролог известного спортивного комментатора.
Как его имя-то… Запамятовалось…
Буркин вздохнул.
Эх, уходит старая гвардия. Кто взамен-то останется? Такие, как Пашка? М-да…
Воцарилось молчание. Все разглядывали эту то ли свечу, то ли странную настольную лампу. Наконец антиквар шмыгнул неодобрительно, достал большой, в серую клетку, платок и смачно высморкался. Крякнул. Не отрывая глаз от пирамиды, пробурчал:
– Ну и что это?
– Временной элонгатор.
– Чё-чё?
– Ну… – Пашка замялся. – Как бы объяснить… Вот когда тебе хорошо, дядь Сень, – он неуверенно посмотрел на антиквара, который не выглядел, словно ему когда-нибудь может быть хорошо. – Э… Ну, в общем, когда с человеком происходит что-то приятное, то кажется, что время летит быстро. А когда плохо – всё тянется и тянется…
– И? Рожай давай, – Буркин покосился на стоящего рядом клиента, который задумчиво разглядывал непонятный предмет.
– Чего ты такой грубый сегодня, дядь Сень, а? Сам же спросил. А я отвечаю.
– Ладно-ладно тебе права качать, – старик поджал губы, сдерживаясь, чтобы не наорать на племяша при покупателе. – Так что эта штука делает? А?
– Она, дядь Сень, – Пашка поднял палец, нахмурился, как, наверное, думал, многозначительно, – она наоборот. Растягивает хорошее. И сокращает плохое.
– Чего? Чего сокращает?
– Время. Время, дядь Сень. Чего же еще?
Антиквар уставился на племянника.
– Ты чё, поганец, последний мозг проиграл?
Но Пашка не смутился, скорее наоборот: глаза заблестели, голос окреп, руки перестали дрожать.
– У тебя компьютер включен, дядь Сень?
– И? Эй, не лезь туда! Чё тебе надо? Повернуть? Так, не трогай, я сам.
Зашел за прилавок, кряхтя, развернул к Пашке дисплей.
– Ну, давай, что ли, валяй…
Племяш кивнул, на удивление быстро добыл из кармана флэшку, сунул туда, куда надо. Привычными пальцами нажал несколько клавиш.
Начался беззвучный любительский ролик.
Антиквар поморщился в недоумении: что это за ерунда?
На экране, разделенном вертикальной полосой на две половины, совокуплялись колорадские жуки. Слева на видном месте стояла свеча – или «временной элонгатор», как обозвал его Пашка. Только пламени не было, а светилась сама пирамида, словно внутри скрывались батарейка и лампочка.
Кто-то за кадром начал брызгать на жуков из баллончика: мелкие капли, словно пыль, оседали на полосатых надкрыльях. Насекомые справа крутились, дергались и всячески выражали свое несогласие. Слева же, у пирамиды, дрыгнулись, упали на спинки и после короткой конвульсии поджали лапки. Чья-то рука на экране нажала на фитилек. Он, словно кнопка, опустился вниз. Пирамида перестала сиять, а фитиль после секундной задержки выскочил обратно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
