— Инспектор Джервис.
Опознав в новоприбывшем своего недавнего попутчика, Карлайл испытал то самое, что испытываешь, проглотив целую ложку дохлых бабочек. Заметив же, что его взор уже не приветлив, а суров, губы — твердо сжаты, он задрожал. Ему припомнилось, как хиромантка на Кони-Айленд предсказала за пятьдесят центов, что ему перейдет дорогу злой человек, но даже мысль о том, что деньги окупились, его не утешила.
— Сэр Раймонд Бастабл? — сказал граф. — Добрый вечер, я — по важному делу.
Играл он много и очень гордился, что может сыграть кого угодно, кроме карлика и Джины Лоллобриджиды. Однажды, в пригородном коттедже, он воплотил не только ветеринара, подстригающего попугаям когти, но и мистера Роддиса, владельца «Кедров», и мистера Булстрода, его соседа, горюя лишь о том, что ему не довелось сыграть попугая, которого он изобразил бы с неподражаемым блеском.
Карлайл огорчился. Он не любил полицейских, а уж особенно — когда они приходят в самый неудобный момент. Что же до инспектора, ему не понравились ни взгляд его, ни речи.
— Выверните карманы, — приказал лорд Икенхем.
— А? Что?
— Никаких «А»! Я заметил этого субъекта, — пояснил пятый граф сэру Раймонду, похожему в данный момент на удивленную улитку, — еще в Лондоне, на вокзале. Меня насторожила его повадка. «Карманник, — подумал я. — Мелкий вор, крадет бумажники направо и налево».
Гордон Карлайл густо покраснел. Ни в одном сообществе нет такой четкой иерархии, как у воров. Взломщик смотрит свысока на налетчика, налетчик — на похитителя молочных бидонов. Назовите мошенника карманником, и вы всколыхнете весь его снобизм.
— Когда же, выйдя из такси, я обнаружил, что нет портсигара, вечного пера и пастилок от кашля, опасения мои подтвердились. Что ж вы, любезный? Я сказал, вы-вер-ни-те карманы.
Карлайл тяжело дышал.
— Портсигар? — выговорил он. — Вечное перо? Вы сошли с ума. Я и не сумел бы их украсть!
— Чушь! Ничего нет проще. Запускаешь пальцы — и пожалуйста! Надеюсь, этот субъект не оставался здесь один?
Сэр Раймонд, поморгав немного, покачал головой.
— Так-так. Следовательно, у вас все цело. Правда, у него и места нет для ваших вещей, ха-ха! Посмотрим, что у него в карманах…
— Посмотрим, — согласился сэр Раймонд, чья мысль была быстрой лишь в суде.
Гордон Карлайл совершенно не знал, что делать. По-видимому, на выбор его повлияло то, что между ним и дверью находился хозяин дома. Бифштекс, отметивший недавно пятьдесят второй день рождения, уже не был тем атлетом, каким его видели тридцать лет назад, зато стал достаточно солидным, чтобы отпугнуть человека, привыкшего действовать словом. Тяжело вздохнув, Карлайл пожалел о том, что с ним нет предприимчивой Герти, и вывернул карманы.
Лорд Икенхем удивился.
— По-видимому, все припрятал, — сказал он. — Но что это? Письмо вам, сэр Раймонд.
— Быть не может!
— Без сомнений, присвоено.
— Вот как?
— Предъявите иск? Нет? Дело ваше. По-видимому, как и Шекспир, вы высокого мнения о милости. Что ж, мистер Карлайл, можете идти.
Именно в этот момент появилась Фиби, настолько похожая на кролика, что добрый человек предложил бы ей салату.
— Раймонд, — сказала она, — дорогой мой, ты не видел свинку?
— Свинку?
— Такую маленькую, золотую, от браслета. Куда-то запропастилась. Как я рада тебе, Фредерик! Пизмарч говорил, что ты приехал.
— Да, приехал к Джонни, он мой крестник. Что с тобой, Фиби? Ты такая бледная.
— Все из-за этой книги, Фредерик. Понять не могу, как он ее написал! Епископ вот недоволен.
— Чего и ждать от епископа?
— Вчера я поехала в Лондон, но Косси не застала.
— Видимо, ушел, — предположил лорд Икенхем.
Карлайл совсем растерялся. Только сейчас он понял, что инспектор — очень странный.
— Кто этот тип? — хрипло спросил он.
— Мой брат вас не познакомил? — всполошилась Фиби. — Муж моей сестры, лорд Икенхем. А вы не видели свинку?
— Фиби, — сказал сэр Раймонд, — уйди отсюда!
— Что, дорогой?
— УЙДИ.
— Да я ищу свинку!
— Черт с ней. УЙ-ДИ! — взвыл он тем самым голосом, от которого сыпалась лепнина, а заседатели глотали жвачку.
Фиби исчезла, тихо рыдая, как обездоленный кролик, а Гордон Карлайл посмотрел на лорда Икенхема. Лицо его было сурово, сердце — ликовало.
— М-да! — сказал он.
— В каком смысле?
— Нелегко вам придется.
— Почему?
— Выдавали себя за должностное лицо!
— Я? Ну что вы!
— Дворецкий объявил: «Инспектор Джервис».
— Я не отвечаю за дворецкого. Мало ли как он пошутит!
— Вы сказали, что вы — по важному делу.
— Естественно. Что важнее семейной встречи?
— Вы приказали мне вывернуть карманы.
— Приказал? Попросил!
— Верните письмо.
— Оно адресовано сэру Раймонду.
— Вот именно! — загромыхал хозяин. — Мне, а не вам! Это вас ждут большие неприятности, дрянь вы этакая! Письма крадет! Да где это видано! Дай письмо, Фредерик.
Лорд Икенхем, уже взявшийся за ручку двери, на минуту остановился.
— Нет, Бифштекс, — сказал он. — Не сейчас. Ты его не заслужил. Я могу говорить прямо при нашем госте, потому что его явно поразило, как ты обращаешься с сестрой. Меня давно огорчает, что, разговаривая с ней, ты похож на самых неприятных персонажей Откровения. Одумайся, Бифштекс! Окутай ее братской нежностью. Воркуй с ней, как голубь с горлицей. Свези ее в Лондон, своди в театр, в ресторан, а главное, помни, что ты — не восточный деспот, она — не черная рабыня. Альберт Пизмарч будет за тобой следить. Если я узнаю, что ты исправился, письмо — твое. А сейчас пусть висит и грозит как… чей же это меч? Совсем память прохудилась!..
Лорд Икенхем вышел, но через мгновение приоткрыл дверь и сказал:
— Дамоклов. Да, именно — дамоклов.
(Гл. 11–12)
[Гордон Карлайл сообщает Космо Уиздому, что письмо — у лорда Икенхема, и требует, чтобы тот снова написал дяде. Космо идет в издательство, куда его пригласили, и встречается с Барбарой Кроу, которая там служит. Узнав, что он — племянник ее бывшего жениха, она осторожно расспрашивает о дяде, а потом, перейдя к делам, сообщает, что голливудская студия хочет купить право на экранизацию за сто пять тысяч долларов.]
(Гл. 13)
[Потрясенный такими перспективами, Космо решает забрать у лорда Икенхема единственное свидетельство о том, что автор романа — не он, а сэр Раймонд. Кроме того, он сообщает Карлайлу, что нового письма писать не будет. Хитрый Карлайл догадывается, что Космо поедет в Хаммер-холл, чтобы раздобыть письмо; а жена предлагает снова поехать туда самим и украсть его раньше.]
Через два дня после того как хищные птицы решили поживиться в усадьбе, из нее вышло шествие. Возглавляла его миссис Фиби Уиздом, за нею шел ветеринар, а уж за ним — Альберт Пизмарч. Ветеринар сел в машину, сказав на прощание несколько ободряющих слов. Приезжал он к спаниелю по имени Бенджи, который, как свойственно спаниелям, «что-то подхватил». Фиби и Альберт просидели всю ночь у его ложа, устали, но не отчаялись, мало того — глядели друг на друга с той нежностью, с какой глядят друг на друга былые соратники.
Честный Пизмарч нарадоваться не мог на советы старого друга. Судя по всему, в глазах у Фиби светился тот самый свет, какой светился у дев в беде, когда рыцарь Круглого стола отряхивал руки после битвы с драконом. Ночное бдение сблизило их еще больше, и верный Берт нет-нет да подумывал об икенхемовском методе.
Как там? Да, хватаешь, прижимаешь, осыпаешь. Казалось бы, просто — но страшно. Пизмарч колебался, а когда мужчина колеблется, он упускает момент, и ему остается слушать о молоке с капелькой бренди, которое прописал ветеринар.
— Подогрейте немножко, а? В кастрюльке.
Альберт вздохнул. Для икенхемовской системы нужен ключ, какой-то толчок. Сам Ромео растерялся бы, заговори Джульетта о кастрюльках.
— Сейчас, madam.
— А потом отдохните, вы устали.
— И вы устали, madam.
— Да-да. Но мне надо поговорить с лордом Икенхемом.
— Он удит рыбу, madam. Сходить к нему?
— Нет, что вы! Спасибо вам большое. Это — личная беседа.
— Понимаю, madam, — сказал Альберт Пизмарч и пошел греть молоко с таким чувством, словно он опоздал на автобус. Быть может, в его ушах звенели строки Джеймса Грэма, первого маркиза Монтроз:
Страшится посягнуть,
Боится пожелать,
Кто не посмел дерзнуть,
Рискуя потерять.
А может, и не звенели.
Глава 14
[Лорд Икенхем удит рыбу, размышляя о том, почему Карлайл и Космо, явно охотящиеся за письмом, сторонятся друг друга.]
От этих раздумий его оторвал негромкий оклик, и, обернувшись, он увидел Фиби на берегу. Нехотя свернув удочки, он направился к ней; а вылезая из лодки, испугался ее вида. Так выглядели женщины в Монте-Карло после бессонной ночи.
