— Ты нам нужна, Каллироя. Без тебя у нас не будет огня, не будет еды, мы все умрем от голода, — добавил я не особо убедительно.
— Аои меня заменит. Она не хуже меня справляется…
— Я не умею разжигать костер под дождем, Калли…
— Ну так и я тоже не умею. Разучилась. Или, может, вы не заметили?
Альма поставила ее на колени, обняла и сделала мне знак приободрить ее. Но я не знал, что сказать. Сов находился рядом со мной, опустив руки. Ларко стоял молча под потоками воды. Арваль воспользовался паузой и помчался высматривать полоски суши в верховье. Голгота было не видно в тумане. Слышно было только как он выкрикивает Арвалю инструкции: «Маяк на фареол! Давай фигачь сирену, чтоб выла на ветру! И завязывай со своими бамбуковыми портиками, они не держатся ни черта, я их не вижу даже. Заметано?» «Як!» За последние два дня наша огница повалилась с ног минимум раз двадцать. И к тому же мы сегодня только начали контр… Я вчера думал, что Голгот ее напополам разрубит своим охотничьим бумом. Она что-то нелестное про Клинок сказала. Но он пропустил мимо ушей. Я знаю, что дважды он так не поступит. Я сегодня ночью слышал, как Эрг и Фирост говорили о том, чтоб ее оставить. Без огня настроение у всех было
410
на нуле. Мы думали, что самое сложное — выбраться из центральной зоны. Но попали в трясину похуже, чем в первый месяц контра. Растительность здесь была гуще, с плотными занавесами тростника, пробираться через которые было просто убийственно. Ни одной надежной опоры и постоянный безысходный шун. Каждые пять секунд нужно было переставлять ногу, чтоб ее не засосало в жирную грязь. А тут Каллироя опять глохнет… Альма смотрела на нас в ожидании реакции, постепенно раздражаясь:
— Ну, мальчики, давайте двигайте булками, помогите ей! Скажите ей что-то!
— Пусть сама двигается! Мы и так уже измочалились все! — ввернул Ларко.
— Скарса, а ты и правда дерьма кусок. Как тебе поразвлечься приспичит, так ты к ней бежишь любезничать, шуры-муры свои разводишь, а как ей плохо, так все, ты не при делах! Доволен собой?
— Кто бы говорил, а ты довольна своими бинтами? Гордишься своими примочками дурацкими? Ты даже не можешь ей ногу обезболить нормально. Так что закройся!
— Сам закройся, башка козлиная! Ты у меня больше массажа не допросишься! У тебя в ногах ничего нет, за тебя другие все несут, а ты только жрешь мои запасы вербового порошка, потому что у тебя, видите ли, «температурка поднялась». Мне на тебя смотреть тошно!
— Да отвяжись ты от меня! Ты нас всех задерживаешь, ты…
— О-о, потише в курятнике! Что тут за бардак?
Голгот вернулся с верховья, откликнувшись на крики.
Комбинезон его весь был в грязи. От него несло болотным перегноем. Трассер был не в духе:
— Опять мелюзга тут нюни распустила? По ночам так у нее пожар в одном месте, а как огонь развести под
409
дождем, так это, видите ли, не к ней! А вы чего стоите? Как перепахивать ее во всю ширь, так народу у турникета хоть отбавляй, и уговаривать не надо, но в одноногом варианте клиентов сразу как унесло… Ну, где вы там, пахари, банда дырозатычек? Пора ответственность на себя брать, вы, головастики! Кто платить за обслуживание будет?! Ну, давайте, раскошеливайтесь… Силамфры там всякие, Тальвеги, Фиростики, Ларко! Вы чего ждете, чтоб ее на плечо погрузить? Или вы думаете, она вам услуги вперед должна?
Голгот взял тон насмешливый. Он держался на гребне, очень опасном в его случае, между сарказмом и яростью. Никто не двинулся с места. Силамфр подошел помочь ей встать. Каллироя оперлась о его плечо. Они сделали несколько шагов, но намывная коса была слишком узкая для двоих. Силамфр соскользнул в пруд. Тело Каллирои, потеряв равновесие, тоже шлепнулось в воду. Голгот смотрел на эту сцену ледяным взглядом. Он осмотрел их с ног до головы и грубо сморкнулся. Атмосфера та еще. Ларко помог Каллирое выбраться на берег. У нее на лбу выступили вены. Вез предупреждений лицо ее снова взорвалось рыданиями.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Так дальше не пойдет, — заявил Голгот.
Она не слушала и не отвечала.
— Каллироя?
— …
— Огница… — рычал Голгот.
— …
— КАЛЛИРОЯ!!!
Но она по-прежнему молчала. Голгот подошел к ней поближе. Я сначала думал, что он ее ударит. Но он схватил ее и стал трясти с такой одичалой силой, что было только хуже. Двумя руками он оторвал ее от земли и подтащил прямо себе к лицу. Его свирепость вырывалась порционно:
408
— Слушай сюда, деваха! Я уже двух ребят в этом болоте потерял. И стоили они поболее тебя. Я тебя тащил. Я всю Орду ради тебя остановил. Один раз. Два. Десять. Ты там вчера что-то вякала, я тебе все спустил. У тебя костры, как из задницы, ты нам всем на нервы действуешь! Ты в ряду не держишься! Я не могу больше ради твоей физиономии потаскушной всю Трассу под удар ставить, въезжаешь, что говорю?
— …
— Значит так, я тебе сейчас объясню, как все будет. Или ты берешь назад свои костыли и ковыляешь вместе с нами, не сможешь идти — плыви, не сможешь плыть — ползи! Или я тебя тут хромоногую и брошу, Клинок и Пак без тебя построю, и поехали. А ты тут сиди. И из Орды я тебя вычеркну. Ну, что выбираешь?
— Я БРОСАЮ! — прозвучал ответ Каллирои, словно плевок.
Голгот подержал ее еще пару секунд на вытянутых руках перед собой, а потом бросил на землю, как мешок. Тело ее утонуло в грязи. Он достал нож из-за пояса, схватил ее за левую руку. Одним взмахом лезвия разорвал комбинезон у нее на плече… Я понял на секунду позже Сова. Но наш скриб уже бросился к Голготу и заслонил Каллирою:
— Нет! Ты не имеешь права! Она не потеряла звание!
— Она больше в моей Орде не состоит! Понятно тебе? Эта дрянь свой выбор сделала. Вали отсюда! Наваливай!
— Не делай глупостей!
— У нее духу не хватает, она трассу не тянет, она не на уровне! Она больше ничего не заслуживает!
Сов вцепился в руку Голгота. Они стояли на коленях, схватившись и жестко налегая друг на друга. Подошел Эрг, но не остановил их. Утопленная в грязь Каллироя не могла выбраться из-под двух навалившихся на нее тел. На
407
левом плече из-под ткани проступала белая кожа. На ней четко было видно оранжевое пламя, уложенное ветром, вытатуированное еще тридцать лет назад. Ее знамя огницы. Голгот хотел срезать его ножом. Открытой раной. Он хотел скальпировать ее знамя. Это могло значить только одно: он хотел лишить ее звания огницы. Она будет вычеркнута из рядов 34-ой Орды. Для нее это будет равно социальной смерти. Он один мог принять решение надсечь кожу и срезать татуировку. Привилегия Трассера. Но он не должен был этого делать во вспышке гнева. Не посоветовавшись с нами. Это было бы недостойно.
) ![]()
Как тут сказать, что было бы, если бы не вмешался Пьетро и одним скачком не повалил Голгота в болото? Почему он это сделал, почему не заколебался, как я? Голос Голгота, его рык, его рубленая ярость, его безумная энергия насилия, убийства, пульсировавшая в нем в этот момент, — вот чего он не смог вынести. Как бы там ни было, он это сделал, он бросился на Голгота. К тому же у него единственного были на это силы, моральная архитектура и статус. Он не пытался бороться с Голготом, он просто заслонил ее своим телом, своим прямым взглядом, металлической частью своей души. Голгот, впрочем, ни за что бы не набросился на Пьетро, хотя мог его запросто переломить напополам благодаря своей подготовке в Кер Дербане, потому что из всех ордийцев Пьетро был первым, кого Голгот безусловно уважал — даже больше, чем Эрга, и больше, чем столповика Фироста, больше, чем Ороси и меня.
Как тут сказать, что было бы, если бы не вмешался Пьетро и одним скачком не повалил Голгота в болото? Почему он это сделал, почему не заколебался, как я? Голос Голгота, его рык, его рубленая ярость, его безумная энергия насилия, убийства, пульсировавшая в нем в этот момент, — вот чего он не смог вынести. Как бы там ни было, он это сделал, он бросился на Голгота. К тому же у него единственного были на это силы, моральная архитектура и статус. Он не пытался бороться с Голготом, он просто заслонил ее своим телом, своим прямым взглядом, металлической частью своей души. Голгот, впрочем, ни за что бы не набросился на Пьетро, хотя мог его запросто переломить напополам благодаря своей подготовке в Кер Дербане, потому что из всех ордийцев Пьетро был первым, кого Голгот безусловно уважал — даже больше, чем Эрга, и больше, чем столповика Фироста, больше, чем Ороси и меня.