очень похоже, что пастор воображает, будто сообщает ему радостную новость – неужели преподобный не переживает из-за такого положения вещей? А потом они с пастором стали наблюдать, как три женщины с Обвала рассматривают гостиную, всех мадам и цветок. Ведь для земляночников этот «день открытых дверей» был не в последнюю очередь возможностью наконец познакомиться с внутренним убранством Мадамина дома. Раньше лишь зажиточных фермеров приглашали сюда на великие возлияния преподобного Йоуна до и после богослужений. Тощему простонародью и прокопченным очажным дымом женщинам никогда не удавалось увидеть, как живет высшее сословие, и все эти рахитичные бадстовные обитатели с изъеденными морозом лицами и сырыми от пота волосами стремились как следует рассмотреть все эти комоды, буфеты, вазы, все подоконники, столики, коленки, груди, платья, скамейки, проволочки, руки, лица, шапки, кисточки, косички и прически, прежде чем черед дойдет до нового украшения дома – розовоцветного зеленолистика в черном жестяном горшочке. А потом – тем же путем обратно… ух ты, смотрите-ка, по-моему, это называется «дверная ручка», а тут, – ну ничего себе! – пол застелен покрывалом…
Корифеи – беловолосые вдовы – сидели каждая на своем кресле за столом друг напротив друга, словно куклы размеров medium и small, словно два более-менее реалистичных избражения в музее восковых фигур, и не моргали, а скривленные губы защищали их от исходящих от всей этой публики запахов хлева, вони дыма и ароматов очажной кухни, – и мечтали как-нибудь отыграться на пасторе Ауртни. Они десятилетиями жили здесь, не тревожимые людским сообществом, защищаемые духовными властями страны, на попечении фонда пасторских вдов, – два подчиненных подбородка, обретавшиеся в долгожданном отпуске от домашних работ, избавленные от своих кошмарных мужей и от их кошмарной паствы, – а теперь им приходилось лицезреть, как бабы с грубыми ногтями и их выводки, заходящиеся в кашле, а также затесавшиеся среди них моряки и сифилитики суетятся в их любимой гостиной. Обе они подумывали, не остаться ли им у себя наверху, но из двух зол меньшим было – стоять на страже своего имущества. Подумать только: некоторые из этих людей целых три часа шли пешком, только чтоб увидеть три розовых цветка на одном стебельке.
Этих людей ничем не спасти, подумала Вигдис и стрельнула глазами в сторону своей подруги. Они обе сидели в уголке у дверей. Сусанна же наклонилась вперед, чтобы видеть того мальчика, с которым Ауртни беседовал в коридоре.
– А летом здесь точно построят новую церковь? – спросил Гест. Какой он стал солидный!
– Да, это дело уже удалось пробить, – ответил пастор, но его слова звучали, по правде говоря, не очень убедительно, видимо, он не слушал. – А впрочем, погодите-ка, на днях сюда пришло письмо, адресованное вам. Вы ведь Элиссон? Гест Элиссон?
– Нет, Эйливссон.
– Да, точно, Эйливссон. Обождите-ка немного.
Гест проводил усача взглядом вверх по лестнице: тот при каждом шаге перескакивал через ступеньку – этот пастор был очень легок на ногу! Через миг преподобный сбежал вниз, держа белый конверт, который он и протянул неконфирмованному мальчику. Гест прочел свое имя, осторожно выведенное женской рукой, а под ним название фьорда. В правом углу была голубая почтовая марка, на которой красовались корона и слова «ИСЛАНДИЯ» и «40 ЭЙРИРОВ». Кто-то написал ему письмо. Кто написал ему письмо? Он снова и снова перечитывал свое имя, и у него слегка потемнело в глазах, он вдруг стал сомневаться, что это и впрямь его имя, что его в самом деле зовут Гест Эйливссон. Но потом он вновь пришел в себя, оторвал глаза от письма и обратился к пастору с совсем нового места, словно под ним сейчас выросла небольшая возвышенность.
– А вот по поводу строительства церкви. Я тут подумал… Могла бы на этой стройке найтись работа для моего отца Лауси?
– Эээ… да, Лауси, плотник? Ну… наверно, будет нелишним иметь это в виду.
Сейчас Гест ненадолго отвлекся, потому что светловолосая дева Сусанна чуть дальше высунула голову в дверной проем, и ее глаза встретились с его глазами в насмешливом взгляде, который у нее завершился небольшим всплеском смеха, а он не смог не послать ей в ответ улыбку – и тут же слегка покраснел; какая же у нее длинная шея! Какая шея! Его глаза скользнули по ней вниз, под ворот, его бросило в жар.
– Простите, что вы сказали?
– Мы будем иметь это в виду.
– А могла бы там и для меня найтись работа? Я его подручный.
Откуда в нем взялась такая уверенность! Он и сам себе немного удивился.
– Для вас? На строительстве церкви?
– Да.
– Э-э… это тоже можно будет иметь в виду.
– А мы можем об этом точно договориться?
Какая решительность у такого юного неконфирмованного мальчика, подумал преподобный Ауртни. Он уже вышел из очажного мрака в кухонном закутке Хуторской хижины – и далеко пошел. – Сначала надо посмотреть, когда начнутся работы.
– То есть этим летом они еще могут и не начаться?
– Ну… мы рассчитываем, что начнутся.
– Как эта работа будет оплачиваться?
– Что вы имеете в виду?
– В том году папа Лауси три недели работал на постройке причала. А за ту работу ему так и не заплатили.
Вот оно что: хуторянин с Обвала обрел не только сына, но и ходатая по своим делам!
– Не заплатили?
И снова Сусанна высунула свою головку в дверной проем, и на ее лице обозначилось легкое любопытство, а в глазах – даже какой-то намек на уважение. Какие ямочки на щечках! Какая кожа! Какие губы!
– Нет, ему должны были дать за это кредит в «Кроне», равный стоимости пяти ягнят, но это не заладилось. Он ведь живет в стихах, а не в верхах и часто туда не ходит. Кто будет платить за работу?
Сейчас Гест почувствовал, как сильно повлияло на него это письмо, как возвысило его – а может, это взгляд длинношеей девушки подзадоривал его, так что он начинал разговаривать как власть имущий, так громко и четко? А может, это его женщины, которые все еще осматривали гостиную, и эта пьеса разыгрывалась для них? И он хотел показать им, что его собственное место – на деревянном полу, он – не дитя землянки и даже может запросто разговаривать с государственными служащими. Объяснений этому он так и не нашел – просто чувствовал, что не может сдержаться, слова сами говорились.
– То… мне нужно проверить, – сказал пастор, при этом чувствуя легкую неуверенность и раздражение по ее поводу. – По-моему, платит государственная церковь.
– Да, было бы неплохо это выяснить, прежде чем приступить к работе.
Преподобный Ауртни решил, что теперь с него довольно: еще какой-то самоуверенный земляночник будет ему
