КОРОЛЕВА ЭЛИНОР Королева Британии тяжко больна, Дни и ночи ее сочтены. И позвать исповедников просит она Из родной, из французской страны. Но пока из Парижа попов привезешь, Королеве настанет конец… И король посылает двенадцать вельмож Лорда-маршала звать во дворец. Он верхом прискакал к своему королю И колени склонить поспешил. — О король, я прощенья, прощенья молю, Если в чем-нибудь я согрешил! — Я клянусь тебе жизнью и троном своим: Если ты виноват предо мной, Из дворца моего ты уйдешь невредим И прощенный вернешься домой. Только плащ францисканца на панцирь надень. Я оденусь и сам как монах. Королеву Британии завтрашний день Исповедовать будем в грехах! Рано утром король и лорд-маршал тайком В королевскую церковь пошли, И кадили вдвоем, и читали псалом, Зажигая лампад фитили. А потом повели их в покои дворца, Где больная лежала в бреду. С двух сторон подступили к ней два чернеца, Торопливо крестясь на ходу. — Вы из Франции оба, святые отцы? — Прошептала жена короля. — Королева, — сказали в ответ чернецы,— Мы сегодня сошли с корабля! Если так, я покаюсь пред вами в грехах И верну себе мир и покой! — Кайся, кайся! — печально ответил монах. — Кайся, кайся! — ответил другой. — Я неверной женою была королю. Это первый и тягостный грех. Десять лет я любила и нынче люблю Лорда-маршала больше, чем всех! Но сегодня, о боже, покаюсь в грехах, Ты пред смертью меня не покинь!.. — Кайся, кайся! — сурово ответил монах. А другой отозвался: — Аминь! — Зимним вечером ровно три года назад В этот кубок из хрусталя Я украдкой за ужином всыпала яд, Чтобы всласть напоить короля. Но сегодня, о боже, покаюсь в грехах, Ты пред смертью меня не покинь!.. — Кайся, кайся! — угрюмо ответил монах. А другой отозвался: — Аминь! — Родила я в замужестве двух сыновей, Старший принц и хорош и пригож, Ни лицом, ни умом, ни отвагой своей На урода отца не похож. А другой мой малютка плешив, как отец, Косоглаз, косолап, кривоног!.. — Замолчи! — закричал косоглазый чернец. Видно, больше терпеть он не мог. Отшвырнул он распятье, и, сбросивши с плеч Францисканский суровый наряд, Он предстал перед ней, опираясь на меч, Весь в доспехах, от шеи до пят. И другому аббату он тихо сказал: — Будь, отец, благодарен судьбе! Если б клятвой себя я вчера не связал, Ты бы нынче висел на столбе!
ДЖОН СКЕЛТОН
* * * Ох, сердце жалкое, вопи от муки, Кровоточи от смертоносных ран! Оплакивай свой рок, ломая руки. Судьба враждебная, крутой тиран, Тобою мне жестокий жребий дан Терпеть в тоске и скорби нестерпимой Молчанье перед нею, пред любимой. Одна лишь есть, и лишь одна пребудет, О ком душе моей кровоточить,— Та, от кого и боль блаженна будет. И все-таки дозволь, господь, смягчить Недобрый рок и муки облегчить. Мне дан судьбою жребий нестерпимый — Молчанье перед нею, пред любимой. К МАРДЖЕРИ УЭНТВОРТ О Марджери, май, медуница, О мой аромат майорана, Девичества плащаница Расшита шелками тумана. И я не льстец, о нет, Когда твержу смиренно: Ты нежный первоцвет, Ты чистая вербена. О Марджери, май, медуница, О мой аромат майорана, Девичества плащаница Расшита шелками тумана. Тиха, кротка, умна, Невинна, бог свидетель, Вместила ты одна Добро и добродетель. О Марджери, май, медуница, О мой аромат майорана, Девичества плащаница Расшита шелками тумана. * * * Ты мнишь: как сон, опасности минуют, Желаний всех исполнится порыв. Но берегись, судьба игру двойную Ведет, в рукав крапленый козырь скрыв Вот так под кожей кроется нарыв. Безоблачна, помнил ты, жизнь твоя, Но берегись, в траве шуршит змея. * * * Баю-баю, люли-люли, Кто проспал, того надули. «Моя милашка, мой майский цвет, Позволь прилечь к тебе на грудь». Она сказала: «Ложись, мой свет, Лежи в тиши, поспеши уснуть». Он сонный пустился в любовный путь. Но взор в тумане и ум туманный,— Не устерег он своей желанной. Баю-баю, люли-люли, Кто проспал, того надули. И, ласками и сном пленен, Среди утех, под сладкий смех, Он позабыл, кто он, где он, Он позабыл про смертный грех. Он заплатил за свой успех, Но не успел — он спал. И что же? Она, как тать, сбежала с ложа. Баю-баю, люли-люли, Кто проспал, того надули. Вода темна, бурлит река, Нo ей не страшно ступить в поток. Вброд перешла, нашла дружка, И крепко обнял ее дружок, И в ней, замерзшей, огонь разжег. «А мой, — сказала, — храпит ненаглядный В его голове туман непроглядный». Баю-баю, люли-люли, Кто проспал, того надули. Пивной бочонок, ну где твоя страсть? Который сон, засоня, глядишь? Ты перепился, проспался всласть, Глянь, лежебока, один лежишь! Теперь поплачешь да покричишь. Ты с ней опозорился, жалкий пьянчужка Оставила с носом тебя подружка.
