Мистер Хитклиф замолк и отер лоб. Волосы его прилипли к вискам, взмокшие от испарины, глаза глядели неотрывно на красные угли в камине, брови же он не сдвинул, а поднял чуть не под корни волос, что делало его лицо не таким угрюмым, но сообщало чертам странную встревоженность и томительное напряжение, как будто вся сила мысли была устремлена на один предмет. Говоря, он лишь наполовину обращался ко мне, и я не нарушала молчания. Мне было не по душе слушать его речи! Вскоре затем он опять задумался над портретом, снял его и приставил к спинке дивана, чтобы видеть в лучшем освещении; и когда он снова загляделся на него, вошла Кэтрин и объявила, что готова, пусть ей только оседлают пони.
— Перешлете это завтра, — сказал мне Хитклиф. Потом, повернувшись к ней, добавил: — Пони вам ни к чему. Вечер прекрасный, а на Грозовом Перевале вам никакие пони не понадобятся: для тех прогулок, какие вам разрешат, обойдетесь своими двумя. Идемте.
— До свидания, Эллен! — шепнула моя дорогая маленькая госпожа. Когда она меня поцеловала, губы ее были, как лед. — Заходи навещать меня, Эллен, непременно.
— И не вздумайте, миссис Дин! — сказал ее новый отец. — Когда я захочу побеседовать с вами, я приду сюда. Мне не нужно, чтоб вы за мной шпионили!
Он подал ей знак идти впереди него; и, кинув мне взгляд, резнувший меня по сердцу, она подчинилась. Я стала у окна и смотрела им вслед, когда они шли садом. Хитклиф крепко взял Кэтрин за руку, хоть она, как видно, сперва возражала; и быстрым шагом уволок ее в аллею, где их укрыли деревья.
30
Я навестила раз Перевал, но с Кэтрин так больше и не увиделась. Джозеф уперся рукой в косяк, когда я зашла и спросила свою барышню, и не дал мне к ней пройти. Он сказал, что миссис Линтон занята, а хозяина нет дома. Зилла мне рассказала кое-что об их житье-бытье, а то бы я и не знала, пожалуй, кто там у них жив, кто помер. Она считает Кэтрин высокомерной и недолюбливает ее, как я поняла из ее разговора. Молодая леди на первых порах просила ее кое в чем услужить ей; но мистер Хитклиф наказал ей делать свое дело, а его-де невестка сама о себе позаботится, и Зилла, ограниченная, черствая женщина, охотно подчинилась приказу. Кэтрин такое невнимание приняла с ребяческой злостью: платила за него презрением и зачислила ключницу в число своих врагов, как если бы та и впрямь нанесла ей тяжкую обиду. У меня был длинный разговор с Зиллой месяца полтора тому назад, незадолго до вашего приезда, когда мы с нею встретились на вересковом поле; и вот что я от нее услышала:
— Миссис Линтон, как пришла сюда, — рассказывала Зилла, — так первым делом, не поздоровавшись ни со мной, ни с Джозефом, побежала наверх, заперлась в комнате Линтона и до утра не показывалась. Утром, когда хозяин с Эрншо завтракали, она сошла вниз и спросила, вся дрожа, нельзя ли поспать за врачом, — ее двоюродный брат очень болен.
— Это не новость, — ответил Хитклиф, — но его жизнь не стоит ни гроша, и я ни гроша на него не потрачу.
— Но я не знаю, что нужно делать, — сказала она, — и если никто мне не поможет, он умрет.
— Вон отсюда! — закричал хозяин. — И чтоб я ни слова не слышал о нем! Здесь никому не интересно, что с ним будет. Если вам интересно, сидите при нем сиделкой; если нет, заприте его и оставьте одного.
Тогда она насела на меня, и я сказала ей, что довольно намучилась с надоедливым мальчишкой: у нас у каждого свои дела, а ее дело — ухаживать за Линтоном; мне, мол, мистер Хитклиф приказал оставить эту работу за ней.
Как они там ладили между собой, не могу вам сказать. Он, я думаю, без конца привередничал и сам над собою хныкал день и ночь, и она, конечно, не знала с ним ни сна, ни покоя: это видать было по ее бледному лицу и воспаленным глазам. Она заходила иногда на кухню, сама не своя, и мне казалось, что ей хочется попросить помощи. Но я не собиралась идти наперекор своему хозяину — я никогда не смею, миссис Дин, пойти ему наперекор, — и хотя я в душе осуждала хозяина, что он не посылает за Кеннетом, не мое это было дело соваться с советами и попреками, и я не совалась. Раза два мне случилось, улегшись со всеми спать, за чем-то опять открыть свою дверь, и я видела тогда, что миссис сидит на лестнице, на верхней ступеньке, и плачет; и я быстренько запиралась у себя, чтоб не поддаться жалости и не вступиться за обиженную. В ту пору я жалела ее, право, но все-таки, знаете, не хотелось мне лишиться места.
Наконец, как-то ночью она вошла без спросу в мою комнату и объявила — да так, что я чуть не рехнулась с перепугу:
— Скажите мистеру Хитклифу, что его сын умирает, на этот раз я знаю наверное, что он умирает. Сейчас же встаньте и доложите ему.
Сказала она эти слова и тотчас же вышла. С четверть часа я лежала, прислушиваясь, и меня так и трясло. Никто не шевелился — в доме было тихо.
Миссис ошиблась, подумала я. Ему полегчало. Не стоит никого беспокоить. И я начала засыпать. Но мой сон прогнали вторично, на этот раз резким звонком — а у нас только один звонок и есть: нарочно купили для Линтона; и хозяин крикнул мне, чтоб я посмотрела, что там такое, и объяснила бы им, что он-де не желает еще раз проснуться от такого шума.
Тут я передала ему, что мне сказала Кэтрин. Он выругался про себя и через пять минут вышел с зажженной свечой и направился в их комнату. Я вошла за ним. Миссис Хитклиф сидела у кровати, сложив руки на коленях. Ее свекор подошел, поднес свет к лицу Линтона, поглядел, потрогал, потом повернулся к ней.
— Ну, Кэтрин, — сказал он, — как вы себя чувствуете?
Она ни звука.
— Как вы себя чувствуете, Кэтрин? — повторил он.
— Ему уже ничего не страшно, а я свободна, — ответила она. — Мне было бы совсем хорошо, — продолжала она, не сумев даже скрыть свою злобу, — но вы так долго оставляли меня одну бороться со смертью, что я чувствую и вижу только смерть! Я чувствую себя, как сама смерть.
Да и смотрела она прямо покойницей. Я дала ей вина. Гэртон и Джозеф, проснувшиеся от звонка и топота и слышавшие через стенку наш разговор, теперь тоже вошли. Джозеф, мне думается, был рад, что молодой хозяин скончался; Гэртон казался чуточку смущенным; впрочем, он не столько думал о Линтоне, сколько глазел на Кэтрин. Но хозяин приказал ему выйти вон и лечь спать: его помощь, сказал он, не нужна. Потом он велел Джозефу отнести тело в его комнату, а мне вернуться в мою, и миссис Хитклиф осталась одна.
Утром он послал меня сказать ей, что она должна сойти вниз к завтраку. Она была раздета — видно, собиралась лечь — и сказалась больной, чему я не очень удивилась. Я так и передала мистеру Хитклифу, и он ответил:
— Хорошо, пусть сидит у себя, покуда здесь не управятся с похоронами. Вы заходите к ней время от времени и приносите что нужно, а когда увидите, что ей лучше, скажете мне.
