Очень скоро путники убедились в правоте сказанного монахом. Уже вечером этого дня они достигли стен монастыря, который без боязни распахнул им свои ворота и предоставил кров над головой.
Клода, после трапезы, пригласили на разговор с таинственным покровителем.
В большом зале со сводчатым потолком, за столом сидел человек в высоком головном уборе и черных одеждах. Руки его были сомкнуты в замок, и он сосредоточено читал книгу в свете пламени толстых свечей, установленных на высокой подставке.
Клод бесшумно приблизился к нему, разглядывая красивое лицо незнакомца.
– Присаживайся, – приказал тот, не отрывая глаз от книги.
Клод подчинился и стал тихо ждать, пока незнакомец уделит ему внимание. Тот через какое-то время поднял на него глаза:
– Ты знаешь, кто я?
– Нет. Но лицо мне ваше определенно знакомо. Может, мы сталкивались с вами в моей прежней жизни, когда я работал на шелковой мануфактуре?
– Сомневаюсь. Я никогда не интересовался производством шелка.
Повисла пауза.
– Нам сообщили о вашем желании оказать покровительство, – начал робко Клод.
– Вам? Это кому?
– Вальденсам. Мы подверглись незаслуженному гонению, и нуждаемся в помощи.
– Я готов оказать вам ее, но только после искреннего ответа на мой вопрос: почему вы подвергаете опасности ваших близких и родных? Чего вам не хватает в католической вере такого, что вы готовы идти ради своих убеждений на смерть?
– Мне жизни не хватит, чтобы ответить за всех, кто хочет просто пройти отпущенный ему жизненный путь, прославляя имя Христа. А за себя я могу сказать лишь одно, что никогда не предам веру своей погибшей жены, и не прощу смерть казненной дочери.
Мастеру показалось, что его собеседник вздрогнул, и он еще внимательнее вгляделся в его лицо.
– Я вспомнил! Это был день казни моей дочери. Вы отпускали моей девочке грехи. Ее звали Авелин… Авелин-Мария Дангон. Я Клод Дангон. Я принял вас тогда за ангела и думал, что вы спасете мою дочь.
Пальцы в замке рук собеседника сжались до белых костяшек. На лице отразилась мучительная гримаса.
– Простите болезненную фантазию отца, убитого горем. Тот день изменил всю мою жизнь. Я потратил много лет на дела, которые помогли мне не очерстветь сердцем. Я понимаю, вы не могли тогда ничем помочь ей. Спасибо, что не отказались стать последним человеком в ее жизни, от которого она услышала добрые слова.
– Я вам помогу, – резко оборвал Клода незнакомец, – в прошлом мое имя было: Жан Поль Батиста Лоба, Приор Ордена Святого Доминика, ныне я стал Генералом Ордена Иезуитов. Моих огромных связей хватит для того, чтобы защитить не только вас, но и всех вальденсов Франции. В моих силах попросить о помощи правителей протестантских стран. Я соберу пожертвования, чтобы обеспечить вашу безопасность. Вы, Клод, готовы возглавить это движение?
– Спасибо, добрый человек. Теперь я вижу, что община находится в сильных и надежных руках. Только придется поискать среди нас другого вожака, мое сердце стало слишком слабым для таких больших дел.
– Хорошо. Пришлите ко мне завтра этого человека. А сейчас мне необходимо с вами попрощаться.
– Только один вопрос. Что стало с телом моей дочери? Его предали земле?
– Я всегда думал, что его забрали родственники.
– Увы, это не так. Надеюсь, что с моей девочкой поступили по-христиански.
Точка натяжения
Пробуждение было тяжелым: трещала голова, от стальной усталости болела затекшая спина. Мила сначала открыла один глаз, затем второй. Рядом Нюся, развалившись на меховом покрывале, умывала лапкой мордочку. Базазаела в алькове уже не было.
Вчерашняя обида не заставила себя долго ждать. Мила с раздражением сорвала с ложа шкуру, под которой вчера лежал обидчик, и лихо повязала ее на себе, соорудив меховое мини платьице с открытыми плечами и неровным подолом. Когда она вошла в зал, Базазаел сидел в кресле, а на ее место угнездилась Герхама, и что-то щебетала, положив ему голову на плечо.
Общий восторг присутствующих уже никак не мог обмануть Милу. Она прошла через зал и, подражая манере разговора соперницы, обратилась к ней:
– Ничего не перепутала?!
Все заняли свои места, и начали появляться люди. Было ощущение, что происходящее ускорилось во времени, но вопрошающих меньше не становилось. Космическое пространство над куполом Газпрома заметно опустело – черная безмолвная бесконечность лишь изредка оживала крохотными, еле видимыми вдалеке галактиками.
– Не понимаю: что я здесь делаю? – обратилась к Базазаелу дама с царственной осанкой.
Она очень выделялась среди присутствующих. Ее серьезный вид в сочетании с какой-то иконной красотой побуждал окружающих замереть в ожидании слов, которые она в следующий момент произнесет.
– Мы никого сюда не приглашаем по своей воле. Если вы здесь, значит, это нужно вам, – ответил Базазаел.
Дама с внешностью святой пожала плечами и начала свой рассказ:
– Моя история может быть примером для всех женщин. Я вышла замуж за хорошего человека, родила ему прекрасных дочерей и сыновей. Была преданна ему всю жизнь, а он отвечал мне уважением и заботой. Я создала в доме уют и покой, который никто не может нарушить. Все невзгоды внешнего мира разбиваются о стены нашей крепости, и моя семья всегда находится под защитой того места, где ее члены могут найти умиротворение и отдых от безразличия и злобы. Мой дом – это территория любви, гармонии, взаимопонимания и полной бесконфликтности. Когда я покидаю эту территорию в сопровождении мужа и детей, я ощущаю затаенную зависть в глазах окружающих. Но я не боюсь этих взоров, – пока мы вместе, никто не может проникнуть в наше «убежище» и разрушить наш «альянс». Я создала во многих отношениях идеальную семью.
– Вот вы и рассказали, какие сомнения привели вас сюда, – вздохнул Базазаел. – Каждый согласится с утверждением, что любовь – безграничное, вечное и мудрое чувство. Как же вы ухитрились ограничить ее непреодолимыми стенами своего дома, и какое же явление тогда живет под его крышей, если это не любовь? Вы всю жизнь боитесь ответить на этот вопрос, и до такой степени, что наигранность стала нормой в ваших отношениях и, к сожалению, заразила семьи ваших детей. Любовь не способна создать «альянс» против мира, это под силу только эгоизму. Сначала, под предлогом идеальной жены, вы возвели эго своего мужа в степень смысла всей своей жизни, затем принудили его ответить вам тем же, – во имя спасения «театра» идеальной семьи. Образ внешней вражды и зависти вам необходим для упрочения семейных связей. Так вы компенсируете распавшуюся из-за эгоизма любовь и отчужденность между членами своей семьи. Окружающие вам не завидуют, они вас отторгают, чувствуя неискренность вашей добродетели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
