Венька весь обратился в одно большое ухо. Но успел лишь разобрать:
— Они подъезжают, может, уже приехали…
Венька видел, как главврач задышал еще чаще, подскочил в кресле, опять сел:
— Елена Петровна, пошли кого-нибудь за конфетами. Самые лучшие… Юрий Иванович пусть доложит о состоянии мальчика. Пусть зайдет. Нет, поднимется в приемную и ждет. Господи! — Глаза его остановились на егере. Он хотел что-то ему сказать, но только пожевал губами. Видимо, он не мог решить, надо ли оставлять егеря в кабинете или нет… — Господи, — повторил он. — Сам Эн едет сюда вместе с губернатором. Вы кто? — Он смотрел на егеря, как на пришельца из соседней галактики. — Будьте тут, я побегу их встречать. Спаси, сохрани, пронеси!
Когда они все трое вошли в кабинет, егерь не сразу узнал Эн. Теперь он был в длинном пальто стального цвета с длинным красным шарфом, из-под которого выглядывал тонкий белый свитер. Его узкое худощавое лицо было бледным. Во всем его облике, в движениях чувствовалась скрытая опасность. Он весь был, как гладкий тонкий лед, под которым летели огромные толщи воды. И люди интуитивно боялись ступать на этот лед. Только кубастенький, в широкой клетчатой куртке, с большой лысоватой головой и прокуренными кустиками-усами губернатор чувствовал себя рядом с ним уверенно.
Звонок егеря застал Эн и губернатора за шахматами. Губернатор выигрывал партию, что бывало не часто, и пребывал в веселом настроении. Эн и предложил ему заглянуть к «крестнику».
Губернатор тоже поздоровался с егерем за руку. Молчал, глядел с цепким прищуром.
— Виктор Александрович и вы, — повернулся главврач к Эн.
— Чай, кофе, может, коньячку?
— Мальчик? — сощурился Эн. Главврач вскинулся, будто почувствовал потрескивающий лед у себя под ногами.
— Я уже говорил отцу. — Он кивнул в сторону егеря. — Мальчик очень тяжелый. Сильное переохлаждение. В конечностях отсутствует циркуляция крови. Низкое давление. Сильная аритмия…
— Что нужно? — спросил губернатор. — Раз мы тут, может, его в Москву?
— Сейчас врачи наши оказывают мальчику самую первую помощь. Пытаются восстановить кровообращение в конечностях. А также…
— Постойте, я вспомнил, — вдруг перебил егерь. Все повернулись к нему. — Когда я лежал здесь, Валерий Иванович говорил, как оживляли немецких летчиков замерзших в войну.
— Какой Валерий Иванович, Демин?
— Круглый такой, низенький.
Главврач клюнул пальцем клавишу селектора:
— Анна Ивановна, Демин сегодня дежурит?
— Он на операции…
— Что за операция?
— Перитонит. Мужчина сорока лет. Привезли с приступом.
— Пусть подменят. Валерия Ивановича быстро ко мне. Да, в кабинет. Очень срочно.
Все замолчали. Время остановилось. Главврач вопросительно переводил взгляд с Эн на губернатора. Последний как экскурсант вертел головой, оглядывая схемы на стене, вытертый до дыр в трещинах линолеум. Венька смотрел на дверь.
— Что горит, где горит? — открывая дверь, зашумел Колобок и осекся, увидев незнакомых молчаливых людей.
— Вот Валерий Иванович, ваш бывший пациент, — показал главврач на Веньку, — вспомнил, как вы говорили что-то о методах оживления замерзших немцев во время войны.
— Егоров? Я вас сразу не признал. — Колобок кивнул Веньке.
— Да, было такое. А что собственно?…
— К нам поступил мальчик в очень тяжелом состоянии. Обморожение конечностей. Общее переохлаждение тела. В общем, очень тяжелый. Вот его сынишка, — главврач показал Колобку на егеря.
Пока главврач говорил, Колобок наконец-то понял, что перед ним сидит в кресле за столиком живой губернатор. Застегнул халат, подобрал живот.
— В сорок втором году гитлеровские врачи получили задание научиться оживлять летчиков и моряков, долгое время пробывших в ледяной воде, — четко заговорил Колобок. — Их сбивали над Северным Ледовитым океаном. Тогда в фашистских лагерях смерти врачи службы СС погружали пленных в ванны с битым льдом… В общем, они тогда пришли к выводу, что вернуть замерзшего человека к жизни способны лишь проститутки. То есть тепло женского тела…
— А вы не пробовали этот способ? — Эн подошел к Колобку вплотную, уперся взглядом в лицо.
— Это еще когда в ординатуре. В библиотеке читал. Не пробовал, — заморгал врач.
— Я хочу посмотреть на мальчика, — сказал Эн. — Виктор Александрович, ты подожди, я схожу.
— Я тоже взгляну, — бесцветно отозвался губернатор и встал.
Главврач в замешательстве переводил глаза с губернатора на егеря.
— Вы, может, здесь подождете? — спросил главврач егеря и, сам поняв нелепость вопроса, сказал в селектор: — Мы с гостями идем в реанимацию, Анна Ивановна, слышите? Приготовьте два… три халата.
— Где я их возьму?… Есть вон, они все в хлорке.
— Новые! — рявкнул главврач и клюнул кнопку выключателя. — Пальто, куртку снимите, пожалуйста, здесь. Можно прямо на кресло. А вы… — Он оглядел Венькин комбинезон. Стащил с себя халат. — Оденьте.
Потом мигнул доктору, дожидавшемуся в приемной, и тот трусцой побежал по коридору впереди делегации.
Когда они вошли в реанимационную палату, у крайней справа от двери кровати суетились медсестра и добежавший трусцой врач.
Венька сразу узнал грязнобелые стены. Тумбочки с оббитыми углами. Синенькие кровати с никелированными спинками. Больные, лежавшие в палате, повернули к вошедшим головы. Один обросший седой щетиной старик, другой, худой, как скелет, парень с огромными черными глазами. Вовкиного лица от порога егерь не рассмотрел. Оно сливалось с белой подушкой. В тускловатом свете казалось, на кровати лежит неживой белый сверток. От колбы на стойке к нему тянулась трубка, какие-то проводки.
Егерь подошел ближе и увидел такой знакомый шрам-птичку на ребячьей щеке.
«Живой, — обрадовался он. Там, в кабинете, приезд Эн и губернатора как-то приуменьшали, гасили его тревогу. Здесь же при виде сына сжалось сердце. — Камуфляжья Лапа к нему приходил» — мелькнула напугавшая мысль.
— Ну как он? — спросил главврач.
— Пока без изменений, — все еще тяжело дыша после бега, в несколько приемов выговорил доктор. — Сердце не справляется…
— Ну а если попробовать то, о чем говорили вы? — Эн повернулся к Колобку.
— Не знаю прямо. Это в теории. — Он вопросительно поглядел на главврача. Тот перевел взгляд на губернатора. — Виктор Александрович?
— Я чего вам. Вы спецы, вам решать. — Добрячок-боровичок вмиг ощетинился. — Лишь бы на кого ответственность перевалить. На крайняк не у меня, а у отца спрашивайте.
