императора, и решивших, что им терять уже нечего.
Школы для всех, университеты, программы по поддержке выходцев из народа и малообеспеченных, равные права, отмена льгот для дворянства, одинаковая налоговая ставка для всех и прочее, прочее…Этот мир еще подобного не видел.
Возможно, что Рей прав и сам Доминик хотел для своих подданых блага, но встретил сильное сопротивление, вдобавок, пострадала его семья и император отказался от подобных мыслей, пытаясь хоть немного сдержать дворянство и этим же вызывая только большее его негодование.
Мужу как истинному герою и коренному жителю этой реальности виднее, какое будущее будет лучше для страны и ее населения. Привычные для меня основы демократии здесь только на стадии зародыша. И я не считала себя той, кто должна спасти всех и что-то изменить, просто приспособилась под условия новой жизни, понимая, что не мне здесь менять государственный строй. Ни нужных знаний, ни возможностей у меня для этого нет. Да и поддержки тоже.
Не было. До появления его светлости.
После встречи с Мелвином мы возвращаемся в экипаж. Конкретного ничего так и не решили. Я только ощущала напряжение между двумя мужчинами. К счастью, больше Мелвин никак герцога не провоцировал. Это он только наедине может вести себя так раскованно, но когда тема касается дел, то этот молодой человек сама серьезность. Однако даже так, все прошло куда лучше, чем я рассчитывала.
— Мы куда? Это не дорога домой, — выглядываю в окно движущейся кареты и замечаю, что мы движемся вдоль торговой площади. Темнеет, зажигаются фонари и вообще атмосфера напоминает воодушевленное настроение приближающихся праздников.
— Да, — Рейнард потирает шею и отводит взгляд. — Эм, Юнис, ты не голодна? Мы могли бы поужинать в одной ресторации, я хорошо знаком с их кухней…
— Зачем? Мы же возвращаемся в поместье.
Я хмурюсь. Чего это на него нашло? У нас тоже повар не абы какой, готовит прекрасно, жалоб не поступало, да и Фелисия экспериментирует и результаты более чем успешные.
— Если ты так хочешь, то ладно.
Кажется, до меня постепенно доходит, что подразумевается под этим приглашением. Это…неужели свидание? Какой-то у нас неправильный порядок. Сначала была свадьба, потом первая встреча, потом поцелуй и теперь вот свидание.
Герцог кивает, пытаясь сдержать довольную улыбку, и отворачивается к окну. Я вижу, как подрагивают уголки его губ.
Как только карета тормозит, его светлость порывается с места и открывает передо мной снаружи дверь, подает руку, чтобы я вышла и поправляет заботливо капюшон, снег продолжает заметать столицу.
Дверь ресторана перед нами распахивает швейцар, обо всех организационных моментах Рейнард заботится сам. Мы занимаем столик у окна вдали от остальных гостей. Беру себя в руки, чтобы возвести хоть какую-то преграду от этого обжигающего янтарного взгляда.
— Это было любимым местом моей матери. Ей нравились здешние десерты, как и ты, она была той еще сладкоежкой. Джаред унаследовал эту черту от нее, — Рей улыбается, вспоминая прошлое.
Рада, что он решил вдруг поделиться таким небольшим, но значимым для него фактом. Может, тоже стоит что-нибудь рассказать…Но что я могу поведать ему, чтобы не вызвать подозрений на свой счет? Воспоминания мои и воспоминания той Юнис — совершенно разные.
28
— Юнис?
Из размышлений меня вырывает голос Рейнарда.
— А? Прости, я немного задумалась.
Нам проносят заказанные ранее блюда. Ужин проходит в неловкой тишине. Десерт тоже оказывается просто потрясающим, я рада, что удалось впервые за долгое время поесть вне дома. Но атмосфера совсем не та.
Из-за меня.
— Точно все в порядке? Ты переживаешь по поводу того, что сказал Мелвин? Или из-за Сабрины? — обеспокоенное выражение лица ему не идет.
Карета движется в сторону дома.
Качаю головой, на глаза невольно выступают слезы. Ну вот. Я же не слабая, почему тогда не могу держать себя в руках? Быстро смаргиваю ненужную влагу. Не плакать. Нельзя.
Как мне ему признаться, что я на самом деле чувствую себя неловко оттого, что скрываю от всех правду? Я не настоящая Юнис и душа моя не принадлежит этому миру. Все мои воспоминания, детство, юность, мои взгляды на те или иные вещи — все, что является основами личности любого человека, родом не отсюда. Раньше все это казалось так просто, но сейчас, почему стало невыносимо хранить подобное в секрете?
Мы совсем разные. И я, в отличии от герцога, не могу без опасений выдать себя вести такие простые разговоры и вспоминать прошлое.
Но и рассказать, что для меня долгое время этот мир был всего лишь книгой, одной из многих, тоже не кажется правильным. Реакция Шарлотты примером быть не может, потому что она и сама в каком-то роде не оригинальная Шарлотта, и проживает очередную из множества жизней.
Как отреагирует Рей — понятия не имею. И хочется, и в то же время страшно рушить его представление обо всем, что его окружает, и о себе в том числе. Подумает ли он, что я монстр, ведьма? Повлияет ли это знание на его чувства ко мне? Будет ли он винить меня за крах своих представлений об окружающей действительности?
Наверное, вот это и есть настоящая причина, по которой я продолжаю его отталкивать и сомневаться. Он тоже видит это и старается не давить, действует осторожно, ведет себя как джентльмен, и избегает прикосновений. Дает мне время, полагая наивно, что именно его мне и не хватает, чтобы принять его чувства.
Так и летят дни, наполненные странной неизвестностью. Рейнард встречается с другими промышленниками. Все из них мужчины, ни один мне не знаком, и несмотря на то, что герцог был настроен на то, что мы, как и в случае с Мелвином, будем действовать вместе, я все же отказалась.
Достаточно, что к этим встречам он готовится, советуясь со мной, и после обсуждает их итоги тоже со мной. Я в курсе всего, и в этом отношении секретов между нами нет. О прошлом мы больше не говорим, вообще взвешивать приходится каждое слово, подвергать цензуре любую частицу информации.
Как непохоже на меня. Осторожничать и скрываться. Я всегда первая рвалась в бой, не тушевалась и готова была на любые безумства. С перерождением эта черта никуда не пропала, хотя именно эта склонность характера и стала причиной того, что я в итоге и попала сюда. Если бы я чуточку была осторожней, капельку…кто знает, что было бы тогда. Поздно об этом сожалеть. Да и сожаления ли это, или же всего лишь ностальгия о прошлом, которого уже не вернуть?
— Грустишь в одиночестве? —
