– Можете, миссис Бельмон. Можете. У нас еще десять дней, за эти дни дом преобразится. Разве вы не планировали это?
– Но как это мне поможет… с ней?
– Пригласите ее сюда. Пригласите ее подруг. Назначьте это на вечер накануне… моего ухода. Это будет новоселье… своего рода.
– Она не придет.
– Придет. Придет посмеяться… И не сможет.
– Ты на самом деле так считаешь? О, Тони, ты считаешь, мы это можем?
– Она держала обе его руки в своих… Потом, отвернув лицо, сказала: – Но что это даст? Ведь это не я, это ты все делаешь. Я сижу на твоей шее.
– Никто не живет в великолепном одиночестве, – прошептал Тони. – В меня вложили знания. То, что вы и все остальные, видите в Гледис Глафферн, не вполне Гледис Глафферн. Она сидит на шее своих денег и общественного положения. Она это не подвергает сомнению. А почему вы должны?.. И взгляните на это с такой точки зрения, миссис Бельмон. Я создан повиноваться, но пределы своего повиновения определяю я сам. Я могу следовать приказам охотно, с желанием, или скупо, без желания. Ваши желания я выполняю охотно, потому что вы как раз тот человек, для службы которому я создан. Вы добры, дружелюбны, скромны. Миссис Глафферн, как вы ее описываете, не имеет таких качеств, и я не стал бы повиноваться ей, как вам. Значит, вы, миссис Бельмон, а не я, проделываете все это.
Он отобрал свои руки, и миссис Бельмон взглянула на его лишенное выражения лицо. Она вдруг испугалась совершенно по-новому.
Нервно глотнув, она смотрела на свои руки, которые все еще чувствовали давление его пальцев. Ей не показалось: он легко пожал ей руку, мягко, нежно, как раз перед тем, как убрать свои.
Нет!
Его пальцы… Его пальцы…
Она убежала в ванную и принялась мыть руки – яростно, бесполезно.
На следующий день она его сторонилась; пристально поглядывала на него; ждала, что может последовать, но ничего не происходило.
Тони работал. Если он и испытывал какие-нибудь трудности при оклейке обоями или в использовании мгновенно высыхающей краски, это никак не проявлялось. Движения его были точны, он работал искусно и уверенно.
Работал он всю ночь. Она ничего не слышала, но каждое утро начинались новые приключения. Она не могла увидеть все новое сразу, до самого вечера открывала все новое и новое, и наступала следующая ночь.
Она однажды попыталась помочь, но человеческая неуклюжесть помешала ей. Он был в соседней комнате, а она вешала картину на намеченное математическим взглядом Тони место. Метка на месте, картина здесь, отвращение к безделью тоже с нею.
Но она нервничала, а может, лестница оказалась ненадежной. Почувствовала, что лестница падает, и закричала. Лестница упала, но Тони, с его невероятной скоростью, подхватил Клер.
В его спокойных темных глазах ничего не отразилось, а сказал он только:
– Вам не больно, миссис Бельмон?
Она сразу заметила, что, падая, рукой задела его волосы; впервые она видела, что они действительно состоят из отдельных черных волосков.
И тут же ощутила его руки у себя на спине и под коленями, он держал ее крепко, но осторожно.
Она толкнула его, и собственный крик громко прозвучал в ее ушах. Остальную часть дня она провела в своей комнате, а потом спала, заложив стулом дверь спальни.
Она разослала приглашения, и, как и предсказывал Тони, они были приняты. Оставалось только ждать последнего вечера.
Он наступил, после нескольких вечеров, наступил в свое время. Она не узнавала свой дом. В последний раз прошлась по нему: все комнаты изменились.
– Они скоро придут, Тони. Тебе лучше уйти в подвал. Нельзя, чтобы они…
Она смотрела какое-то время, потом слабо сказала: «Тони». Громче: «Тони». Почти закричала: «Тони!»
Она была в его руках, он приблизил свое лицо, сжал ее. Сквозь эмоциональную суматоху она слышала его голос.
– Клер, – говорил этот голос, – Я многого не понимаю, и, должно быть, это одна из таких вещей. Завтра я ухожу, но мне не хочется. Во мне больше, чем простое желание угодить вам. Разве это не странно?
Лицо его еще ближе, губы теплы, но в них нет дыхания: машины не дышат. Губы совсем рядом…
…Прозвенел звонок.
На мгновение она беспомощно пошевелилась, и он тут же исчез, его нигде не было видно, а звонок снова звенел. Звенел настойчиво.
Занавес переднего окна откинут. А пятнадцать минут назад он был закрыт. Она это знала.
Они видели. Они все видели!
Входили они вежливо, всей компанией – свора пришла повыть, – бросая острые взгляды по сторонам, все рассматривая. Они видели. Иначе почему Гледис в своей высокомерной манере начала расспрашивать о Ларри? И Клер была вынуждена отчаянно защищаться.
Но они не смеялись.
Она видела ярость в глазах Гледис Глафферн, в фальшиво восторженных словах, в ее желании рано уйти. Расставаясь с ними, она слышала отрывки:
…никогда ничего подобного не видела… такой красивый…
И она поняла, что особенно вывело их из себя. Она может быть красивей Гледис Глафферн, благородней, богаче – но какое право у нее на такого красивого любовника?
И тут она снова вспомнила, что Тони – машина, и по коже ее поползли мурашки.
– Уходи! Оставь меня! – закричала она в пустой комнате и побежала в спальню. Она проплакала всю ночь, а на следующее утро, очень рано, когда улицы были еще пусты, пришла машина и увезла Тони.
Лоренс Бельмон, повинуясь импульсу, постучал в дверь кабинета Сьюзан Кэлвин. Она была с математиком Питером Богертом, но Лоренса это не остановило.
Он сказал:
– Клер говорит, что «Ю.С.Роботс» оплатила все, что в доме…
– Да, – ответила доктор Кэлвин. – Мы отнесли это к эксперименту, это его необходимая часть. Теперь, в своей новой должности помощника главного инженера, вы сможете держаться на таком уровне.
– Меня не это беспокоит. Вашингтон дал согласие, и я думаю, на следующий год мы сможем начать массовое производство модели ТН. – Он как будто хотел уйти, заколебался, снова повернулся.
– Да, мистер Бельмон? – после паузы спросила доктор Кэлвин.
– Я раздумываю… – начал Ларри. – Раздумываю, что на самом деле происходило в доме. Она… я хочу сказать, Клер… она так изменилась. Не только внешне, хотя, откровенно говоря, я поражен. – Он нервно рассмеялся.
– Это не моя жена! Я не могу объяснить.
– А зачем? Вам не нравятся изменения?
– Наоборот. Но, видите ли, это меня немного пугает…
– Не волнуйтесь, мистер Бельмон. Ваша жена вела себя очень хорошо. Откровенно говоря, я и не думала, что получится такое полное и совершенное испытание. Теперь мы точно знаем, какие изменения следует внести в модель ТН, и заслуга в этом принадлежит исключительно вашей жене. Если быть совершенно откровенной, ваша жена больше заслужила ваше повышение, чем вы сами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
