планете. Пока мы в безопасности. Как тебя сейчас зовут?
– Гектор Квиабама. А тебя? – Мино улыбнулся.
– Сеньор Эрнандо Лопез из Королевства Испании, – Орландо встал и поклонился.
Ховина Понс прибыла в «Резиденцию Санта Клара» в пять часов вечера на следующий день. Как обычно, она была бледная и серьезная, но с жаром поведала им о своем пребывании в удивительной Японии. Пока она рассказывала, щеки ее порозовели, а после бокала мадейры из бара священника она начала икать, хихикать, смеяться и размахивать руками, как возбужденный ребенок в свой день рождения.
Она тоже следила в газетах за героическими подвигами Мино и Орландо. Но японцы – люди своеобразные: произвести впечатление на них очень сложно, в своей болезненной стерильности и непрошибаемом спокойствии в сочетании со стоической религией и практическим материализмом, их не очень волновали новости о террористической группировке, целью которой было спасение дождевых лесов по всей планете. Даже после того как в результате акций Ховины погибло полдюжины самых влиятельных людей страны, японцы продолжали поливать свои бонсаи, карликовые деревья и потягивать сакэ из маленьких стопочек, словно ничего не случилось.
– Япония, – заключила Ховина, – крепкий орешек. И этот орешек надо не просто разгрызть, его надо стереть в труху. Вы знали, что именно Япония получает восемьдесят процентов дерева, которое добывается в дождевых лесах? В Японии лесов почти нет, при этом они используют очень много самых разнообразных материалов, лес и дерево в Японии имеют особый статус: дерево священно, оно окутано особой религией, и в то же время японцы не желают никаких средств для того, чтобы добыть необходимое. Они кланяются, кивают, притворяются милыми, но отправляют бульдозеры, экскаваторы и дистанционно управляемые электропилы в джунгли Борнео, Явы, в Камерун и на Амазонку, оставляя за собой пустыни.
Мино и Орландо с интересом слушали ее.
– Тут пригодилась бы еще одна атомная бомба, – пробормотал Орландо.
– Не одна, а десяток, – твердо сказал Мино.
Они ждали Ильдебранду. Сидели под гибискусом и нетерпеливо посматривали на улицу. Время давно перевалило за девять часов, стемнело. Они договорились встретиться именно в этот день. То, что кто-то из них приехал раньше, не имело никакого значения, но опоздание считалось недобрым знаком. Ильдебранда была в Испании. А Испания совсем недалеко.
В тот вечер Ильдебранда не приехала. Не приехала она и на следующий день. Мино, Орландо и Ховина постепенно мрачнели, сидя в саду священника и терпеливо ожидая Ильдебранду. Пока вся их группировка не соберется в полном составе, они не смогут выдохнуть.
На третий день, когда колокол церкви Святого Петра возвестил о начале вечерней мессы, у ворот остановилось такси. Из него вышла самая элегантная дама, когда-либо ступавшая на улицы Фуншала, – Ильдебранда Санчес.
– Матери моей предательницы надушенный пупок! – взорвался Орландо.
– Нерожденные дочери Таркентарка! – простонал Мино.
– Откровения Святого Луки! – прошептала Ховина, стараясь скрыть выступившие на глазах слезы счастья.
Ильдебранда несколько раз обернулась вокруг себя на высоких шпильках, пытаясь понять, откуда слышатся эти родные ей голоса, и увидела скрытых гибискусом друзей. Мино, Орландо и Ховина бросились к ней, обняли ее и понесли на руках ее и ее багаж к столу, за которым сидели.
Мино принес из своей комнаты давно заготовленный поднос с плодами анноны.
Первые полчаса все говорили одновременно, перебивая друг друга, так, что ничего не было понятно. Затем Ильдебранда начала всхлипывать и вскрикивать, как попугай ара.
– Greve, – выдавила наконец она. – Забастовка. По всей Испании бастуют работники аэропортов, – шмыгнула она носом. – Мне пришлось ехать на автобусе до Порто. А то я была бы здесь еще три дня назад.
Слезы и тушь ручьями потекли по ее щекам, и Ховина принялась по-матерински вытирать их салфеткой.
Когда Орландо наконец выставил на стол две бутылки сверкающего и бурлящего розового вина, Ильдебранда рассказала свою историю.
О фантастическом зубном враче, в которого она влюбилась и который умел показывать такие фокусы, которые не по зубам даже Мино. Удаляя зуб или высверливая его, врач не применял анестезию, о нет, Рульфо Равенна просто смотрел в глаза своим пациентам и – миг! – они начинали дремать прямо в кресле, доверчиво распахнув рот. Он и на нее так посмотрел в тот раз, когда она пришла к нему удалять воспалившийся зуб. И продолжал смотреть на нее так в те бесконечные жаркие ночи под бумажными фонариками на побеленных стенах мавританской библиотеки Кордовы, где они встречались. Рульфо Равенна был таким же призраком, как Святой Габриель или Святой Себастьян. Прозрачные, словно зеркало, ногти на руках, взглянув на которые можно было разглядеть оазис с искрящимся водоемом и пальмами, а стоило ему в гневе указать пальцем на провинившегося перед ним человека, как палец начинал искриться.
Рульфо Равенна был чудом Господним. Четыре раза он на глазах Ильдебранды вывернул наизнанку совершенно новый и абсолютно целый теннисный мяч так, что внутренняя поверхность мяча оказалась снаружи, а потом вернулась обратно, а на самом мяче при этом не появилось ни единой царапинки. Рульфо просто держал мяч на ладони, закрыв глаза, и – хлоп! – мяч выворачивался сам собой.
Рульфо Равенна был близким другом дона Хорхе Фигурейро и сеньора Альфонсо Муиерре, владевших крупным цинковым заводом, из-за которого в одной из беднейших стран Латинской Америки десятилетиями страдали растения, животные и люди. Ильдебранда знала об этом, когда впервые пришла с больным зубом к Рульфо Равенне.
Так получилось, что дело заняло гораздо больше времени, чем она рассчитывала. Лишь неделю назад ей наконец удалось совершить задуманное: в темном подвальчике, где подавали жареные сардины, во время того, как Рульфо со своими друзьями – владельцами завода и их любовницами – пили за здравие тореадоров, отмечая весьма удачную корриду, Ильдебранде удалось незаметно подсыпать асколсину им в бокалы. К сожалению, яд достался и Рульфо, другого выхода не было. Через несколько минут, когда их головы постепенно стали опускаться на столы, она выложила фотографию синей бабочки и незаметно выскользнула из бара. Затем она отправила письмо в пять крупнейших газет страны.
– Бедный мой Рульфо, – рыдала Ильдебранда, роясь в своей сумочке и доставая оттуда экземпляр газеты «Паис». – Вот смотрите!
Все сомкнули головы над передовицей газеты, половину которой занимал символ группировки «Марипоса». На второй половине был снимок пяти человек, заснувших за столиком в ресторане.
– Вот, – сказала Ильдебранда, указывая покрытым красным лаком ногтем на одного из мужчин, безвольно лежавших на краю стола, – здесь испустил дух самый лучший любовник Испании. Когда нога его ступит в чертоги Царства Небесного, у Девы Марии пробудятся новые желания.
– Но сначала ему нужно будет удалить ей
