Она чуть наклонила голову в ответ на мой вежливый кивок. И тихо, величественно пошла прочь. Так медленно, что казалось, не идет — плывет над травами.
Я взглянул ей под ноги. Нет, в невесомой черной пыли, оставшейся на вытоптанной земле, были видны следы маленьких каблучков. Женщина подошла к своей свите, и те направились прочь — к шалашам, где их, наверное, ждали лошади и сопровождающие. Свита такой знатной дамы должна составлять человек восемь-десять, никак не меньше.
Стар подошел ко мне сзади.
— Надо руки намочить? — спросил он.
— Не совсем, — ответил я, не оборачиваясь. — Надо лоб побрызгать. Если сможешь это сделать, не намочив рук — валяй.
Сзади раздался плеск.
Я обернулся, и увидел, что Ди Арси, схватившись за лежащие на краю камни, нагнулся и окунул голову в чашу. Потом он выпрямился и, отфыркиваясь, смахнул с лица мокрые волосы. Расстегнул ворот промокшего сюрко.
— Ну и зачем? — спросил я.
— Это была моя мать, — ответил он. — И эта твоя Святая расскажет мне, о чем они разговаривали!
— Святая тебе не скажет, а заставить ты ее не заставишь, — пообещал ему я. — Я тебе не позволю.
— Источник — это, конечно, хорошо, — мечтательно произнесла святая. — Но только здесь я чувствую себя по-настоящему хорошо. Похоже на дом. Правда, Райни?
Святая сидела на краю каменистой площадки. Как я уже сказал, выше по склону земля понемногу с холма съезжала, как съезжает одеяло с приподнявшего плечо человека, и вершина холма увенчивалась небольшой каменной горушкой. Пещера Святой была чуть ниже, над ней как бы нависал скальной козырек. Вот на нем-то и сидела Святая, неловко скрестив ноги.
Перед нашим разговором я попросил Стара остаться внизу, у подножия холма.
— Щас, — хмыкнул он совсем не аристократически. — Ты мне так и не объяснил, какого черта сюда прешься. Потом, у меня к Святой свой интерес.
— Поступай, как знаешь, — пожал я плечами.
В самом деле… мне ли беспокоится. Если Святая захочет поговорить со мной наедине, она найдет способ, а не захочет, то тут уж будет Ди Арси со мной или нет — дело десятое. Я только сказал:
— Это ведь я заставил тебя пойти со мной. Не наоборот.
— Считай, что я проникся. Ты — опасный тип, астролог. Я теперь тебя вообще не собираюсь отпускать шляться самому по себе. Пока ты не присоединишься к Хендриксону.
Я расшифровал это так: «Я знаю, что у тебя есть свои секреты, и, раз уж ты меня шантажируешь, то тоже терять времени не собираюсь. С паршивой овцы — хоть шерсти клок».
Так что у подножия скалы осталась одна Вия — стеречь лошадей. Мы с Ди Арси вскарабкались наверх вдвоем. Однако когда мы поднялись на площадку, протиснувшись сквозь узкую каменную щель, Святая даже не повернула к нам головы.
— Я приходила сегодня утром к Источнику, — сказала она. — Те, кто подлечиться хотели, или там совет получить, уже ушли.
Голос ее был, как мне и прежде помнилось, спокоен и безмятежен.
— Я не за советом, — тихо сказал я. — И уж тем более не за пророчеством.
— Ну, — Святая хмыкнула. — Я не удивлена, что тебя пропустили. А вот молодого милорда с какой стати?
— Мне уйти? — спросил Ди Арси. — Если дама попросит…
Святая совсем не выглядела дамой. Она сидела, сгорбившись, невнятного цвета одеяние — даже не понять, что такое, не то жреческая хламида с рукавами, не то сердех[41], только без кармана, не то халат, как в Эмиратах носят, — заплатано на рукавах, редкие седые волосы связаны в пучок на затылке.
Тут она обернулась к нам.
Святая казалась очень старой — лет не меньше ста. Когда я увидел ее в первый раз, подумал даже «столько не живут». Но глаза у нее были по-молодому ясными, слезились от ветра. Узловатые пальцы сжимали свирель. Святая со свирелью — так ее еще иногда называли. Но никто никогда не видел, чтобы она на ней играла.
У меня сердце замерло — сухонькая старушка на краю скалы, у подножия которой невероятно густым дорогим ковром раскинулся лес, а над вершиной слепило синевой послеполуденное небо… Святая почему-то показалась мне божественнее, чем сами боги. Так всегда и бывает. Когда глядишь на нее, понимаешь, почему ее называют Святой. Правда, никто не говорит, кому она служит.
— Лучше уйди, — сказала старушка. — Мы с тобой потом поговорим. А пока очередь Райни. Правда?
И улыбнулась неожиданно зубастой улыбкой.
Я не стал оборачиваться — и так по шороху камней понял, что Стар развернулся и начал спускаться обратно в щель. Я ему посочувствовал: по опыту знаю, что подняться сюда проще, чем спуститься. Но Святую в любом случае ослушаться было нельзя. Едва познакомившись с этим местом, я удивился было: как его до сих пор не разрушили?… Мало разве охотников?… Разбойничья шайка, отряд какого-нибудь владетельного сеньора, не в меру ретивый сборщик налогов, озлобленные конкуренцией жрецы из ближайшего храма…
Потом я узнал: близлежащие разбойники и бенефициарии сами охраняли Святую. Судьбу она предсказывала всем без разбора, и исцеляла тоже всех. А храмы о ее существовании если и знали, то предпочитали закрывать глаза — ведь Святая никогда ничего не проповедовала.
Это с одной стороны.
С другой стороны, Святую вообще невозможно было ослушаться. По крайней мере, ни у кого из встреченных мною здесь не получилось. Наверное, я и сам не исключение… не знаю, она мне никогда не приказывала.
Я подошел и сел рядом с ней на камень, скрестив ноги. Вид внизу открывался великолепный — только кроны деревьев до самого горизонта.
— Привет, — сказала Святая на Речи. — Райни…
И неожиданно порывисто обняла меня, зарылась лицом в ткань плаща на груди.
Я тоже обнял ее.
— И ты здравствуй, Рая… Ну, как ты тут одна?…
Она не то усмехнулась, не то всхлипнула.
— Это лучше ты мне скажи… каких дел натворил…
— Никаких. Меня пытался привлечь на службу шах Благословенной. Потом князь Асса… Это княжество там, где Великий Рит истекает из Внутреннего Моря. Потом Его Величество Король Мигарота. Потом бургомистр Адвента… тоже пытался.
— Ко мне приходила жрица Фрейи… эти одни из первых. Приходили от Воху-Маны. От Спента-Армаити. От остальной Семерки тоже приходили… Слуги Вискондила… От Зевса были… Остальные олимпийцы не очень, и от Ра тоже не было, но жрец Тора однажды зашел…
Она не стала договаривать, но это было и не нужно. Как и раньше, боги требовали, чтобы сестра признала одного из них. Пошла бы на службу. Регулярно восхваляла, окуривала пусть не храмовыми благовониями — дымом луговых трав. Пела бы пусть не осанну — простые благодарственные гимны своим сорванным старушечьим голосом…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
