Умир улыбнулся мне.
— Ошеломляет, разве не так? Как и ее наряд?
Я нахмурился и мысленно обозвал его дураком.
— Я предпочитаю простоту во внешних проявлениях всех вещей. Преуменьшение позволяет добиться незабываемого эффекта… когда выясняется, что же на самом деле скрывается в обличье посредственности. Это касается и людей, и одежды, — он положил руку на плечо, сжимая пальцами парчу. — Этот бурнус — часть моей коллекции. По цене он равен трем домейнам. Достоин ее, я думаю.
Умир резко схватил ткань и распахнул бурнус с мастерской пышностью, выворачивая его подкладкой на свою левую руку как торговец, показывающий товар. На месте строгого белого бурнуса вдруг заполыхал огненный Южный закат, встретившийся с восходом солнца. Все оттенки желтого и оранжевого, вся палитра красного — словно рожденный самумом закат выкипел из-за горизонта Пенджи и расцвел на дорогой парче и еще более дорогой женщине.
Умир провел рукой по сияющей подкладке.
— Это бисер, — прошептал он. — Сотни и сотни бусинок, цветное стекло, золото и латунь… и перья, все это перья, от сотен тысяч птиц, многих из которых никогда не видели на Юге… — он бессмысленно улыбнулся, поглаживая сияющую подкладку движениями мужчины, ласкающего грудь женщины. Бисер сверкал, звенел. Нежные перья дрожали. — Стоит трех домейнов, — повторил он, — и вот нашлась женщина, достойная его.
Умир стянул с ее головы капюшон. У капюшона тоже оказалась такая же подкладка, но люди смотрели не на нее. Теперь все увидели лицо Дел. За спиной я услышал перешептывания; Южные мужчины заговорили, не сводя глаз с Северной женщины.
Она снова была блондинкой со светлой кожей. Под бурнусом на ней оказалась белая туника из замши, доходившая до колен — такие носили на Севере. Длинные сильные ноги подчеркивали ее могущественную грацию, так же как и победу Умира: ни один мужчина на Юге не осмелится показать людям почти обнаженную по Южным меркам женщину — и сделать это так вульгарно — если он не спал с ней или не заплатил за нее деньги.
Дел не улыбнулась. Она даже не моргнула. И без этого ее победу признали все, присутствующие. Она была солнечным днем рядом с ночью Сабры. Сталью рядом с шелком Сабры. Все поняли это, и даже дочь Аладара.
ОСОБЕННО дочь Аладара.
Маленькая месть, но и от нее мне стало легче.
40
Сабра стояла на горе подушек под легким навесом.
— Вы поклянетесь, — объявила она, не оставляя места вопросам, — поклянетесь клятвами Алимата, что подчинитесь кодексу, как и учил вас шодо.
Я покосился на стоявшего рядом Аббу.
— Как ты относишься к людям, которые думают, что знают все?
Уголок его рта дрогнул, выдав истинные чувства. Может он и получил деньги от Сабры, и побывал в ее постели, но не обязательно одобрял ее переигрывание.
Черные глаза Сабры победно сверкнули.
— Я знаю, что я знаю, — она вытянула тонкую манящую руку. Пальцы сжимали маленький нож с коротким лезвием. — Элайя-али-ма, — прозвенел ее голос, — я долго старалась это выучить.
Мне сразу стало не смешно. Покосившись на Аббу и заметив как он хмурится и кусает губы, я понял, что он также пребывает в состоянии шока. Похоже, что Аббу был источником всех ее знаний об Алимате и клятвах, но ритуал, которого она коснулась сейчас, был особым. К нему прибегали крайне редко и непосвященные не должны были даже слышать о нем.
Теперь она говорила для нас обоих.
— Я дочь Аладара во всем, кроме одного: до сих пор я жива. Однажды я умру, от руки наемника или убийцы, если не сумею принять должные меры, но пока я жива. Пока я — танзир, хотя я и женщина. Вся сила Аладара сейчас в моем распоряжении… — она помолчала, проверяя внимательно ли мы ее слушаем; успокоившись на этот счет, она продолжила, — как и все, чем он обладал, включая древние свитки, раскрывающие силу многих вещей и содержащие магические заклятия, которые помогут достигнуть любой цели, — красная вуаль, отягощенная золотыми кисточками, была почти прозрачной и я видел молодое нежное лицо. Оно было неестественно отрешенным, почти пугающим. — Эта магия, эта сила — знание. И я обладаю им в изобилии благодаря множеству свитков и предвидению моего отца… так что силы у меня достаточно. И я использую ее сейчас, чтобы внести порядок в ваши жизни.
Аббу переступил с ноги на ногу.
— Сабра…
Черные глаза яростно вспыхнули.
— Соблюдай тишину, Аббу Бенсир. Мы начали элайя-али-ма.
Я пошевелился и, защищаясь, покачал головой.
— Только шодо…
— Сейчас я — шодо.
Мы с Аббу обменялись взглядами. Сабра махнула рукой и здоровые евнухи с ножами в руках обступили нас, убеждая — слов для этого не требовалось — что вести себя нужно прилично.
Роль Аббу неожиданно изменилась и счастливым он от этого не казался. Вообще-то я тоже.
Что ж, если Аббу наконец-то разозлится… У меня появилась надежда. Два величайших танцора мечей Юга могли бы охладить пыл даже дочери Аладара, которая, мрачно подумал я, становится все более опасной с каждой проходящей секундой.
А она не глупа, девочка Аладара. С ней нужно быть поосторожнее.
— Элайя-али-ма, — повторила она, — требуется, чтобы скрепить круг против внешнего осквернения. Закрыть в нем танцоров до окончания танца.
— Мы это и сами знаем, — пробормотал я.
Аббу согласно кивнул.
— Давай дальше.
— Тогда мне нужна ваша кровь, — приказала она.
Я показал перевязанное предплечье.
— Я свою долю уже дал.
— Значит будет еще легче, — она сделала резкий жест и два евнуха схватили мою руку. Один быстро сорвал повязку, скрывавшую пятидюймовый порез, нанесенный Саброй.
Я не успел и слова сказать, а нож уже сверкнул в воздухе. Он разрезал корку и скользнул вдоль старого пореза. Я выругался. Кровь потекла широкой струей, Сабра обмакнула в нее пальцы и поставила три точки на лоб Аббу.
— Честью твоего шодо, кодексом Алимата: ты не выйдешь из круга пока танец не закончится и один из вас не будет мертв. Если ты нарушишь эту клятву, тем самым запятнав свою честь и честь твоего шодо, ты навеки лишишься права войти в благословенный шодо круг танцоров мечей, каким бы этот круг ни был.
На щеке Аббу дернулся мускул.
— Согласно кодексу, которым я поклялся жить почти тридцать лет назад перед самим шодо, я принимаю танец. Я согласен с твоими условиями и не нарушу клятвы.
Она кивнула и протянула руку. Без помощи евнухов Аббу подставил предплечье и спокойно смотрел, как Сабра разрезает его. Струйка крови была тонкой — порез не пришелся на свежую рану. У меня кровь никак не останавливалась. Сабра коснулась пальцами его предплечья.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
