– Лан – женщина. Обо мне говорите, что хотите, но она спасла жизни многих граждан этого города.
Агенты переговаривались между собой:
– Слушай, если он трахает монстра, значит ли это, что он сам педик? Карается смертной казнью и все такое.
Фулкром метнулся вперед, перекинул свои тяжеленные наручники через голову ближайшего к нему агента и рванул на себя. Оба упали на пол, агент не мог кричать, так сильно душила его цепь, остальные сбились вокруг них, и дальше Фулкром помнил лишь град ударов, нацеленных ему в лицо…
Лан стояла на крыше Балмакары, на самой ее вершине. Путь сюда оказался на удивление легок. Всю стражу отводили сейчас внутрь крепости, готовясь отражать нападение с земли. Всех страшили анархисты. Бо́льшая часть города была уже у них в руках, но где-то далеко, на периферии, творилось нечто еще более странное. Сначала она решила, что это Ульрик осуществил задуманное, но свет шел совсем не оттуда, где она его оставила. Потоки магии рикошетили в нижнем уровне города, в районе внешних ворот. Отсюда, сверху, под снегом и ветром, это выглядело как хорошая древняя гроза, когда климат был теплее, а летние бури мощнее.
Лан приняла решение. Фулкром вернул ей когда-то жизнь – нет, больше того, при его участии она получила такую жизнь, какой не знала никогда прежде и о которой не могла даже мечтать. И она не оставит его гнить в тюрьме, чего бы ей это ни стоило. Ее решение никак не было связано с политикой, просто теперь, когда город вокруг нее рушился, освобождение Фулкрома оказалось единственной целью, ради которой стоило сражаться.
Она шла вдоль края крыши; завидев часового с луком где-нибудь на верхнем уровне, падала ничком и проползала участок, прикрываясь выступающими наличниками окон и желобами водостоков.
Вдруг что-то замельтешило внизу, в одном из внутренних садов крепости: какие-то тени вели ожесточенную молчаливую битву – вот упал стражник, зарубленный ударом топора сзади или сраженный арбалетной стрелой в грудь, ей не было видно, и тут же группка людей скользнула вдоль ограды, одни перескочили через нее сами, затем помогли перебраться другим. Кто это, анархисты? Первым ее желанием было остановить их немедленно, но она одернула себя: «Это больше не твоя война. Фулкром – вот что сейчас главное».
Послышались голоса, еще двое сбегали по ступеням – их Лан узнала. Повернувшись, она понеслась назад, перескакивая через оконные наличники с риском поскользнуться и сломать шею.
Из-под козырька крыши она наблюдала, как Тейн и Вулдон спускались с крыльца Балмакары навстречу отряду стражников.
Что же делать?
– Тейн, – шепнула она.
Она видела, как веркот замер на полушаге и тут же напрягся рядом с ним Вулдон. Тейн огляделся и вступил с Вулдоном в диалог.
– Тейн, болван ты эдакий! Это я, Лан, я здесь! Подыграй мне, пожалуйста.
И снова диалог между двумя Рыцарями. Слышал ли он ее? Оставалось только надеяться.
– Арестуйте меня, когда я приземлюсь, и скажите, что уводите меня в замок!
Не давая себе времени передумать, она оттолкнулась от стены и пошла им навстречу сначала по воздуху, а потом спустилась, едва не поскользнувшись на обледенелой земле. Стражники начали подбираться к ней всем отрядом, но Лан с надеждой глядела на бывших коллег.
Вулдон понятливо кивнул и взмахнул огромной лапой в сторону солдат, которые тут же замерли неподвижно.
– На вашем месте, – проревел он, – я бы вернулся на пост, как велел император. Мы сами ее возьмем. Она опасна.
Тейн сделал вид, будто заламывает ей руки за спину, и развернул ее лицом к крыльцу.
– Что ты задумала? – шепнул он ей на ухо. – Если мы приведем тебя в замок, тебя арестуют.
– Мне надо освободить Фулкрома, – шепнула она в ответ, смаргивая снег, который летел ей прямо в лицо. Вулдон договаривался с солдатами.
– Хочешь оказаться с ним в тюрьме? – сказал Тейн. – Кончится тем, что вас убьют обоих – ну, или, самое меньшее, отнимут у тебя силу.
Вулдон подошел к ним. И тихо сказал:
– Похоже, ты хочешь, что мы помогли тебе вызволить Фулкрома.
Лан улыбнулась.
– Чертовски хочу.
Вулдон продолжал:
– Вообще-то, император послал нас разузнать, что это за вспышки такие там, на горизонте, – то ли культист какой спятил, то ли еще чего.
– Это меня не волнует, – отвечала Лан. – Теперь моя главная забота – Фулкром, а потом Ульрик, который сидит сейчас на вершине Астрономической башни и творит свой ритуал. В Балмакару только что проникла кучка анархистов, я видела. Они послужат нам прикрытием. Но времени мало.
– Что ж, пойдем добывать Фулкрома; потом посмотрим, что останется от города, и займемся эвакуацией.
– Кого вы собираетесь эвакуировать – целый город? – в ужасе выдохнула Лан.
Но мужчины молча вели ее вверх по лестнице, и она даже обрадовалась, когда после ветра и снега оказалась в тепле богато украшенного зала.
– Мне кажется, начиная с этого момента мы ни от кого больше не зависим, – сказала Лан. – Не надо выбирать, на чьей стороне нам быть и кому служить, не надо слушать приказов. Теперь есть только мы, Рыцари.
– Вот и прекрасно, – отозвался Вулдон.
Молоденький солдатик так спешил проверить у них документы, что даже поскользнулся на гладком мраморном полу, и Вулдон встретил его ударом могучего кулака в горло. Тот забулькал и свалился, грохоча доспехами.
– Вулдон, – с укоризной сказал Тейн.
– А чего? Лан же сказала, что мы теперь сами по себе.
– Тоньше надо быть, тоньше, – ответил веркот со вздохом.
Кейли вместе с Шалев и ее мстительными друзьями шел по темным садам императорской резиденции. Они одолевали ограду за оградой, не сбавляя темпа и не нарушая ритма своего движения. Они огибали пустующие посты охраны, перескакивали через клумбы с цветами тундры, пригибаясь, пробегали под окнами с узорными чугунными решетками и так, шаг за шагом, добрались до заветного окна возле кухни. Двое из обслуги Балмакары давно уже переметнулись к анархистам, и через них Шалев немало узнала о внутреннем устройстве и планировке крепости.
С дешевым, почти невесомым оружием в руках они походили на воинов-дикарей, но, когда Кейли наблюдал своего идола за работой, его сердце отчаянно колотилось. Шалев установила под большим окном реликвию, активировала ее, отошла на шаг в сторону и дождалась, пока стекло растает и стечет на подоконник фиолетово мерцающей лужицей. Снова схватив реликвию, она вернула ее в мешок. Потом подпрыгнула, встала коленями на подоконник и пролезла внутрь.
Первым за протянутую руку Шалев ухватился Кейли. Осторожно, чтобы не задеть жидкое стекло, он прополз внутрь. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, он ждал, пока за ними последуют другие. В темном помещении пахло тушеными овощами и травами.
На стене, позади двух огромных плит, поблескивали ножи и разные кухонные принадлежности. Горшки и сковородки висели у них над головами, а еще он мог поклясться, что видел крысиный хвост, мелькнувший и скрывшийся в углу.
Наконец все собрались в кухне и проверили оружие, прежде чем следовать за Шалев в покои замка. Выйдя и повернув за угол, Кейли почувствовал, как его обуяла злость. Со всех сторон его окружала такая роскошь, какую он не в силах был бы представить, даже если бы от этого зависела его жизнь. Неужели кто-то так живет? К чему столько золота и драгоценных камней, зачем до такого блеска полировать мраморный пол?
Кто-то из его спутников сбил с подставки вазу, но Шалев повернулась на каблуках и успела перехватить ее раньше, чем та упала на пол. Шалев зашипела на них:
– Я знаю, вам все здесь хочется уничтожить, но погодите, еще не время. Сначала убьем Уртику, а уж потом вдоволь позабавимся.
И она пошла вперед – она знала маршрут, вызубрила его по самодельным картам. В одной руке она сжимала реликвию, готовая пустить ее в дело; Кейли не знал, что это такое и как оно работает, но чувствовал себя уверенно и спокойно под прикрытием продвинутого оружия культистов.
Они шли медленно, осторожно, прижимались к стенам, когда кто-нибудь проходил мимо. Во многих коридорах кипела жизнь: гонцы бежали с императорскими депешами, маршировали солдаты. Это удивило Кейли: в такой-то час ночи!
Они поднялись по лестнице то ли на третий, то ли на четвертый уровень – он давно сбился со счета – и увидели просторный зал, устланный мягким ковром. Стены и потолки покрывали росписи, правда, что именно они изображали, в темноте видно не было.
Где-то за стенами по-прежнему стонал ветер.
Лан шла за Вулдоном, а тот, напрягая память, уводил их все дальше и дальше вглубь подземелий Балмакары. Никто не останавливал их, не задавал вопросов о том, куда они ведут Лан, – это никого уже не интересовало. Все были заняты лишь войной, разразившейся в городе.
Тейн был неоценим. Он шел рядом с Вулдоном, закрыв глаза, а Лан держала его под руку и направляла его шаги – и все ради того, чтобы обострить его слух. Они уже обыскали немало коридоров, но камеры в них были пусты – изнутри не доносилось ни звука, даже дыхания и то не было слышно. Стражей в коридорах и у дверей тоже не было, тюрьму будто забросили.
